29.
Надо сказать, она была хорошей любовницей, качественной. Вдобавок не ныла, не просилась замуж, не нуждалась в опеке. Иногда ему казалось, что это не она его любовница, а он ЕЕ любовник. Встречались в основном, когда удобно ей, в этом вопросе редко шла на уступки, как, впрочем, и во всех остальных. В общем, пожаловаться было не на что, но и похвалиться было нечем…
В ее голове сидела прочная, подтвержденная опытом матери, установка: мужчины – зло, которое надо держать на коротком поводке. Почему зло? Да потому, что уже в 5 лет впервые она увидела слезы и отчаяние матери из-за мужчины. Даже запомнила его имя. Он жил в другом городе, но не приехал, хотя обещал. Не приехал никогда…
Развод матери с отцом запомнила одним кадром. Зал в зеленом доме на Набережной, желтые стены, слева, покрашенные белой эмалью двери со стеклянными вставками, справа открытое окно. Лето. Посередине – стол, по разные стороны друг от друга – они, такие родные, такие нужные. Больше не вместе. Холодно, страшно, беспомощно, и слез нет. У четырехлетней девочки не нашлось слез в день, когда родители окончательно решили расстаться… Потом у мамы был тот, который не приехал, потом тот, который пил, потом тот, который изменял со всем, подающим признаки жизни, потом… потом… потом… Их было много. Больше, чем хотелось бы… Поэтому сердце пришлось накрепко заморозить.
Она была плохой женой, она уже пробовала. Любить не могла, решила стать любовницей. Женщине с холодным сердцем это больше подходит.
Она была хорошей любовницей…
Больше всего хранимого, храни…
30.
Он хотел бы любить ее, как женщину, но в силу совершенно не объективных обстоятельств, не мог. Ее пронзительно-синие глаза, чуть вздернутое вверх плечо и заметная, особенно взгляду художника, асимметрия лица, каким-то удивительным образом делали эту женщину схожей с ребенком или даже подростком. И он ничего не мог с этим поделать. Она была готова, нет, словно, создана любить, не обладая любимым – самозабвенно и трагично. Ему оставалось только принимать ее правила игры…