Дед Морозов

Елена Супранова
                Дед Морозов
                Рассказ
И приснился Гене сон: его назначили Дедом Морозов.
С назначеньицем, значит!
По должности ему полагается: валенки Битцевской фетрообувной фабрики – одна пара; носки шерстяные – две пары (распаровка по размерам, непорядок); термобельё шерстяное; брюки на вате одёжной, стёганые, плюс подтяжки – кожа, вискоза, высококачественная эластичная резина, не подверженная деформации, надёжные зажимы; рукавицы оленьи мехом внутрь, орнамент в три цвета, на резиновой тесьме; халат двусторонний на пуху гагачьем, по низу вата белая медицинская, с противопожарной пропиткой, в карман сунут кушак полутораметровый; шапка пыжиковая плосковерхая с замшевым узорным отворотом; мешок с подарками безразмерный (передаётся без пересчета содержимого); клюка-посох берёзовый, волшебный. Вся экипировка – возвратная.
«Дедом так Дедом», – подумал Гена и перевернулся на другой бок – досыпать.
Под шапкой зачесалась голова, с правой ноги соскользнул великоватый валенок, и нога в маловатом шерстяном носке стала стыть; под животом кушак туго затянут узлом. Тяжко. Вдруг слышит сквозь сон:
– Вставай, Гена, тебе морозить пора! Олени притомились ждать, нарты  заиндевели. Пора, вставай, ну же!
Сон сладкий. Приоткрыл один глаз, другой…
– Кто тут? Где я?
Опять крик, с улицы:
 – А на Оленьем острове, здесь твоё начало, поторапливайся!
– А-аа… – окончательно проснулся Гена, выпростал руки из-под одеяла: потягушеньки-и, – и впрямь пора. Но сначала бы побриться.
– Ты что?! Тебе ж на вахту заступать: морозом стёкла разукрашивать, ёлки снежными шапками накрывать, и детки подарки ждут! Ещё их успеть развезти. Олени  застоялись.
Вышел Гена на волю, осмотрелся: лёд под ногами гладкий, зеркалом блестит…
– Ну-ка, ну-ка, глянуть вниз, что там подо льдом… – распластался на льду, всматривается в глубину. – Омуль? Застыл… Он, он! Не водяной же!
– Ну да, – поддакнул каюр-погонщик, – в море Карском такая нечисть отродясь не водилась, вода в нём – кристально чистая. Повезло тебе, Морозов, ветер в спину подпинывает. Вишь – в небе? То-то же, это сияние обозначилось: тебя провожать нарисовалось.
– Вижу, вижу, – шепчет Гена, – северное, наверное, какое же ещё?!
– Некогда, некогда, дорогой друг. – Каюр-погонщик еле сдерживает оленей. –  Трогай! Трогай!!!
– А куда мы? – крикнул Гена в снежное безмолвие.
 – На Диксон, туда, за стадом кочующих оленей, на Оленьем ягеля теперь  мало! Пошёл, пошё-ёл!.. – выкрикивает погонщик, похлопывая хореем  по холкам оленей. – Четвёртый день пурга качается над Диксоном, но только ты об этом лучше песню расспроси.
И понеслись олени, рогами разбивая тугой стылый воздух, копытами ссекая ледяную корку – вперёд! Вперёд!.. Олени хорошо бегут, без натуги, к Люсе Воронихиной в посёлок Диксон.
– Тпру-у! Стой, быстроногие! – погонщик натянул вожжи, останавливая оленью упряжку. – Нам сюда: крайний дом, три окошка на улицу, собаку не бояться, она лает только на чужих, – ещё когда было писано в новогодней открытке-заявке: чтоб не боялись, Тобик не кусается. – Ничего, добрались, значит, знаем, помним, сегодня всё и выполним. За всех.
– За всех? – удивился Гена.
 – Ну, да. Раз ты старшОй, значит, давай отдувайся, должность такая у тебя теперь –  Дед Морозов. Время твоё наступило.
– Вона как?!  – удивляется Гена.
– А вот так! – развеселился погонщик.
Где же наша Люся Воронихина?..
Её мама и папа в тысяча девятьсот тридцать девятом году из Москвы-столицы подали телеграмму срочную под номером две тысячи четыреста сорок шесть с новогодним пожеланием для своей дочурки Люси лошадки-качалки Гривненской фабрики игрушек, в узде и с поводком. Тут наша Люся сейчас проживает.
– Фу, нашёл! – обрадовался Гена. – С наступающим, значит, вас годом! Спасибо за песенку, девочка, мне понравилась. Что ж, будем получать?  Лошадка белая на качалке, с раскрашенными красной краской хвостом и гривой, лакированная, сорт первый – по разнарядке 1939 года.
