Предыдущая часть: http://proza.ru/2020/12/23/1715
В этот год и Андрей Андреевич почувствовал «веяние любви». В классе, в который он попал, было много красивых и интересных девчонок, но одна – Сашенька Панёвина – сразу же запала ему в душу. И, надо сказать, что не только ему: изящная, миловидная, чем-то напоминающая знаменитую «кавказскую пленницу» Наталью Варлей, да еще тщательно следящая за собой – она и так считалась «Звездой» школьного масштаба, и, на первый взгляд, без труда почувствовала свою власть над этим низкорослым, но каким-то независимым крепышом. Она играла с ним, как кошка с мышкой: то начинала обращать на него внимание, «строить глазки» – и Андрей «таял», то вдруг становилась холодной, недоступной – и он «бесился». Весь восьмой класс они то сближались, то отдалялись, но однажды, в конце учебного года, как-то в клубе на танцах, он попытался подойти к ней, может быть – слишком близко, а она достаточно грубо оттолкнула его. И если подобное случалось и раньше, то тут она в присутствии других девчонок сказала что-то ехидное по поводу его малого роста…. Андрей – пусть и малорослый, но гордый, резко развернулся и, сжав губы, отошел в сторону. С этого моменту уже он стал Сашеньку игнорировать. Зато она стала безуспешно добиваться его внимания…
…У Андрея были младший брат, первоклассник Юрка, а у Сашеньки зимой внезапно появилась племянница, тоже первоклассница Аня. Вернее, племянница – то была и раньше, но они жили далеко, а тут случилось несчастье: Анина мама – Сашина старшая сестра – погибла, а папа оказался под следствием. Бабушка забрала внучку к себе, и Анечка оказалась в одном классе с Юркой…
…Юрка научился читать еще до школы и первую свою «толстую» книжку прочитал самостоятельно до того, как пошел первый раз в первый класс. Школьная учеба ему давалась легко, без труда, но в классе он считался приезжим, и поэтому ни с кем особо не сумел подружиться. И когда, вскоре после Новогодних каникул, в класс пришла новенькая – он даже немножко обрадовался тому, что её посадили с ним за одну парту.
Анечка была маленькая, худенькая, некрасивая, с жиденькими волосиками и опухшими глазками и в каком-то стареньком, несвежем платьице.
Класс не принял её, потому что она была тоже «приезжая», да еще и «неуспевающая». А Юрка, по поручению учительницы Валентины Ивановны, стал её «подтягивать». Они оставались после уроков, а иногда Юрка приглашал её к себе домой, и они вместе делали уроки. Потом, когда растаял снег, и наступила весна – они даже несколько раз играли по воскресеньям, а в самом начале лета, как-то успели вдвоем искупаться в мелкой речке. Если вначале Аня показалась Юрке какой-то невзрачной, некрасивой, то теперь он все чаще и чаще находил и в её внешности, и в голосе, и поведении что-то милое. Юрка заметил, что даже в самые радостные минуты Анечка только грустно улыбалась, но никогда не смеялась, и ему, почему-то, все сильнее и сильнее хотелось услышать её смех…
А еще, в присутствии Ани, Юрка становился каким-то по-особому смелым: он защищал её от гусей, которых панически боялся сам, а однажды даже сумел прогнать здоровенную и злобную собаку, Да и вообще в присутствии этой маленькой, невзрачной девочки он реально был готов совершить многое, доброе и героическое…
Однажды в июне, когда Андрей Николаевич уже освободился от бригадирства и стал работать выпасным скотником, а Андрей Андреевич вместе Толей «Кузнечиком» активно помогали ему, Аня пришла в гости к Юрке. Надо было отнести обед пастухам, благо, что они пасли свое стадо сравнительно недалеко от дома и Юрка с Анечкой, взяв «узелок» с едой весело побежали на выпаса.
Отдав отцу «припас» Юрка уже хотел бежать назад, но Аня вдруг робко спросила его: «А можно мне с тобой прокатиться на коняшке?» – и умоляюще посмотрела…
…Еще годика в три Юрка с удовольствием катался в седле, но только если папа водил коня в поводу. Позже он научился цепко сидеть за седлом, держась за спину отца или брата, однако самостоятельно до того момента ездил всего лишь однажды, да притом – не совсем удачно.
