Изменитель жизни. Гл. 7

Александр Солин
       Человеческую алгебру он открыл. Оказывается, являясь высшей формой всеобщности, алгебра вообще и теория чисел в частности применима к человеческому обществу. Достаточно представить отдельного человека в виде целого числа. Люди как и числа бывают натуральные, целые, рациональные, вещественные, комплексные. Их можно поделить и иметь дело с остатком. Человек рождается нулем и стремится к единице. Люди, как и числа, бывают положительные и отрицательные. Число, которое делит все другие числа называется общим делителем. У людей это человек, который со всеми находит общий язык. Людские скопища – это числовые множества различной мощности, а люди, их отношения и свойства описываются уравнениями. Например, сочетательный закон (а + в) + с = а + (в + с) – это результативный любовный треугольник. Любое число может угодить в уравнение, то бишь, в переплет. Вопрос в том, как это повлияет на результат. Так вот для числа самое милое дело, когда результат равен нулю. Другой пример: муж и жена – это взаимно простые числа, пока их общий делитель равен единице. Если один из них позволил кому-то себя поделить, а другой делится только на самое себя, он вынужден меняться, чтобы получить способность делиться на кого-то еще. Числа, составляющие пару, перестают быть взаимно простыми и чтобы остаться таковыми вынуждены искать себе новую пару. Так что все закономерно, все предопределено и всему есть математическое обоснование.
       - Сеня, я что-то не понял – это ты мне сейчас отходную пропел? – спросил я, отказываясь пьянеть.
       - Просто ты должен понять, что мир на любом уровне стремится к равновесию, а человек стремится это равновесие нарушить, потому что он сам неуравновешенная личность. Только личность личности рознь. Например, я – неуравновешенная личность в хорошем смысле: мои творческие возможности не совпадают с моими творческими желаниями, и это заставляет меня двигаться в сторону их равновесия. Но ты – другое дело: ты нарушил гармонию вашего с Анькой мира и теперь пытаешься ее восстановить. Весь вопрос в том подлежит ли она восстановлению.
       - Подлежит, и я над этим работаю.
       - Это хорошо, только знай, что раньше в твоем уравнении были ты, Анька и Вадик, а теперь там другие неизвестные. Ты нарушил баланс и ты уже не число, а функция от десятка переменных. Вокруг тебя устанавливается новый баланс и прежнего уже не будет. Только новый, Серега, только новый! Образно говоря, ты сейчас позитрон, потерявший свой электрон и пытающийся его вернуть. Только учти: в наше время молодой и красивый электрон долго свободным не бывает. Такова человеческая физика. Кстати, давно не слышал, как ты поешь…
       - Только этого мне сейчас и не хватало…
      - А зря! Помнишь нашу сакральную: «От Москвы до Бреста нет такого места…»? А ведь им в то время было в тысячу раз тяжелее! Серега, друг, мы же с тобой как-никак журналюги! В нас то же горючее!
       - Водка, что ли?
       - И водка тоже! Ладно. Ты-то сам все там же?
       Вместо ответа я встал и подал на стол приготовленную неизвестно где и кем курицу.
       - Ну что, под дичь?
       - Давай!
       Выпили. Я с трудом одолел свой кусок, и то лишь затем, чтобы отделить первый акт от второго. Сенька с аппетитом проглотил свою порцию и, откинувшись, уставился на меня слегка осоловелым взглядом. 
       - Да, все там же. Уже семь месяцев как, – начал я. – Журнал широкого профиля. От гламура и амура до каламбура. Платят хорошо. А вот предыдущее место - я тебе рассказывал - было в тягость. До сих пор руки вымыть хочется. Был у либералов крутого замеса на подхвате. Следил за флуктуацией общественного мнения и фиксировал переход человеческой массы в новое положение равновесия. Ниже только блогеры. Там у руководства люди мнят себя либералами, а сами просто продажные суки. Музыку сам знаешь, кто им заказывает. Если считать ложь ядом, то они занимаются производством отравы, а если учесть, что самая опасная отрава – это пафосная ложь, то у них, можно сказать, парфюмерная фабрика лжи! Мне порой казалось, что я отрабатываю там какую-то тяжкую провинность! Хотя… - махнул я рукой, - так оно и было…
       - Но тебя, как я понимаю, никто не заставлял…
       - Да, конечно, если жаловаться, то только на самого себя.