Сунул Морозов руку в мешок, пошарил, призадумался да и ухватил что-то, потянул… И вот она, без обмана: лошадка гривастая на качалке, смолой пахнет.
– Ау-у, Люсенька! Бери за повод, она послушная.
Что такое? Где же девочка Люся? Или дом не тот? Или в школе она? Или спит? А он тут со своими подарками… расшумелся.
Ему отвечают:
– Наша Людмила Петровна у печки, пирожки затеяла для внучат.
– Ишь, бабушка-хлопотунья! Внучат она сегодня ждёт.
– А выросла-то как! – растерялся Морозов.
– Какая она добрая, какая ласковая! Вы на годы не глядите, бабушка Люся у нас боевая! И лошадка сгодится – для праправнучки Олеси. Вам же, любезный Мороз…
– …Иванович, – подсказывает Гена.
– …Вам, дорогой наш Мороз Иванович, пирожков на дорожку. Вы какие любите: с черемухой или с вареньем?
– Пожалуй, с вареньем, – тут уж не растерялся Морозов, принимая гостинец. – Пожелали – получите лошадку гривастую, распишитесь в получении.
Снова бегут олени вперёд, только вперёд!
– Мод, мод! – подгоняет каюр-погонщик оленей.
– Хоп, хоп! – кричит что есть мочи Гена.
Им – на Игарку, через посёлок Караул.
– Мне – караул? – удивляется Гена, затягивая туже кушак.
– Тебе, тебе туда, – расплылся в улыбке хитроватый погонщик.
Лишь закрыл глаза, открыл – бело кругом, снега, но место другое.
– Где, где Караул? Чуть не прозевал!.. Чуть не пронеслись мимо быстрые олени…
–  Эх, Морозов, Морозов, там – уж последний дом, за ним – лишь надолбы и снежные заносы! Стоять, ретивые!
Серёжа Коломеец послал письмо-заказ в 1960 году: под ёлкой новогодней спрятать сапоги-скороходы, ковёр-самолёт, скатерть-самобранку, воду живую и мёртвую. Да, целую гору намечтал получить… «Вот это придумал так придумал! – качает головой Гена. – Начитанный. Сапоги достать из мешка можно, можно и по размеру, а вот чтобы они оказались скороходами… Или уж ему по моде что-то подобрать?.. Но как же быть с водой этой… волшебной?..»
– Здесь Сергей проживает?
– Да-да! Сюда проходите. Сергей Сергеевич! Папа! К тебе.
– Ваш заказ прибыл… Правда, с опозданием, – стал оправдываться Морозов.
– Какой ещё заказ? Ничего не знаю, не заказывал, денег нет, жены нет дома!
– Одна тысяча девятьсот шестидесятого года, предкосмического… Или уж тогда возьмите конфеты «Комета»… – предлагает Гена. – Не желаете?
– Конфеты люблю. Но лучше – в коробке. На столик кладите. Спасибо! Сколько я должен?
– Уже давно за всё уплачено! – радуется гость, проводя варежкой по заиндевелым усам.
А ведь заказчик даже не вспомнил про сказочную воду и не попросил заменить набор конфет космическим аппаратом!
Радуется Гена: усы подросли, закуржавела борода, настоящим Дедом Морозом стал! И сам приосанился, походка стала широкой, морозец полюбил.
Побежали олени дальше по Енисею, в Игарку путь держат, к Артёмке Суворову.
До Игарки добрались, Гена лишь успел шарф вокруг шеи обмотать – не заболеть бы – да два раза притопнуть, тут и остановка. Прибыли. Накричался, голос сорвал, вот ведь дикость! Спать хочется. Ещё и борода чешется, невмоготу. Растёт на приволье.
Погонщик спрыгнул с нарт – и был таков! Незадача…
Потоптался Гена, осматриваясь… Игарка. Ориентир – дом с ветряком. Закрыл глаза, открыл… А вот и он, ветряк на двухэтажном доме: вырезан из консервной банки, к коньку крыши приколоченный. Крутится, пошумливает. «Туда мне», – подумал Гена и нырнул в подъезд. Он помнил, что заказ лежал на самой верхней полке, наверное, ветром прибило, когда с самолета сбрасывали на Олений остров, ещё в июле 2007, там же – и для Леночки Мережко. Оба заказа рядом. Леночка попросила в своем послании два леденца на палочке: для себя и брата Бори, мальчишки капризного и ябеды. Но ведь нельзя обижать маленьких? Ни в коем случае! Ещё приписала ниже, что хочет мишку, как у Галки с улицы Подгорной, а брату – шоколадного гуся, которого они видели в дальнем магазине – бо-ольшущего. И лучше, чтобы он был в кокосовой обсыпке. Ему одному его никак не одолеть, вот вместе и сгрызут: по кусочку, по кусочку; уже и сумка для него приготовлена – получать. Пожелание – закон!
