Генерал-майор А.И. Кутайсов, начальник артиллерии Русской армии. В этой должности застал его "день Бородина". Главнокомандующий М.И. Кутузов, очень доверявший графу Кутайсову, не раз в течение дня 26 августа совещался с ним о ходе дела. Артиллерия действовала отлично. Погиб, как герой в сражении при Бородино.
Оба генерала решились принять участие в отбитии батареи у неприятеля. Алексей Ермолов приказал батальону Уфимского полка идти на батарею развернутым фронтом, дабы остановить отступающих. «Граф Кутайсов, бывший со мною вместе, подходя к батарее, отделился вправо, где, встретивши часть нашей пехоты, повёл её на неприятеля, но пехота сея была обращена назад, а он не возвращался! Вскоре прибежала лошадь его, и окровавленное седло давало подозрение о его смерти» - писал в своих «Записках» А.П. Ермолов. Так оборвалась жизнь талантливого военачальника. Свидетелей последних минут жизни А. Кутайсова не осталось. П.Х. Граббе вспоминал: «Скоро по возвращении моем на батарею увидели скачущую полем лошадь графа Кутайсова. Её поймали. Седло и стремя были окровавлены... Не оставалось сомнения в судьбе его постигшей, но тело его не найдено, и обстоятельства последних его минут остались неизвестны». Граф А.И. Кутайсов был чрезвычайно богато одарённый человек: он отлично знал шесть иностранных языков, писал стихи по-русски и по-французски, отлично рисовал, обладал обширными познаниями в артиллерии, фортификации, архитектуре; постоянно занимался он этими предметами даже и в военное время, не говоря уже о тех немногих годах спокойной жизни, которые выпали на его долю. Его смерть была тяжёлой потерей для Русской армии, ибо только он один знал все распоряжения, сделанные по артиллерии. Некоторые батареи после его смерти своевременно не получали новых снарядов и вообще действие артиллерии несколько ослабело.
И всё же артиллерия, являясь основным поражающим фактором, так старалась и действовать, нанося неприятелю чувствительный урон. Наряду с казачьими полками в битве при Бородино отличились и донские артиллеристы. Донская конно-артиллерийская рота № 1 под командой войскового старшины П.Ф. Тацына 26 августа 1812 г. состояла при 2-й сводно-гренадерской дивизии ген. М.С. Воронцова, державшей оборону южной флеши у дер. Семёновской. С утра дивизия Воронцова отражала многочисленные атаки превосходящих сил противника - 5-й пехотной дивизии ген. Ж.Д. Компана, 4-й пехотной дивизии ген. Ж.М. Дессэ, артбатареи ген. Ж.М. Пернетти, а чуть позже 10-й, 11-й и 25-й пехотных и 8-й армейской дивизий под командованием маршала Франции М.С. Нея. При каждой атаке французов донские артиллеристы (16 урядников и 167 казаков) встречали их убийственным картечным огнём, нанося большой урон. Все артиллеристы были представлены к награждению, а начальник роты Тацына получил чин подполковника, есаул Салтысов - орден Св. Владимира 4-й ст., трое казаков получили Знаки Отличия Военного ордена. Донская конно-артиллерийская рота № 2 войскового старшины П.В. Суворова 2-го находилась с 24 августа до утра 27 августа в резерве правого фланга. А затем в арьергарде М.И. Платова и прикрывала отход русских войск от Бородино до Москвы. Во время сражения на Курганной высоте отличился поручик донской конной артиллерии Поздеев - адъютант начальника артиллерии ген. А.И. Кутайсова.
Ген. А.П. Ермолов, возглавивший 3-й батальон Уфимского и 18-й егерский полк, в результате успешной контратаки вернул утраченные позиции. На батарее, имевшей 18 орудий, оставалось всего два заряда картечи, а офицеры и прислуга при орудиях были убиты. С помощью солдат Уфимского полка А. Ермолов переменил большую часть батареи и удерживал её в течение полутора часов от нападений неприятеля. Затем вызвал начальника 24-й дивизии ген. П.Г. Лихачёва и сдал ему батарею. Командовать ею до конца сражения был назначен, по отзывам А.П. Ермолова, «отличный офицер» поручик Поздеев. Наполеон вызвал к себе своего любимца ген. Коленкура, передал ему под команду кавкорпус погибшего в предыдущей атаке ген. Монбрена, и приказал во что бы то ни стало овладеть Курганной высотой. «Я буду там живым или мертвым», - поклялся Коленкур. В два часа дня французы начали решающий штурм Курганной высоты, которая стала уже открытой не только для фронтального, но и для флангового удара. При огненной поддержке 300 орудий (половина всей действовавшей в битве французской артиллерии), в отчаянную атаку теперь пошли три пехотные и одна кирасирская дивизия, мчавшаяся впереди. Участник боя Лабом вспоминал: «Казалось, что вся возвышенность превратилась в движущуюся железную гору. Блеск оружия, касок и панцирей, освещённых солнечными лучами, смешивался с огнём орудий, которые, неся смерть со всех сторон, делали редут похожим на вулкан в центре армии». Кирасиры, врубившиеся с фланга, были поддержаны пехотинцами из дивизии Жерара, шедшими по фронту.
