Летом, в Узбекистане, солнце всходит рано, в четыре утра, лучи его уже касаясь лиц Азиза и Мумбы, грели, заставляя просыпаться. Мумба, не долго думая, лёжа, перевернулся на другую сторону, взяв подушку и положив её под голову. Азиз открыв глаза, увидел перед собой огромные ноги друга и потянувшись, сел.
Над краном, на гвоздь, Малохат повесила чистое полотенце, Азиз спустился с топчана и прошёл в туалет. Унитаза не было, деревянный пол покрывал яму, оставляя овальную дыру, по краям которой лежали два кирпича для ног. Вот такой примитивный туалет сооружался почти во всех домах. Выйдя из туалета, Азиз умылся под краном, наслаждаясь холодной водой. А вода в Коканде особенно вкусная и холодная, газировки не надо, пьёшь, не напьёшься. Азиз не смог удержаться и нагнувшись, прильнул к крану. Он вытер лицо и руки, повесил полотенце на гвоздь и огляделся.
Вечером Азиз не очень рассматривал двор, всё было обустроено по-простому, уютно, по-домашнему. Под топчаном Азиз увидел пудовую гирю и две гантели. Как он понял, этими снарядами пользовались сыновья Саид акя, впрочем, зачастую, такие вещи лежали просто так, без применения и даже хозяева не смогли бы ответить, как эти вещи тут оказались, они могли и годами так лежать, без надобности. Азиз поднял гирю и держа её двумя руками, сделал несколько упражнений, подбрасывая её перед собой.
- Жаль, нет ещё одной, - осторожно, чтобы не шуметь, положив гирю на место, подумал Азиз.
Но от тяжести и напряжения, Азиз все-таки тяжело выдохнул. Он взял гантели, позанимался с ними с полчаса, поднимая над головой и перед собой,а затем положил их рядом с гирей. Надев футболку, он лёг рядом с Мумбой, переложив подушку к его голове. В доме все ещё спали, Азиз снова уснуть не смог, он вновь спустился с топчана и пошёл к воротам, которые легко открыл, отодвинув задвижку.
Как это делал его отец каждое утро, Азиз поднял руки и помолился, поблагодарив Всевышнего за подаренный новый день, за то, что Аллах милостив к нему и к его родным, за то, что Он есть и помогает ему. Азиз прошептал благодарственную молитву на арабском языке и обвёл ладонями лицо.
Затем он вышел на улицу и немного прошёлся до её начала. На углу улицы расположилась чайхана, четыре деревянных, резных топчана и низкое строение, вроде жилого дома, во дворе которого стояли два огромных самовара и два очага с казанами, со сложенными рядом на земле дровами и сухими сучьями, отдельно, в большом ящике, лежали куски угля. Чайханщик, видимо, работал с сыном, который помогал отцу, молодой парнишка разжигал самовары, наполнив их водой. Отдельно, на столе, стояли чайники и пиалки, через час, с раннего утра, топчаны займут местные старики, которые просиживали здесь целыми днями, попивая зелёный чай, собирая все новости и сплетни о соседях и родственниках. Курпачи уже были расстелены по краям, хантахты не было, скатерть лежала между курпачами, на циновке, вскоре на неё положат немного сладостей и горячие лепёшки, которые пекли тут же, за углом чайханы.
Азиз присел на край топчана, его никто не беспокоил, город потихоньку просыпался. На душе было умиротворение и покой, Азиз невольно улыбнулся. Нужно было быстрее справиться с делами и возвращаться в Ташкент, да и время отъезда уже давно прошло. Господин Аль Фаттах ждал его, до начала занятий оставалось совсем немного времени.
- Азиз? А я думаю, куда это ты делся... значит ты здесь? Пошли в дом, Малохат завтрак приготовила и друг твой проснулся, - подходя к Азизу, сказал Саид акя, успевший купить горячие лепёшки.
- Ассалому алейкум, акя. Хорошо тут у вас, спокойно, - вставая с топчана, ответил Азиз.
- Ва аляйкум ассалом. Слава Аллаху, спокойно. Хлеб есть, дети здоровы, сам бегаю на своих ногах, слава Аллаху. Что ещё человеку нужно? - ответил Саид акя, входя во двор своего дома.
Казалось и правда, что этим непривередливым, простым людям, ничего больше и не нужно. С топчана была убрана постель, постелены курпачи, на хантахте постелена скатерть, на которой лежали горячие лепёшки, ведь хлебопекарни начинают работу с трёх часов утра и к пяти часам уже срывают со стенок раскалённого тандыра румяные лепёшки. В две пиалки налили каймак, в тарелках виноград, сорта дамский пальчик, комковой сахар, пашмяк( восточная сладость) и халва. Саид акя положил лепёшки на край скатерти, Азиз снял кроссовки и сел на курпачу, собрав под себя ноги.