– Мне бы Галочку и Борю увидеть. Можно? – спросил Гена девочку, высунувшуюся из соседней квартиры. – Галочка! – тихо позвал. – У меня подарки вам с Борей! Получайте!
– Наша Галочка уже поступила в университет на Большой земле! Боря, Боря, Дед Мороз настоящий к тебе! – закричала девочка. – Иди же за подарком! Не идёт, отсыпается после лыжного кросса. А можно я получу за него?
– Тогда возьмите и распишитесь, – вздохнул Гена и протянул ей подарки. – Два леденца на палочке, мишка шоколадный в обсыпке – это по заказу, и от меня – крендель с маком. Ты не знаешь, где живет Артёмка Суворов?
Она не знает, она с мальчишками не дружит.
«Эх, свой адрес Артёмка не написал, вот про его мечту и забыли, – огорчился Морозов. – Или перепутали сортировщики. Где же волшебный посох? Не пройтись ли по улице?..»
– Ты Артёмка? – Гена зацепил за рукав пробегающего мимо  мальчишку.
– Ну, я.
– Заказывал к Новому году кулёк конфет и санки?
– Заказывал, с полозьями из нержавейки, ну, и два кило ирисок.
– Тогда получай сани, плюс ирис «Кис-кис»!
И сколько же этот бездонный мешок вмещает?! Вроде не тяжёлый.
Снова вперёд! Снег под полозьями скрипит – слежался.
Вроде бы и не спал, а открыл глаза – Курейка! Спит река подо льдом до самой весны, сонно перекатывает воды. Хорошо же мчаться по ледяной дороге! Посёлок Курейка, переулок Школьный, дом четыре, к Анжелике Пименовой.
– Тпру-у!!! Стоять, олени быстроногие!
Кинулся: где же наряд на доставку? Наряда-то и нет, обронил, разиня, документ сказочный!
Попытаться угадать. Но тут можно и не попасть в точку, хотя все заказывают одно и то же: конфеты и орехи в золотой и серебряной фольге, шары на ёлку, сабли, каски для пожарных, пупсов, говорящих кукол в нарядных платьях, самокаты, самолёты, машины, вездеходы, клоунов на велосипедах, скакалки, мячи и катера заводные, мозаики…
– Лика-Анжелика, где она живёт?.. Да вот же её дом!
Девочка стала совсем взрослой, и всякую ерунду теперь брать не желает! Выросла она. Теперь ей мишки-зайцы – без интереса! Просит перезаказать.
Размечталась Анжелика:
– Смартфон теперь желаю! А? Или тогда уж колечко с изумрудом и бриллиантами!.. Ещё шуба нужна, из лисы чёрно-бурой… Не помешало бы кухню поменять… моя – два метра шестьдесят пять сантиметров. Хотя вы, конечно, такое на заказ не берёте, да? Тогда уж – люстру новую, о пяти рожках, хрустальную, можно? Ещё всякой мелочи хочется… Кто там у вас главный?.. Разрешит? И косметика поизрасходовалась… С пуд было…  И в SPA-салон попасть бы… На Багамы мне очень хочется… как раз сезон… до зарезу нужно. Загореть бы шоколадкой или даже в мулатку превратиться. Багамский язык выучу сразу же, а то я в школе один учила, английский, но плохо. Машину бы мне!.. Чтобы прямо к крыльцу! Ну, и права на вождение. Раздумываете? Ладно, тогда давайте смартфон.
– Смартфон? – пошарил Гена в мешке. – Нет такого пока. Но… ожидается поставка во втором квартале следующего года.
– У-уу… Нечего было и приходить. Ходят тут, топчутся, снега сколько натрясли! Даже захудалого колечка от вас не добьёшься. Морозы замороженные! Ещё вспомнили бы, как девочка Лика однажды себе под Новый год уточку-дудочку заказала. Только было это… двадцать один год назад. Снега-то, снега, сколько нанесли... ведь тает!.. Лику им подавай… Пошёл, пошёл! Морозов поразвелось... Ходят… носят… горланят, стучат… Один убыток от всего этого… Дверью хлопают… Ветер задувает, наметает…
Вытолкнула прочь.