…Это случилось еще до переезда, весной семьдесят пятого, когда, то ли весь советский народ праздновал Первомай, то ли весь христианский люд праздновал Пасху – короче, снег уже растаял, но трава еще не выросла, и совхозный скот по-прежнему был на стойловом содержании, а вся деревня гуляла. Муж старшей сестры, в то время работавший чабаном, попросил Андрея Андреевича сгонять отару овец на водопой и Юрка «увязался» за старшим братом.
В распоряжении Андрея на тот момент был старый, но вполне резвый конь Карька, и тогда, возле овечьей кошары, старший брат предложил младшему освоить искусство управления конем. Юрка со страхом и восторгом согласился. Андрей, как настоящий инструктор, объяснил, как следует управляться с поводом, как держаться ногами и посоветовал не хвататься за луку седла, «может только в самом крайнем случае…». Затем он дал братишке прокатиться несколько кругов «со страховкой», т.е. привязав длинную веревку к удилам и только убедившись, что «малОй» вполне освоился в седле - отпустил того в самостоятельное «плавание».
Вначале Юрка ездил шагом, потом «трюхней» (легкой рысцой), а потом даже прокатился «махом», т.е. легким галопом. Старый Карька был послушен и моментально реагировал на каждую команду маленького всадника: если тот тянул повод влево – конь шел влево, если вправо – то и конь тут же поворачивал. Юрка тянул повод на себя – и конь останавливался. Ну а если он хлопал ногами по бокам, встряхивал повод, да еще добавлял звонкое «НННО!» - Карька шел, или бежал, или даже скакал, до того момента, пока опять не натягивался повод…
Восторгу мальчишки не было предела, и когда братья стали выгонять отару на водопой, Юрка «закусил удила», т.е. не уступил коня старшему брату, а стал сам подгонять овец. Андрей особо и не противился, но предупредил братишку, что когда овцы будут пить, то можно и Карьку попоить, но вдоволь воды не давать. Он был «опоенный» и поэтому «опоя боится», может «растащить». Однако, пятилетний «ковбой», во-первых ничего не понял в этом объяснении, а во-вторых – почти сразу забыл наставление старшего, и когда отара спустилась к речной протоке, он тоже съехал на коне в воду и, приговаривая: «Пей, Каренька, пей мой хороший!» поил коня до тех пор, пока тот не выскочил из воды сам. А выскочив – помчался в сторону овечьего загона во весь опор. Пятилетнему мальчишке, ноги которого не доставали до стремян, было почти невозможно удержаться в седле. Он, несколько раз почти вылетал из седла, но все-таки умудрялся каждый раз восстанавливать свое положение, до тех пор, пока конь не добежал до загона. Но когда он стал гасить скорость, соответственно его прыжки стали более жесткими – Юрка почувствовал, что сил удержатся в седле – больше нет...
…В самом начале загона была огромная куча овечьего навоза, скопившаяся за зиму. Совсем недавно, трактором её сгребли к самым воротам, чтобы после праздников вывезти на поля. Но за кучей стояло длинное, сваренное из толстого железа, корыто для корма…
…Может быть, свою роль сыграла элементарная усталость, а может – Юрка проявил страх и малодушие, а может – вполне здравую рассудительность. А может так проявился Промысел Божий, но пятилетний малыш вылетел из седла и полетел вниз головой не на стальное корыто, а в мягкую кучу навоза. Падение было обидным и мерзким, зато – не травмирующим и практически - безболезненным. Позже дома, выяснилось, что навоз ему набился всюду. Даже в носки, не говоря про глаза, рот, нос, уши…Выбравшись с дикими криками из навозной кучи, да еще под издевательский смех старшего брата, Юрка в тот день поклялся, что больше он никогда на конях ездить не будет, и вообще пойдет в армию, возьмет автомат и всех коней на свете перестреляет без всякой жалости!!!