- Ты где был? Проснулся, а тебя нет. Думал, без меня рванул в Ташкент, - сказал Мумба, который сидел, облокотившись на подушки.
- Хм... да куда же я без тебя, Мумба? Просто немного прогуляться захотелось с утра, - улыбнувшись, ответил Азиз.
- Чёрт, не думал, что так рано придётся вставать, - прикрывая ладонью рот, зевая, сказал Мумба.
- Кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Сейчас поедим, сдадим в музей ковры и поедем уже. Дома, наверное, волнуются, я же не говорил, что останусь на ночь в Коканде. А на перевале, знаешь, сколько аварий ежегодно происходит? И позвонить не можем, - сказал Азиз.
Саид акя поломал горячие лепёшки, от которых шёл пар и аромат.
- Ешьте на здоровье! Малохат? Неси уже чай, - громко крикнул жене Саид акя.
Через пять минут, молодая женщина подошла с чайником в руке.
- Ассалому алейкум, кеное. Спасибо Вам за гостеприимство. За то, что дали нам кров на ночь, - положа руку на сердце, сказал Азиз.
- Ва аляйкум ассалом. Ну что Вы! Гость в доме, милость Аллаха. Ешьте на здоровье, - смущаясь, ответила Малохат и быстро ушла.
Сидеть вместе с мужчинами, было не принято, когда в доме были гости.
- Нам возвращаться надо, акя. Вы же поедете в Ташкент? - спросил Азиз, с удовольствием обмакивая кусочек лепёшки в каймак и с аппетитом отправляя в рот.
Мумба ел лепёшки с виноградом, потом взял кусочек пашмяка, закрывая от удовольствия глаза, положил пашмяк в рот и покачал головой.
- Во рту тает... - пробормотал Мумба, вызывая улыбку на лице Азиза.
- Да, конечно поеду, это же моя работа. А будут клиенты, может вернусь пораньше и опять в Ташкент поеду, - ответил Саид акя.
- Если придётся оставаться в Ташкенте, Вы можете это делать и в нашем доме, Саид акя. Я адрес Вам напишу. Правда, от Куйлюка немного далековато, но у Вас машина, так что, буду рад, мой дом - Ваш дом. Мне бумагу и ручку дайте, пожалуйста, я адрес свой напишу, - сказал Азиз.
- Ну что ты... не стоит беспокоиться, Азиз. Мы с ребятами остаёмся у одного знакомого из Коканда, он в Ташкент переехал, живёт недалеко от Куйлюка, на Саман базаре. Так удобнее, у него дом большой, отдельно есть комната, которую он нам отдаёт и за ночлег денег не берёт, говорит, стыдно с земляков деньги брать, - сказал Саид акя.
- И всё же, Саид акя, я напишу Вам наш адрес, мало ли... вдруг Вам помощь понадобится или ещё что. На всякий случай напишу, бумажка хлеба не попросит, в бардачок положите, пусть лежит, - ответил Азиз.
Саид акя ушёл в дом и вскоре вернулся с листком из тетради и ручкой. Азиз быстро написал адрес и вернул ему листок.
- И ещё... Саид акя? Музей открывается в девять часов, верно? - спросил Азиз.
Саид акя кивнул головой.
- Да... в девять часов открывается, да... но тебе же директор нужен? А он приходит в десять, а то и в одиннадцать часов. А что? - поинтересовался он.
- Да за это время мы уже до Ташкента доедем! Я ведь не сказал отцу и матери, что на ночь останусь, волноваться будут. Может быть мы сделаем так... я оставлю Вам ковры, а Вы сами отдадите их в дар музею? Этим коврам более века, а то и больше, можете сдать их от своего имени, знаю, могут и паспорт спросить. Разницы нет, кто дарит, главное, чтобы по назначению попали, верно? - сказал Азиз.
- Ну... мне, конечно, не трудно... но если ковры ценные... уж лучше ты их сам отнеси в музей, Азиз. Так будет правильно, - ответил Саид акя.
- Это не столь важно. Значит договорились? - радостно воскликнул Азиз.
- Что ж, если ты мне доверил их... я выполню твою просьбу, но не сегодня. Ты говоришь, ехать надо. Я ковры из багажника вытащу, - сказал Саид акя, направляясь к машине, которая стояла во дворе.
Азиз встал следом, чтобы помочь ему.
- Давай занесём их в комнату, сюда редко кто заходит, она для гостей, - сказал Саид акя, взяв из багажника один из ковров.