Мороза – вон?! Но ведь он – сказочный, все о встрече с ним мечтают… «И как же тогда – без мечты?..» – пригорюнился Гена. Присел на колоду у заборчика, подумал, что так и не выполнил задание, а вдруг влетит за это… Заругают – там…
Вернулся он к повзрослевшей Лике:
– Принимаю заказ!  Кольцо с изумрудом и бриллиантами, мебель кухонная, мерка по столешнице – два метра шестьдесят пять сантиметров, так? Так. Люстра о пяти рожках, хрустальная, шестнадцать килограмм косметики, билет на Багамы. На три пятнадцать оплаченная очередь в SPA-салон. Что там ещё?..
 – Машину, – подсказала Лика-Анжелика, затаённо вздохнула и вывела пальцем талой дорожкой по ледяным узорам на оконном стекле: Chevrolet! – И не забудьте шубу из чернобурки. На заднее сиденье положьте! Права на вождение суньте в карман!
Помолчал Гена и вздохнул: он уже знал, что последнее желание из заказа окажется лишним, на Багамах – вечное лето, а билет лишь в один конец… И права автомобильные Лике теперь не понадобятся – там рулят совершенно без прав.
– Распишитесь в получении! – достал исправленный наряд из мешка.
Широким росчерком подписала себе Лика новую жизнь. На Багамах. Шоколадной мулаткой. Среди потомков негров-рабов, говорящих без акцента на чистом багамском. Но даже плохой английский там пригодится. И белый автомобиль будет её ждать у шалаша невдалеке от Холма Любви на берегу Старого Багамского пролива! Чудесный воздух. Мангровые леса. Пляжи. Кругом песок. Колеса буксуют… Что ж… для Морозов новогоднее желание – закон. Целый год он властвует.
Доплёлся погрустневший Гена до саней, похлопал по холкам оленей: заждались, заждались… Уныло сел в нарты и шепнул верным оленям:
 – Пошли, пошли вперёд!..
Такая должность у Морозова.
Тихо-тихо перебирают ногами друзья-олени, нехотя набирая ход…
Ночь. Мороз крепчает, но под овчинным тулупом никакая стужа не страшна.
…Несутся себе олени по Енисею. Долго им ещё бежать до стрелки – места встречи Енисея с Ангарой. Сольются две реки, удвоят мощь, и понесутся воды вниз, в море Карское…
Гене не вниз по реке – а вверх, а там – розыск по адресу: Красноярский край, город Лесосибирск, поселок Стрелка, переулок Проточный, Галимова Вера. Ещё летом послано письмо Деду Морозу, пора выполнять заявку, ведь вот-вот наступит Новый год. Девочка просит прислать ей волшебную палочку. Пошарил Гена в мешке, но не нашёл. «Где же, Верочка, мне её взять?.. Нет такой в моём мешке. Ну, приеду, – думал Гена, – отыщу дом, постучусь… Откроет мне малышка-семилетка… Что же делать-то?..»
Остановил оленей под крутым берегом, по чуть приметной тропке дошёл до крайнего дома. Сейчас он постучится, войдет в дом, а Верочка и спросит…
– Наконец-то! – услышал он радостный женский возглас. – Входите, доктор!
– Не доктор к вам пришёл, – начал бодро Гена, – Дед Морозов пожаловал.
Грустно улыбнулась Верочкина мама и пригласила войти. Девочка уже третий день болеет, вызвали доктора, ждут. Увидела Вера Гену в белой бороде, узнала:
– Мороз к нам, да, мама? Ведь настоящий?
– Настоящий, настоящий, – улыбнулся Гена, – на оленях. Хочешь посмотреть на них в окошко?
Взял её на руки и поднёс к окну:
– Во-он под бережком стоят, копытами бьют. Меня заждались.
Увидела Верочка оленей и доктора Ивана Ивановича, поднимающегося на крыльцо.
– Выздоравливай, – пожелал ей Гена и вытащил из мешка игрушку – огромного белого медведя. – Вот и подарок тебе, к выздоровлению.
Про волшебную палочку Верочка не вспомнила.
Остался последний заказ. Побегут олени в Красноярск, на улицу Девятую Продольную, к Саше Чеботарь.
Давным-давно, пожелала Саша новогодний подарок – чудо-машину, крутилку сказочную. Чтобы засунуть внутрь неё какую-нибудь важную вещь, а из машины сразу и выскочили бы две такие. Одинаковые. Книжку туда – и тут же получить две! Шапку с помпоном, а оттуда – две! «Только где же такую машину взять? – чешет бороду Гена.  – Девять лет Саше было, ведь не маленькая». Понимать должна она трудности Морозовы. Сколько ж ей теперь? Если письмо она послала в одна тысяча девятьсот девяносто восьмом, то сейчас ей уже… Выросла она, давно взрослой стала.
