Чтобы завершить разведку угодий близ Ленинска, мы с соседом Ракитиным ждали, когда Сырдарья основательно замёрзнет. Случилось это в выходной накануне Нового года. Однако в тот день с утра у него появились неотложные дела, и мы смогли отправиться в путь только после обеда. К тому же при переходе Сырдарьи столкнулись с неожиданным препятствием. Оказалось, что глубокая протока за островом, что напротив пляжа, ещё не замёрзла, а свежий ледяной покров, сковавший её устье, чрезмерно тонок. Но не зря гласит пословица «охота пуще неволи», и мы с Геннадием, в пылу азарта, решили испытать судьбу. А поскольку инициатором этого похода был я, то и первым – полагаясь на опыт, приобретённый в детства – распластавшись на льду, пополз через протоку на животе на тот берег.
Лёд подо мной слегка потрескивал, но не прогибался, а это было верным залогом успеха. Поэтому мне без труда удалось преодолеть ледяной «мостик» ползком на животе. Геннадий последовал моему примеру, однако – будучи уже на том берегу – выразил сомнение:
– А как обратно будем перебираться, когда стемнеет?
– Давай не увлекаться, и вернёмся засветло,– предложил я.– А к вечеру приморозит, и лёд будет ещё прочней. Так что проблем не будет.
Сосед по существу возразить ничего не смог, и мы, зарядив ружья, поднялись на крутой берег и двинулись вглубь неизведанной пустыни. Вокруг, насколько хватало глаз, простирался унылый пейзаж, который скрашивали лишь редкие пучки чахлой травы да высохшие стебли конского щавеля. Трудно было представить, что в этих краях водится какая-то дичь, хотя бы заяц. Но неуёмное воображение, подогреваемое надеждой, увидеть за ближайшим холмом богатый оазис, гнало нас всё дальше и дальше. Потеряв счёт времени, мы спохватились, когда солнце уже опустилось к самому горизонту. Изрядно утомившись и вспомнив о предстоящем «форсировании» реки, мы с товарищем развернулись на 180 градусов и, прибавив шагу, пустились в обратный путь.
Но ночь нас всё-таки опередила, а коварная Сырдарья приготовила кошмарный сюрприз. Выйдя на знакомый обрыв возле устья протоки, мы не узнали реки. Вся она, от берега до берега – как будто льда ней днём и не было вовсе – извивалась тысячами струй и сверкала отражёнными в воде огнями фонарей с нашей родной улицы Набережной. Зрелище, само по себе, было изумительно красиво, но нас, пребывающих в шоке, оно не радовало. Ситуация была критической: собираясь как на прогулку, мы были легко одеты и не взяли с собой ни спичек, ни еды, а потому не могли рассчитывать даже на ночлег у спасительного костра. Да и дров тут «днем с огнём» было не найти. А ближайший мост через Сырдарью находился отсюда за сотни километров. Мороз, между тем, крепчал, и надо было двигаться, чтобы не околеть. Но в какую сторону идти – было проблемой. В поисках выхода я начал рассуждать вслух:
– Раз вода вышла из берегов, а лёд ушёл, то идти вверх по течению нет смысла. А ниже, в километрах в пяти отсюда, есть остров, перед которым мог образоваться затор. Так что пошли в ту сторону.
Геннадий не стал возражать, и мы отправились вниз по течению реки. По мере удаления от жилья, блики от фонарей на воде постепенно угасали, и вскоре Сырдарья, погрузившись во мрак, ассоциировалась в моём сознании с затаившимся в засаде зверем, поджидающим свою жертву. Ходьба в темноте по усеянному кочками и норами сусликов песку изматывала до чрезвычайности, требуя повышенной затраты сил. Обсуждать было нечего, поэтому шагали молча, каждый думая о своём. Когда же впереди мутной тенью замаячил долгожданный остров, то настроение у нас и вовсе упало: никаких признаков затора льда возле него на реке не было. Тем не менее – подобно утопающему, хватающемуся за соломинку – мы продолжили путь, пока не подошли к острову вплотную и не убедились, что нас отделяет от него непреодолимая водная преграда.
Призрачная надежда, придававшая нам силы, развеялась, как дым, и мы с Геннадием в изнеможении присели на песок, не зная, что же делать дальше? «Куда девался лёд?– размышлял я,– Ведь если ледоход был, то его следы в виде вытесненных на сушу обломков остались бы вдоль берега. Но их почему-то нет – в чём тут дело?» И тут в голову пришла спасительная мысль: «А может, лёд, «припаянный» к берегам, вовсе и не трогался с места, а вышедшая через полыньи вода его затопила?»