К этому времени 7-й корпус ген. Раевского практически перестал существовать. Защищала «редут смерти» теперь только одна пехотная дивизия ген. П.Г. Лихачёва. Неприятель сосредоточил против неё огромные силы. По фронту Курганную высоту атаковали неисчислимые массы французской пехоты Богарне и Нея. Корпус Коленкура незаметно обошёл батарею Раевского с фланга и молниеносно атаковал. Геройски дрались и погибали у орудий русские артиллеристы. Защитники высоты не смогли отразить неожиданный удар Коленкура, так как одновременно с фронта волнами наступала пехота. 24-я пехотная дивизия вся, до последнего человека, пала на кургане, не сделав ни шагу назад. Пожилой ген. Лихачёв кричал: «Помните, ребята, дерёмся за Москву!» А когда остался один, то разорвал на груди мундир и пошёл на французские штыки. Израненный, он был взят в плен. Только в 3 часа дня батарея Раевского была захвачена. Коленкур сдержал свое слово и погиб. В этой последней атаке полегло столько кирасир, кавалеристов с тяжёлым вооружением, что «редут смерти», стали называть ещё и «могилой французской кавалерии». Курганная высота являла собою зрелище, превосходившее по ужасу всё, что только можно было вообразить. Подходы, рвы, внутренняя часть укреплений - всё это исчезло под искусственным холмом из мертвых и умирающих, средняя высота которого равнялась росту 6-8 чел., наваленным друг на друга», - писал один из участников сражения. По выражению французского офицера Цезаря Ложье, «погибшая здесь дивизия Лихачёва, казалось, и мертвая охраняла свой редут».
Казалось бы, ключ Бородинской позиции Наполеоном был взят, но и это не решало дела в его пользу: русская пехота отошла за недалекий овраг и снова выстроилась в боевой порядок. Наполеон сделал последнюю отчаянную попытку разгромить русских и бросил на центр два кавкорпуса. Развить успех французам не позволили полки 2-го и 3-го кавкорпусов - К.А. Крейца и Ф.К. Корфа, которые лично повёл в бой, примчавшийся сюда ген. М.Б. Барклай-де-Толли. Чуть позже он написал: «Тогда началась кавалерийская битва из числа упорнейших, когда-либо случавшихся». В ходе этого сражения под Барклаем пали пять лошадей. Были убиты и ранены его адъютанты, ему прострелили шляпу и плащ, но он, как писал Фёдор Глинка, «с ледяным спокойствием втеснялся в самые опасные места». М.А. Милорадович - один их храбрейших русских генералов, увидев это, воскликнул: «у него не иначе как жизнь в запасе».
И тверд, неколебим
Герой наш бед в пучине,
Не содрогаяся, противися судьбине,
Прилив и рев молвы душою отражал.
С.Н. Глинка - Вождю несчастливому, князю Михаилу Богдановичу Барклай-де-Толли.
Натиск французской конницы был отбит, она отступила. Среди портретов героев Отечественной войны 1812 г., размещённых впоследствии в военной галерее Зимнего дворца, один, работы английского художника Джорджа Доу, всегда привлекал внимание великого поэта А.С. Пушкина. В широко известном стихотворении «Полководец», посвящённом этому портрету, он обращался к образу прославленного генерала довольно трагичной судьбы - М.Б. Барклай-де-Толли. ... И долго укреплен могучим убежденьем, Ты был непоколебим пред общим заблужденьем. Выходец из старинного шотландского рода, принял в начале войны на свои плечи тяжелый моральный груз ответственности за отступление 1-й и 2-й Западных русских армий от гос. границы вглубь страны. Полководец в самое тяжёлое время совершил поистине исторический подвиг - сберёг для России полевую армию, основу её военной силы.
Сохранил боеспособность армии до того времени, когда она на поле Бородинском сошлась с наполеоновской армией и в невиданной баталии развеяла миф о непобедимости французов. В Бородинском сражении ген. от инфантерии Барклай-де-Толли искал смерти. «Всюду, где есть опасность, находился главнокомандующий военный министр», - писал его начштаба ген. А.П. Ермолов. Энергично и бесстрашно Барклай командовал центром и правым крылом русской армии. Словно бы призывая смерть, он разъезжал под вражескими снарядами... Погибли два его адъютанта, лошадь была убита ядром, генерал сам ходил в атаку, - но не получил ни царапины. «Вчера я искал смерти, и не нашёл её», - сказал Барклай на следующий день Ермолову. «Имевши много случаев узнать твёрдый характер его и чрезвычайное терпение, я с удивлением увидел слёзы на глазах его, которые он скрыть старался. Сильны должны быть огорчения!» Огорчения Барклая были огромны. Очень многие в армии и обществе считали его «изменщиком», начиная от Багратиона и заканчивая последним солдатом, а доказательства предательства этого «немца, шмерца» были неопровержимы: русская армия отступила почти до древней столицы. То, что Барклай сохранил армию и не дал разгромить её в первом же сражении, в расчёт не бралось. Барклай-де-Толли был, по выражению Дениса Давыдова, «сумрачным, постоянно угрюмым, хотя и скромным, бесстрашным, неутомимым и холодным, как мраморная статуя», - эти качества не прибавляли ему популярности.
Продолжение следует в части 23 http://proza.ru/2018/08/10/1313