Как обычно перед посещением Тверской Вероника оставила машину возле Театра на Бульварном кольце, и через переулок вышла на нечётную сторону иллюминирующей в февральских сумерках улицы. Снега уже нигде не было видно, поскольку практически всю зиму стояла тёплая погода, и город выглядел вполне по-весеннему. Повернув по направлению к Манежной площади, Вероника включилась в разнонаправленный поток красиво одетых людей, спешивших в большинстве своём после рабочего дня домой или на приятные встречи.
«Удивительно… - размышляла Вероника, рассматривая обрамляющие улицу ветрины элитных бутиков и дорогих кантин, а также стоящие в вечерней пробке новенькие импортные седаны и джипы. – Одна из самых дорогих и роскошных улиц мира носит название жутко депрессивного и в буквальном смысле погружённого во тьму региона РФ… И если двигаться по этой дороге в противоположном от Кремля направлении, то очень скоро окажешься в лесной пустыне без единого вечернего огонька среди тысяч заброшенных избушек или даже целых населённых пунктов…» Эти наблюдения Вероника почерпнула во время семейных путешествий на автомобиле в псковский ведомственный пансионат.
Отрезок пути, который предстояло пройти Веронике для того, чтобы попасть на протестную акцию, был ей хорошо знаком по студенческим годам. После занятий в анатомичке, располагавшейся во дворе за гостиницей Националь, Вера с сокурсницами время от времени отправлялась в кафе Север или в недавно открывшийся МакДональдс на Пушкинской площади. В любом из этих случаев приходилось стоять в немыслимых для двухтысячных годов очередях, и стоили эти удовольствия для студентов очень недёшево, но воспоминания о таких мероприятиях оставались самые приятные.
***
Проходя мимо дома 13, Вероника вспомнила, как отвозила в Мэрию резолюцию районного митинга и собранные в защиту парка подписи. Как вздыхала каждый раз с облегчением после подобных мероприятий, думая, что этот раз уж точно последний, так как ни времени ни сил на подобные общественные подвиги у неё совсем нет… Однако, необходимость её участия возникала вновь и вновь то в одной точке района, то в другой, и эта бесконечная борьба с агрессивной, ассоциированной с властью строительной мафией была изматывающей. В конце концов Вероника сделала неизбежный вывод, что вся государственная система мафиозна по своей сути, и до тех пор, пока все налоги будут аккумулироваться у мафии в общаке, а муниципалитеты будут оставаться финансово зависимыми , нормальной жизни у горожан не будет.
При этом и у самой строительной мафии возникали неудобства из-за отсутствия механизмов достижения консенсуса с жителями. Восстания москвичей всегда приводили к полной отмене проектов или как минимум к их остановке на несколько лет. В то же время некоторые из подобных грубых и настырных попыток распила бюджетных средств могли бы оказаться вполне полезными для жителей, если бы власть была в состоянии учесть реальные потребности последних.
Так, например, Веронике, как и многим жителям академического района в буквальном смысле приходилось «месить грязь» в дождливую погоду, добираясь до занятий с детьми во Дворце творчества через парк, имеющий статус памятника садового-паркового искусства. Сформированные в дефицитное советское время парковые дорожки были напрочь лишены какого-либо покрытия и по сути ни чем не отличались от лесных тропинок. Однако, загнанные ночью на территорию парка мафиозные бульдозеры лихо снесли несколько семидесятилетних клёнов, располагавшихся вдоль единственной очень широкой автомобильной дороги, с намерением проложить асфальтовые дублёры для пешеходов. Последние, разумеется, восстали и выгнали непрошенных благодетелей, продолжая месить грязь по лесным тропинкам, которые никто даже и не думал благоустраивать. Однако, даже там, где власть пыталась договориться с жителями до начала боевых действий, система была не способна выполнять обещания, поэтому подобные переговоры никакого доверия у граждан не вызывали.
Вероника, увы, имела возможность наблюдать функционирование государственной мафии не только извне. Работая в государственной медицинской системе, Вера была вынуждена принимать участие в довольно нелепых на первый взгляд коррупционных схемах, смысл которых ей стал понятен лишь с течением времени. Так, приём врача поликлиники оплачивался страховыми компаниями по немыслимой копеечной цене. По этой причине администрация поликлиник требовала от врачей оформлять каждый приём пациента несколькими талонами, иными словами, фальсифицировать платёжные документы. При этом дебелые тётки с бейджами глав- и замглавврачей заявляли на каждом собрании, что изготовление левых талонов вполне может стать поводом для заведения уголовного дела, поэтому врачи должны подделывать талоны осмотрительно, чтобы фальсификат не вызывал подозрений. Последнее требование представлялось Веронике очевидно невыполнимым. Кроме того у неё не вызывал сомнений тот факт, что государственные страховые компании прекрасно знают о происходящем, но вместо того, чтобы сделать стоимость врачебного приёма реалистичной, по непонятным причинам осознанно сохраняют статус кво. С приближением президентских выборов предназначение этих лживых, криминализирующих медперсонал платёжных подделок стало для Вероники понятным.