Сразу же вспомнилось одно загадочное обстоятельство, которому раньше я не мог найти объяснения: когда мы были у переправы, то снизу из-под обрыва доносился шум ни весть откуда взявшегося водопада. И тут меня осенило: причиной его появления могла быть поставленная на попа и зажатая между берегом и ледовым покровом льдина, которая и преградила путь воде. «А если это действительно так,– решил я,– то по ней можно попытаться перебраться на большой лёд». Воодушевлённый появлением хоть какого-то шанса на спасение, я решительно встал и – пока не посвящая товарища в свой план – предложил возвращаться обратно, мотивируя это мрачной шуткой:
– Уж если нам суждено околеть, то лучше не здесь, а ближе к дому – там найдут скорее.
Геннадий, не проронив ни слова, с трудом поднялся на ноги, и мы, молча, тронулись в обратный путь.
Так, впустую потратив около двух часов времени, выбившись окончательно из сил, мы вновь оказались на исходной точке у знакомого обрыва. Лишь теперь, заслышав доносившийся снизу шум воды, я посвятил земляка в свой рискованный план. Однако тот не вызвал у него энтузиазма. И этому были достаточно веские причины. Во-первых, в его основе лежала всего лишь догадка: толком рассмотреть в темноте, что происходит у подножия обрыва, было невозможно. А во-вторых, попасть туда можно было только одним способом – скатиться на «пятой точке» по узкой, почти отвесной расщелине, отрезав для себя путь к отступлению. А какова глубина реки у берега было известно только Богу. Но ждать помощи было не откуда, а замерзать, сложа руки – не выход. И, испытывая чувство вины за происходящее, я решил действовать на свой страх и риск. Предложив товарищу пока оставаться наверху и ждать от меня сигнала, я лёг возле расщелины на спину и, оттолкнувшись – подобно бобслеисту – стремительно, вперёд ногами, покатился вниз.
Готовый к любой неожиданности, я чрезвычайно обрадовался, когда, приземлившись, оказался стоящим на ногах на клочке суши, видимо, намытом через расщелину дождями и послужившим упором для торчащей из воды огромной льдины. Переведя дух, приступил к её обследованию с целью убедиться, что намеченный план осуществим. Льдина торчала почи вертикально, возвышаясь над водой на полтора метра, а её длина была не меньше 10-ти метров. Стремительный поток воды – не в силах ни сдвинуть эту ледяную глыбу с места, ни опрокинуть – с рёвом омывал её с двух сторон, и подобраться к льдине было непросто. Было ясно, что при переходе по ней на большой лёд, без «купания» не обойтись. «Но тут уж не до жиру, быть бы живу»,– подумал я, принимая решение о реалистичности своего плана. И только после этого подал сигнал товарищу к спуску с обрыва.
Через несколько мгновений Геннадий стоял уже рядом, и я ввёл его в курс дела. А затем, закинув за спину ружьё, со словами «Ну, земляк, если что, не поминай лихом!» полез в воду. Дно оказалось вязким, что придало уверенности в успехе: «Не зря,– мелькнула в голове мысль,– льдина в нём так прочно застряла». Для начала замочив всего лишь ноги, я благополучно добрался до края льдины и ухватился за её торец. А затем, зависнув на ней и перебирая руками, скольжу вдоль неё, касаясь животом и стараясь не думать о том, что будет, если льдина вдруг обломится или тронется с места. Достигнув таким манером её конца, воочию убеждаюсь, что она с этой стороны действительно упирается в ледовое поле, прикрытое ревущим потоком воды. Сознавая, что в переправе наступил самый критический момент, затаив дыхание, перебираюсь на коренной лёд, заняв уже горизонтальное положение, и ползу на животе чрез поток воды, подальше от ледового стыка. И только удалившись от него метров двадцать - при этом окончательно поверив в удачу - решаюсь встать на ноги и, воспрянув духом, спешу обрадовать товарища:
– Гена, порядок! Следуй за мной, только осторожно.
И тот, используя мой опыт, успешно повторил тот же маневр. А поднявшись на ноги и придя в себя, с сарказмом изрёк:
– В гробу я видел такую охоту: впечатление такое, будто вернулся с того света.
А когда, прошагав по затопленному льду с полкилометра, мы благополучно выбрались на берег, предложил:
– Давай договоримся, чтобы о нашем приключении ни одна живая душа не узнала. Не то начальник, если узнает, покажет нам с тобой кузькину мать.
Так что, уважаемый читатель, вполне может статься, что вы первым узнали об этом, столь необычном, приключении.