Маяк, видавший тысячи историй,
Их в каменной крови; хранит и ждёт
Когда ему ещё расскажет море
О том, что дальше было. Под дождём
Солёных брызг, дурным кричащих чаек,
Он всё стоял, почти две сотни лет,
Но про твою (твоя совсем в начале)
Совсем не знал. У Бога на столе
Черновики, наброски, силуэты,
Твой, в том числе, на фоне маяка.
Эскиз графитом. Солнечно, не лето,
Классический (в бордо) морской закат.
Глаза закрыты, руки на излёте,
Спокойствие втекает, а печаль
Высоким звуком на последней ноте
С обрыва в море. Море невзначай
Лизнёт стопу как верный пёс охранный.
Ты, глаз не открывая, скажешь: да.
Бумага, карандаш, и почерк рваный.
Прошепчешь морю: вдохновенья дай!
История начнётся. Где-то выше
Набросок стал картиной. Черновик
В сценарий превращен, но фильм не вышел,
Он будет о стихах и о любви,
О маяке, что век плевался солью,
И той, что с ним болтала, с маяком,
Ловила ветер, солнце, не-Ассолью
Стихи читала, там, недалеко,
Вне времени как будто. Небо крышей,
Закат, плеснувший красок в облака.
Ты – режиссер, а сценарист чуть выше.
И карандаш с бумагою в руках.