Мирная поэзия ветерана 72

Василий Чечель
                К О К Ч Е Т А В

Республику свою мы знаем плохо.
Кто, например, слыхал про Кокчетав?
А в нём сейчас дыхание пролога!
Внимательно газету прочитав,
Вы можете немало подивиться:
И здесь его название... И вот.
Оно уже вошло в передовицы
И, может быть, в историю войдёт.

Здесь травка, словно тронутая хной,
Асфальт приподымает над собою,
Здесь грязи отливают синевою:
Копнёшь — и задымится перегной;
Всё реже тут известнячок да глинка,
И хоть в кафе пиликают «тустеп»,
Отсюда начинаетс глубинка,
Великая нехоженая степь.

Что знали мы о степях?
Даль, безбрежье,
Ковыль уснувший, сонные орлы,
Легенда неподвижная забрезжит
Из марева такой дремотной мглы...
Про сон степной, Азовщину проехав,
Пленительно писал когда-то Чехов;
Исколесив казачий Дон и Сал,
Про ту же дрёму Шолохов писал, —
А степь от беркута до краснотала
Неистовою жилкой трепетала!

Степь — это битва сорняков друг с другом.
Сначала появляется пырей.
Он мелковат, но прочих побыстрей
И занимает оборону кругом.
Но вот полыни серебристый звон...
Ордою сизой хлынув на свободу,
Из-под пырея выпивая воду,
Полынь его выталкивает вон!
А там типец, трава эркек, грудница...
И, наконец, за этими тремя
Летит ковыль, султанами гремя,
Когтями вцепится и воцарится.

Степь — это битва сорняков. Но степь
Есть также гнездование пеструшки,
А в этой мышке — тысяча судеб!
Пеструшкою бывает сыт бирюк,
Пеструшку бьёт и коршун и канюк,
Поймать её — совсем простая штука,
А душу вынуть — проще пустяка:
Её на дно утаскивает щука,
Гадюка льётся в норку пестряка,

И, наконец, все горести изведав,
Он кормит муравьишек-трупоедов.
Ковыльники пушные шевеля,
Пеструшкой степь посвистывает тонко,
Пеструшка в ней подобье ковыля,
И — да простит мне критик Тарасенков
Научный стиль поэзии моей —
Пеструшка — экономика степей.

И вдруг пошло, завыло, застучало
Какое-то железное начало.
Степь обомлела — и над богом трав
Вознёсся городишко Кокчетав.
В обкоме заседают почвоведы,
Зоологи, полит-инструктора,
Мостовики, дорожники — и едут
Длиннющим эшелоном трактора.

Где древле был киргиз-кайсацкий Жуз,
Где хан скакал, жируя на угодьях,
Теперь in corpore[1] московский вуз —
И прыгает по кочкам «вездеходик»,
В нём бороды великие сидят,
И яростно идёт на стенку стенка
Испытанных в сражениях цитат
Из Дарвина, Мичурина, Лысенко.

И, как бывает в нашей стороне,
Спервоначалу всё, как по струне,
Но вот пошли просчёты, неполадки,
Врывается и вовсе анекдот:
Ввозя людей, забыли про палатки.
А дело... Дело всё-таки идёт.

Вонзился пятиплужный агрегат —
И царственный ковыль под гильотины!
Но с этой же эпической годины
Пеструшка отступает наугад.
Увы, настали времена крутые:
Перебегают мышьи косяки.
За ними волки, лисы, корсаки.
Как за кормильцем аристократия,
А Кокчетаву грезятся в степи
На чистом поле горы урожая!
Он цифрами республику слепит,
Самой столице ростом угрожая.

Да, он растёт с такого-то числа —
Недаром среди новых пятиплужий
У побережья гоголевской лужи
Античная гостиница взошла!
Недаром город обретает нрав,
И пусть перед родильным домом — яма,
Но паренёк в четыре килограмма,
Родившись, назван гордо: «Кокчетав»!

Вы улыбнулись. Думаете, шутка,
Но чем же лучше, например, «Мишутка»?

                Илья Сельвинский
                1954