На протяжении предвыборного периода дебелые тётки на собраниях стали ещё усиленнее живописать страшные истории про уголовные дела против врачей, подделывавших платёжные талоны. Аналогичные истории стали активно освящаться в новостях государственного телевещания, что заставило забеспокоиться даже Веронику, обычно чувствовавшую себя хорошо защищённой благодаря наличию троих детей и работающего мужа. Естественно, что её иногородние коллеги, ютившиеся по съёмным квартирам и считавшие копейки от зарплаты до зарплаты, выслушивали подобные страшилки с трепетным ужасом на лице.
Наконец, непосредственно перед выборами пазл раскрылся полностью. Администрация поликлиники приказала сотрудникам взять открепительные талоны на избирательных участках по месту жительства и проголосовать досрочно на рабочем месте за уже существующую власть. Вероника была одной из немногих, кто не последовал данной инструкции, при этом никаких последствий это для неё не возымело. Однако, подавляющее большинство её коллег выполнило это указание беспрекословно. Позже Вероника также узнала, что многие из сотрудников поликлиники отдавали часть полученной на банковские карты зарплаты главврачу, поскольку эта схема являлась ещё одним условием сохранения рабочего места. Услышав об этом, Вера вспомнила, как главрач говорила с ней о чём-то подобном, подписывая ей направление на курсы повышения квалификации. Вера не поверила своим ушам, предположив, что в спешке неправильно поняла Джамилю Тимуровну. Развитие темы не последовало, и более того, поликлиника выдвинула Веронику на получение грамоты от Главы Управы за активную работу на благо жителей родного для Веры района.
Мафия пачкала всех и каждого, кто оказывался для неё в пределах досягаемости. Любой сотрудник госучреждений обязан был участвовать в коррупционных схемах или в чём-то таком, что за такие схемы могло бы быть выдано, оказываясь в результате у мафии на коротком поводке. При этом размер «ущерба» не имел особенно большой роли. Уголовное дело могло быть заведено по факту «подделки платёжного документа», а микроскопичность суммы в талоне, а также тот факт, что страховая компания выплачивала деньги поликлинике, а не самому врачу, не имела для силовиков никакого значения.
Вероника хорошо помнила холодные мёртвые глаза следователя, допрашивавшего её в качестве свидетельницы после трагической гибели Ангелины. Она абсолютно ничего не знала об обстоятельствах смерти девушки, но, безусловно, очень хотела бы помочь следствию выяснить истинную причину трагедии. Однако, даже будучи очень наивной в свои двадцать семь лет, она быстро сообразила, что выяснение истины не является целью заковыристых вопросцев её блёкло-белёсого визави. Юркий хладнокровный персонаж пытался поймать её на каждом слове. Это была охота, а не следствие. Всё, к чему стремился этот бессовестный и безжалостный упырь, это состряпать из её слов лживые улики, чтобы потом предъявить их в качестве компромата ей или какому-нибудь другому, если таковой окажется более уязвимым и платёжеспособным.
***
Приближаясь к практически ставшему для неё родным в студенческие годы выходу из метро «Охотный ряд» Вероника увидела череду автозаков и перекрытые решётками подходы к Манежной площади. Все эти чужеродные и нелепые для цветущего европейского города нагромождения, а также топтавшиеся возле них шеренги шлемоголовых омоновцев резко контрастировали с яркой жизнерадостной публикой, свободно и непринуждённо распределившейся на широких тротуарах по обеим сторонам Тверской.
Студенты и студентки в вошедших в моду вязаных этнических шапочках стояли в основном небольшими группами по три-пять человек и весело делились друг с другом впечатлениями, явно не имевшими отношение к грустно-драматическому поводу акции. Более возрастные компании протестующих состояли преимущественно из представителей независимой творческой интеллигенции, способной прокормить себя без помощи мафиозного государства. Из таких импозантных компаний часто до слуха Вероники доносились слова Майдан и Украина, свидетельствовавшие о теме происходивших в них дискуссий. Наконец, основная масса протестующих пришли на акцию также как и Вероника по одному или максимум вдвоём. В отличие от Марша Миллионов, явившегося первопричиной протестов на Тверской, здесь не было условных «пролетариев». На лицах практически всех присутствовавших читалось высшее образование, относительная финансовая стабильность, регулярные поездки в Европу. Сюда пришли самые смелые из самых продвинутых. Или же, как в случае Вероники, не такие уж и смелые, но способные осознать, что наглость Мафии набирает с каждым днём всё большие обороты. И если на данном этапе этот снежный ком ещё теоретически возможно остановить, то в дальнейшем он неминуемо превратиться в сметающую всё на своём пути лавину. Разумеется, Веронике было чем заняться в этот предвесенний вечер и совсем не хотелось проводить его перед рабочим днём, стоя на перегороженной металлическими решётками Тверской. Однако, присутствие на акции в защиту узников Болотной она считала своим долгом.