Азиз поднял второй и пошёл следом за Саид акя. Они вернулись к топчану и сели.
- Благословите, Саид акя и поедем уже. Время, почти шесть часов, дорога дальняя. И спасибо Вам за всё, акя, - сказал Азиз, поднимая руки.
- Посидел бы ещё... чего так торопиться? - для приличия, сказал Саид акя, но руки всё же поднял.
Мумба, сунув ещё кусочек пашмяка в рот и допивая свой чай, последовал их примеру. Саид акя прочёл слова молитвы, поблагодарил Аллаха за благо с утра, за посланную им еду к его столу, попросил всем здоровья и со словами, Аминь, обвёл ладонями лицо.
Тут из дома вышла Малохат, держа в руках пакет.
- Это вам на дорогу, - взяв из рук жены пакет, в котором были лепёшки и виноград, сказал Саид акя.
- Ну что Вы? Не стоило, право... спасибо большое, - взяв из рук хозяина пакет, чтобы не обидеть его и его жену, сказал Азиз.
Наконец, они сели в машину, Саид акя прошептал молитву, которая защищает в пути и вывел машину со двора.
- Аллах, да хранит Вас, Саид акя. Поезжайте так, как течёт вода и возвращайтесь так же, - сказала мужу Малохат.
- Может город вам показать? - спросил Саид акя, когда они выехали на проезжую часть дороги.
- В другой раз, Саид акя, если на то будет воля Всевышнего. Времени нет, ехать надо, - ответил Азиз.
- Что ж, ладно... с именем Аллаха... - произнёс Саид акя, глядя на дорогу.
- Мне бы печени-патыр купить домой, а, Саид акя? Где продают самые лучшие и вкусные? - спросил Азиз.
- Перед въездом в Коканд, вернее, как выедем из Коканда, базар есть, самые лучшие лепёшки там продают. По дороге тоже предлагают печени-патыр, но там я никогда не покупал, - ответил Саид акя.
Выезжая из Коканда, Саид акя свернул с дороги и остановил машину.
- Ну вот, наш знаменитый базар печени-патыр. Иди, выбирай. Или нет, я с тобой пойду, сам тебе выберу, - сказал Саид акя, словно вспомнив что-то важное и выходя из машины.
Мумбе стало интересно и одному в машине оставаться ему не захотелось. Он пошёл следом за ними. Увидев мужчин, все продавцы, наперебой, стали хвалить свои лепёшки, кто из-за прилавка, кто просто подбегал к ним и буквально насильно предлагал купить, громко выкрикивая, что лепёшки на сливочном масле и не черствеют целый месяц. Конечно, сливочное масло в тесто не стали бы класть, но лепёшки делали на маргарине.
- Да замолчите вы! Чего в нос суёте хлеб? Мы сами выберем. Отстань! - грубо отталкивая женщину от себя, крикнул Саид акя.
Та что-то ответила ему, но он не слушая никого, уверенно прошёл между прилавками с красивыми, большими лепёшками и подошёл к молодой женщине.
- Мухайё, покажи свой хлеб, - попросил Саид акя.
Азиз заметил, что женщина, с подкрашенными усьмой(растительная краска для бровей) бровями, с красивыми, большими глазами, румяным лицом, увидев его, покраснела и смутилась, но кокетливо улыбнувшись, протянула ему лепёшки.
- Опять гостей провожаете, Саид акя? - спросила молодая женщина, нежным голосом.
- Да, я наверное вечером вернусь, - незаметно подмигивая Мухайё, ответил Саид акя.
Азиз сделал вид, что не заметил ничего, но понял, что видимо, Саид акя иногда заглядывает в гости к этой красавице, которая была моложе его жены.
Купив двенадцать лепёшек, Азиз направился к машине. Мумба, на которого глазели люди, словно на какое-то чудо, купил две упаковки пашмяка, уж очень эта сладость ему понравилась и пошёл за Азизом. Саид акя вернулся позже ребят, видимо договаривался о встрече с продавщицей лепёшек.
Довольно улыбаясь, он сел за руль. Все ехали молча, Азиз, говорить о женщине на стороне, ничего не стал, но Саид акя сам начал разговор.
- Ты не подумай ничего такого, Азиз. У Мухайё два года назад муж умер, погиб на перевале, врезался в КамАЗ. Дочка у неё маленькая, хотелось ей помочь, но помощи она не принимает, сама трудится, как пчёлка, лепёшки печёт. Знаю, грех на стороне иметь женщину, поэтому, недавно, мы провели обряд никяха. Хорошая женщина, ласковая, красивая, вторая жена мне значит, вот, - говорил Саид акя, глядя перед собой на дорогу.
Азиз молчал, не зная, что ему ответить...