       - Ты вот скажи, зачем ты от Константиныча ушел? Другие мечтают к нему попасть, а ты ушел!
       Я помолчал, раздумывая, стоит ли говорить то, что всегда от всех скрывал. Не выдержал и признался:
       - Это все из-за Анюты… Она поставила условие: или она уйдет, или я. Сказала: не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Ну, я и ушел, куда глаза глядят… Не мог же я ее без любимой работы оставить…
       - Да вашу ж славянскую мать! – зашелся в негодовании Сенька. - Ну, вы, русские, и чудаки! Да случись такая история с нами, мы бы с Райкой так и работали вместе, да еще и помогали бы друг другу! Нет, вы точно люди какой-то эвтаназийной, азиатской породы!
       - Ты прав, мне тогда сдохнуть хотелось… Да и сейчас не слаще…
       - Ты знаешь, как я отношусь к этой публике. Приди они к власти – здесь такое начнется! Мы с Райкой и Мишкой тогда точно в Израиль свалим… Но ты хорош! Это же как русскому патриоту для немцев листовки сочинять! Ты получше-то ничего не мог найти? Человека с ВГТРК всюду бы взяли с распростертыми объятиями!
       - Так получилось… Мне тогда хотелось обстановку радикально поменять, а там совершенно другой контингент и круг общения… Да и полезно было на врага изнутри посмотреть…
       - Да, Серега, если любовь – это антиоксидант, то ненависть – свободный радикал, а твоя нынешняя жизнь – нагромождение сплошных нелепостей. Менять ее не собираешься?
       - Для этого мне надо измениться самому, - обрадовался я такому удачному повороту Сенькиной мысли. – А что в себе менять, не знаю. Может, подскажешь?
       - Значит, так, ничего тебе менять не надо, - наморщил Сенька лоб. – Тебе надо вернуть Аньку, и все образуется само собой.
       - У машины отказали тормоза, а ты мне советуешь ехать дальше...
       - Ну, старик, тормоза, я думаю, ты уже починил!
       - Даже если и так – у нее уже другой. По твоей теории мы уже не пара.
       - Тогда назло теории предприми что-то сверхъестественное! Или ты не сможешь простить ей этого мужика?
       - Я готов ей десять мужиков простить!
       - Тогда для начала поговори с ней! Или вы что, так и не общаетесь?
       - Почти нет.
       - А с сыном?
       - Как всегда: она привозит его к родителям, причем с условием, что мы не будем пересекаться. Я приезжаю после того как уедет она и уезжаю до того, как приедет она. Вот такой вот контрданс.
       - Нет, Серега, ты правда чудак! Ты должен был у нее под окнами день и ночь стоять, глаза ей мозолить, на коленях за ней ползать, а ты взял и сбежал! – потешался Сенька. – Тут, брат, с головы надо начинать!
       - А если все-таки с чего-то другого?
       - Пожалуйста: стань бесчувственным и равнодушным, вытесни ее из памяти и живи себе без нее.
       - Не получится.
       - Тогда так: тебе не дает покоя вина. Вина есть фантом совести. Вытрави из себя совесть и сделайся бессовестным.
       - Нереально.
       - Тогда не знаю.
       - Вот то-то и оно…
       Мы подкрепили неутешительный вывод очередной порцией водки, и я спросил:
       - Сеня, а ты сам хотел бы в себе что-то изменить?
       Сенька подумал и ответил:
       - Я бы хотел хорошо писать, но для этого нужны качества, которые даются от рождения. Наблюдательность, например, вкус, чутье, образное мышление, музыкальный слух и много еще чего. То есть, то, что я пыжусь в себе развить. Да, я – иудей, но я хочу остаться самим собой и не стремлюсь подобно Бродскому быть похожим на римского патриция. Это смешно и неумно...
       - Главное, не путай навыки с чертами характера и пыжься дальше. Ты ее все равно напишешь, твою книгу, и это будет шедевр.
       На том конструктивная часть нашего застолья закончилась, и дальше мы, перебрасываясь короткими фразами, погрузились в отстраненное, сходное с медитацией состояние, чему активно способствовал опорожненный графин водки…