…Теперь же, когда Анечка смотрела на Юрку – он вспомнил и кучу овечьего навоза, и свою страшную клятву, но понял, что тогда – два года назад, был неправ. И спросил отца: «Папа! А можно мне прокатиться на Игреньке? И Аню покатать…»
…Андрей Николаевич переживал, что его младший сын – его любимый «подскрёбышек», равнодушен к коням. Все-таки любой отец в той или иной мере мечтает, чтобы сын стал продолжателем его дела, а тут даже растерялся от неожиданности. Может, в другой раз, «на холодную голову» он и подумал бы, стОит или нет, неопытному сынишке садиться на молодого коня, но тут как-то просто, уверенно и даже – буднично сказал: «Садись, сынок!» Взнуздал Игреньку, подтянул подпругу седла, подсадил сына и добавил: «Повод держи короче, а ноги – только самые носочки, ссунь в ремни стремян. И опирайся на ноги. Не робей, но и доверяй: конь-то, все-таки, молодой. И, сынок: с Богом!» Последняя фраза вырвалась, как-то само собой: о Боге Николаевич чаще всего вспоминал не так, как следовало бы на самом деле, но было в его жизни несколько таких случаев, что он с благодарностью вспоминал молитвы матери. А уж когда служил в армии, да еще в ВДВ, и за три года двадцать девять раз делал «шаг в бездну» - то силы на этот шаг всегда находил в этом коротком напутствии: «С Богом!» Страх отступал, появлялась уверенность, и, в конце концов, все заканчивалось благополучно. Вот и теперь, получилось, что благословил младшего и тот, как-то подтянулся в седле и поехал. Вначале шагом, а потом – сразу легким галопом. Но не далеко. Отъехал, развернулся, проскакал в другую сторону, подъехал к святящемуся от радости за сына отцу, и, несмотря на то, что сидел на коне высоко – легко спрыгнул на землю, не выпустив повода из рук.
…Игренька, когда на него сел этот маленький человек, чем-то похожий на Того, Его главного Человека, не стал уросить и «выкобениваться». Ему даже было приятно немного пробежаться, чувствуя «воробьиный вес» в седле, но еще он ощутил и какую-то непонятную Силу, которая шла даже не от него и не от людей. Но овеяла его всего, наполнила какой-то особой мудростью и сделала добрее и великодушнее. Еще недавно он вряд ли бы потерпел, что на нем катают какую-то мелюзгу, но тут он ощутил, что этих маленьких людей, которых доверяют ему Люди Большие – он должен беречь…
«Ну а Аню мы прокатим на «длинном поводу», - сказал Николаевич и привязал веревку к уздечке.
…Оказавшись в седле, Аня сначала оробела от высоты и мощи, которой веяло от коня, но когда по её робкой команде Игренька сначала пошел шагом, а потом – легкой рысцой – ей стало так радостно, что Юрка наконец услышал то, что, оказывается, жаждал услышать несколько месяцев – радостный смех счастливой девочки….
…. А менее, чем через неделю у Сашеньки появится повод прийти к Андрею домой…
В этот день июньский с утра шел мерзкий и нудный дождь, и было всем грустно и уныло. Саша пришла, но Андрей сделал вид, что ей не рад, и тогда она, как бы, между прочим «бросила» Юрке: «Ты тут сидишь, книжки свои читаешь. А там за Анькой её отец приехал, и они сегодня уезжают».
…Юрка бежал через полдеревни, несмотря на непрекращающийся дождь. Он стоял под тополями и ждал, не обращая внимания на потоки воды, льющиеся с неба. А потом он увидел, как из дома вышли две фигурки – суровая, тёмная, кряжистая, мужская, и маленькая, робкая, девчачья, в голубой куртке с капюшоном. И они пошли на «шоссе», даже не заметив, что под тополями стоит мальчишка, и смотрит на них, и радуется только тому, что идет сильный дождь. А значит, никому не видно, что мальчишка плачет, горько и беззвучно, может быть, понимая, а может быть, предчувствуя, что больше они в этой жизни не встретятся, но тот светлый след, что эти два ребенка оставили в сердцах друг друга не угаснет и через десятилетия….
Далее:http://proza.ru/2020/12/23/1720