Сколько себя помню, высоты боюсь панически. Деревянный бум у песочницы, крыльцо, плечи отца или земля из окна самолёта, любое из перечисленного - причина безотчётного ужаса. Голова делается тяжёлой, шея ломкой...
- Стыдись! Ты должна преодолеть себя! - Гневается на меня мать, подводя к деревянному брёвнышку бума на детской площадке.
Я плачу от страха, горько и безутешно, и это чуть ли не первое воспоминание детства.
Мой день был не из лёгких, так как решилась, наконец, и готовлюсь к первому прыжку. В клубе давно никого нет, а я всё рассовываю девять метров строп парашюта по резиновым петлям. Заправляю купол в чехол, закрепляю шпилькой... Раз за разом. Не люблю случайностей. Смеюсь себе под нос : «Закрепляет она! Чекинишь шпилькой, салага!» Уложить кое-как сам купол, напугав новичка - обычное дело, но струны строп должны выскальзывать одна за другой, гладко, как по маслу, равномерно и без рывков. Не раскройся парашют в небе, его ещё можно попробовать подтянуть к себе и отбросить в сторону, есть шанс, что он зачерпнёт горсть неба, наполнится, а вот если запутаются стропы... Стропорез вам в помощь и запасной парашют, коли не запаникуешь или не проворонишь самонадеянно тот предел, ниже которого лишь пролететь камнем, да лбом оземь.
Смотреть на часы было недосуг, и поздний вечер не заметно для себя скатился в обморок ночи. Я заторопилась домой и почти бегу, подставляя правый бок неласковым шлепкам февральского ветра. Позёмка пытается перемешать пласты снега с притаившимся под ним слоем асфальта, и, чтобы не позволить ветру управлять собой, приходится идти, сильно наклонившись вперёд.
Почти у входной двери сталкиваюсь с матерью:
- Ты пьяная.
- С чего это?
- Я смотрела в окно, ты шаталась.
- Там ветер...
- А почему так поздно?
- Потому что.
- Где шлялась, спрашиваю?!
- Мне не шестнадцать...
- Пока ты живёшь с нами под одной крышей, изволь являться в двадцать один - ноль-ноль!
- Слушай! Мне уже двадцать восемь!
- Это роли не играет! Отвечай на поставленный вопрос - где ты была так поздно?!
- Занималась.
- Не смей врать!
- Зачем мне это?
- Ты - хроническая, бессовестная лгунья!
- Ну, что ж ты взъелась? Я спать хочу...
- Вон отсюда! Иди туда, где тебя продержали допоздна! Вон!
- Тебе не стоило иметь детей. Отойди... - Устало хамлю я и, оттеснив в сторону мать, прохожу в комнату, вынимаю из клетки любимиц - серых крыс, и сажаю их себе на плечо. Крысы радостно возятся под курткой, и раскачиваются в такт шагам. Словно пара бывалых, они держат розовые носы по ветру, и не без удовольствия слизывают хлопья снега с моих замёрзших щёк.
- Эй! Девушка! Что это вы так поздно одна? Вы не меня ищете? Давайте ходить вместе! - Раздаётся вдруг из-за плотной портьеры метели мне наперерез.
- Вы ошиблись. Мне некогда. - Как можно грубее отвечаю я, и добавляю, не подумав, - В такое время приличные люди уже спят.
- Так давайте пойдём ко мне, выспимся сообща!
- Простите, я тороплюсь.
- Ну-ну, не надо спешить... - Довольно быстро нагнав меня, мужчина пытается ухватиться за плечо и от предчувствия, что добыча вот-вот окажется в его руках, резко меняет тон, - Ну, милая, ну, давай, что ты?! Цену себе набиваешь?!! - Разворачиваясь на попавшем под ногу ледяном "секрете" усердно сердитой зимы, я едва не поскальзываюсь, но падать в такой момент никак нельзя, и быстро выправляю положение тела. Движение получается весёлым, сильным, резким, - довольно долго я училась делать это в подвесной системе парашюта. - А-а-а! - Хулиган, приблизивший было своё лицо к моему, кричит от ужаса, и исчезает так быстро, будто бы его не было вовсе. Да уж... Бледное лицо с красным носом и подвижными отростками крысиных тел, растущими из щек ,- зрелище не для слабонервных.
Добравшись до базы, я оборачиваю вокруг себя восемьдесят три квадратных метра парашютного шёлка, быстро согреваюсь и засыпаю прямо так, на бетонном полу. Две серые крысы тихо и счастливо сопят под подбородком. Не знаю, что снится им, а я всё рассовываю струны строп по петелькам, - одну за другой, одну за другой. День был не из лёгких.