Приступ паники так сдавил грудь, что Лойд не мог дышать. Он вцепился в тугой ворот тюремного комбинезона, но безуспешные попытки вдохнуть лишь растрачивали остатки кислорода.
Окна в зале суда были наглухо закрыты, а толпа сделала воздух плотным и горьким. Он медленно поднимался к высокому потолку мимо серых гранитных стен и темных провалов балконов. Шепот присутствующих сливался в оглушающее жужжание пчелиного роя. Лойд тряс головой, часто сглатывал и с силой жмурился, но легче не становилось. Прутья решетки теперь казались пусть хлипкой, но защитой от разверзнувшегося за клеткой ада.
На выставленных кругом креслах восседали шесть судей. Один из них, самый дряхлый на вид, вцепился в подлокотники и приказал:
— Пристав, проводите подсудимого в Круг.
Скрипучий голос перекрыл шум, и зал накрыла злая, бурлящая тишина. Собравшиеся ожидали правосудия. Точнее, они жаждали следующей за ним расправы.
Лязгнула дверь. Пристав грубо схватил Лойда за плечи, рывком поставив на ноги и вытолкал из камеры. Он не сопротивлялся: ужас перед неизбежным отобрал контроль над телом. Сейчас Лойд не был человеком. Просто тряпичная кукла, которую новая система вот-вот разорвёт на лоскутки.
— Сексист, — презрительно выплюнула женщина со скамьи наблюдателей.
Лойд споткнулся, но устоял на ногах. Резко развернул голову на звук и вгляделся в знакомое лицо.
— Мэри, — ошарашено просипел он, хватаясь за горло, чтобы унять спазм, — я лишь предложил помочь вам донести тяжелые пакеты...
Женщина оскорблено фыркнула, а Лойду достался болезненный тычок в спину от пристава.
Он еще больше ссутулился и, шаркая ногами, поплелся к Кругу под ядовитый шепот наблюдателей.
Старик в судебной мантии нетерпеливо барабанил пальцами по подлокотникам кресла, хмурясь все больше. Его раздражала ноющая боль простуженной поясницы, слишком яркий свет ламп, а особенно злила медлительность подсудимого. Тот будто нарочно оттягивал время вынесения приговора. Жалкий человечишка! Не надо было преступать закон.
Когда обвиняемый, наконец, доковылял до Круга, судья процедил сквозь зубы:
— Лойд О’Ллой, обвинитель требует привлечь вас к ответственности ввиду преступления закона: в вашей квартире были обнаружены шторы жёлтого цвета. Перед вынесением приговора суд предлагает вам пояснить причину хранения объектов запрещенного цвета, оскорбляющего чувства граждан, страдающих дальтонизмом.
— Уважаемый суд, как я говорил ранее, эти шторы несколько десятков лет назад сшила моя бабушка. Они были дороги мне как помять о ней, — Лойд обвел глазами невозмутимых судей, которым была безразлична судьба человека, и обреченно прошептал. — Это всего лишь жёлтые шторы…
Судья кивнул и велел:
— Принесите Шкатулку Справедливости.
В небольшой серый сундучок каждый судья опускал белый или черный камушек.
По закону черный цвет можно олицетворять исключительно с положительными образами, поэтому человек считался оправданным, если в шкатулке было больше черных камней. Если же белых камней было больше, участь виновного была незавидна.
Судьи сделали выбор. Шкатулка Справедливости открыта. Зал разочарованно заворчал, а Лойда оглушил шум бешено колотящегося сердца. В шкатулке три белых и три черных камня.
Но вердикт обязан быть четким.
— Серая! Где Серая? — главный судья заозирался.
Пристав обошел кресла судей, нагнулся и взял на руки серую толстую кошку. В центр Круга положили черный и белый камни на равном расстоянии друг от друга. Каждый камень по очереди окунули в корм.
С недавних пор права животных встали на один уровень с правами человека, поэтому в спорных моментах прибегали к помощи Серой. Теперь жизнь Лойда зависела от выбора толстой кошки.
Серую опустили на пол, и та, неуклюже переставляя лапы, подошла к камням. Долго принюхивалась к корму на черном камне. А потом развернула морду и все-таки начала жадно лизать белый камень.
Зал молча ликует. Лойд начинает медленно оседать на пол, но пристав не дает человеку упасть. Вердикт вынесен: виновен.
— Ваше последнее желание?
— Я хотел бы съесть стейк, пирожное и помолиться, — Лойд обреченно усмехнулся, оглянулся и с вызовом посмотрел на присутствующих.
Вегетарианцы, протащившие в Совет правку о запрете мясной продукции, злобно окрысились. Диабетики, ради которых из продажи пропали сладости, оскорбленно выдохнули. Атеисты сжали кулаки.
— Просьба, противоречащая закону о “Нетерпимости” не может быть удовлетворена, — судья равнодушно посмотрел на подсудимого.
Пристав уводит подсудимого по белому коридору в комнату смерти. Лойд не сопротивляется. Умирать страшно, но это не страшнее жизни, где есть закон о «Нетерпимости».
Он заходит в камеру, где все покрыто инеем. Когда дверь за спиной закрывается, Лойд сползает по стене на пол, подтягивает колени к груди и выдыхает белое облачко пара. Его бьет крупная дрожь.
А в голове крутится единственная мысль: “Чертовы жёлтые шторы”.