Он хотел бы рассказать Сашеньке о том, что чудо-машину пока не придумали, и лучше бы заменить её на что-то другое; о трудностях с исполнением детских желаний; что посылают выполнять заказы самые разные, по самым разным, совершенно несбыточным мечтам, а где же на всех взять волшебные подарки?! Вот и остаются желания неисполненными, приходится выкручиваться… И тут трудности производственные, людской ресурс нестабилен, часто Морозы переводятся в другие регионы… А начальство не одобряет невыполнение заказов, хмурится оно. Это неприятно и чуть-чуть… стыдно. Ещё хотел рассказать про посох, что тот иногда не желает стучать по требованию, или глухо стучит, с неохотой, инструкции по волшебству нарушает. И обернуть бы его новой серебряной бумагой, обновить, задору прибавить, что ли. Только вот уже три года серебряная бумага не поступает, застрял вагон с ней где-то между Абаканом и Тайшетом, – ищи-свищи… Трудностей много, он надеялся на понимание, на сочувствие. И отдохнуть захотелось чуток, расслабиться у телевизора; чаю с брусничным вареньем давно не пил…
Тук-тук-тук! – постучал Гена в квартиру на втором этаже.
Да, действительно, Сашенька стала взрослой, и зовут её теперь Александрой.
– Прибыл я, чтобы… значит…  вас поздравить и вручить… рассказать вам… – начал было Гена. – Отдохнуть бы мне… Чаю попить…
Только вот Александра, горланя песню о медведях, не захотела его выслушать, закричала:
– Устал он, видите ли! Я, что ли, не устала?! С чего тебе, Морозище, уставать?! На оленях разъезжаешь под тулупом. Устал он. Разве тебе понять мою жизнь?! Когда работать надо, план выполнять. Текучесть огромная! Новеньких надо обучать, наставлять. Начальство ругает, премию грозится срезать. Три года ждём замены агрегата на новый, а нам пишут: застрял вагон с оборудованием где-то между Абаканом и Тайшетом, ищи-свищи! А он – устал … Все устают! Что, я хуже вас, волшебников?! Может, я тоже хочу мчаться на оленях! Вот так-то!
В досаде она сдернула с себя кухонный передник и стала крутить им над головой.
– Что, скажешь, недостойна, не справлюсь с твоей, Мороз Красный Нос, работой?! Ещё как справлюсь! Вот только надену свои любимые солнцезащитные очки – сразу превращусь в красотку! Хочу мчаться на таких вот оленях по тундре! – крикнула Александра и ткнула пальцем в статуэтку на телевизоре.
Эскимосский художник вырезал из моржовой кости оленью упряжку и каюра. Его узнал Гена, да и как было не узнать, ведь они мчались на оленях по зимней тундре и кричали: мод, мод! хоп, хоп?! Так вот куда тот торопился…
– Ну, да, – кивнула Александра, – и вот в этих модных очках. Хочу!
– Ладно, – согласился, Гена, и невольно повторил её жесты: дотронулся волшебным посохом до неё и до оленей на телевизоре.
– В этих вот нартах? – переспросил он с недоверием; Александра быстро-быстро закивала.
И сейчас же она стремительно закрутилась на месте и стала уменьшаться, пока не превратилась в малюсенького человечка, сказочную девочку ростом с мизинчик. Морозов посадил её на ладонь, поднёс к статуэтке, стукнул посохом – малютка запрыгнула в моржовые нарты…
Крошка Александра стояла за каюром, в её поднятых руках развевался флагом кухонный передник, а на носу были солнцезащитные очки. Она за-мер-ла.
Статуэткой. На телевизоре. До следующего года.
Вышел Гена на мороз, вконец огорчённый:
 «Пропал я! – вздохнул. – Мне скоро возвращаться домой, кто же будет заказы выполнять? Кому же вахту Морозову сдать?»
Река Енисей скованна льдом. А по льду ребятня катается на санках, им мороз нипочём.
– Эге-гей! – окликнул их Гена, – нет ли среди вас и моего внука? Морозко, иди скорей к деду!
Рядом приостановились санки, и раздался звонкий голосок:
– Деда, деда, вот же я!
Высоко поднял Гена Морозку, подержал на руках Новенького и опустил на ноги:
– Ишь, побежал! Ведь бежит! Не угонишься за ним! Успел-таки, пострелыш, в Новый год!
Главную вахту Морозову Гена сдал.
Вахту принял: ещё один – из Морозов.