Начало начал

Василий Рылов
Поселок Диваевск располагался у западной границы Алтайского края с Кемеровской областью. Состоял из двух поселков - Диваевск и Махнево, но официальное название было одно - Диваевск. В 1912 году в глухой сибирской тайге ходоком из Вятской губернии Махневым было облюбовано место, где он со своим сыном Иваном решил себе построить дом. Место это было в десяти километрах от села Сары – Чумыш. Фундаментом для дома служили пни вырубленного леса. Все работы по строительству избы велись вручную. На плечах носили восьмиаршинные бревна, плаху и тес пилили  на козлах продольной пилой. Махневы были люди мастеровые, все делали своими руками - двери, косяки, рамы...и без единого гвоздя. Когда построили дом, начали раскорчевку под приусадебный участок., под огород. И опять же все делали вручную, даже боронование земли, таская на себе борону. Картошку для посадки закупили в Сары- Чумыше. Когда все это было готово - огород, дом - стали вызывать родных из Вятской губернии. Постепенно сюда перебрались все родственники и знакомые. Примерно через десять лет здесь проживало уже сорок семей. Еще через пять-семь лет о селе в далекой Сибири и о богатых урожаях узнали в соседних селах и потянулись ходоки.
В числе первых ходоков из центральной части России был и Степан Иванович Диваев. Понравились здешние места Степану и решил он здесь пустить корни. В двух километрах от Махнева начал возводить свой хутор. Застройка велась тоже вручную, вдоль реки под названием Кабалда. Деревня получила название Диваевск. Таким образом, в течение примерно десяти  лет в двух этих селах насчитывалось до ста хозяйств.
В начале тридцатых годов в поселке Диваевск организовался колхоз. Всю работу на полях выполняли только с помощью лошадей, тракторов не было. Земли не хватало. Государственный семенной фонд выделил 300 гектаров на Мокрой Гриве в двадцати километрах от села. Там построили полевой стан, дворы для скота. Содержали 100 голов дойного стада и 200 овец. Полевой стан работал круглый год, потому что коров держали на одном месте, а молоко возили в Пуштулим на маслозавод. Сенокосные угодья были на завидовских полях - под Заготскотом.  Траву, большей частью, косили литовками, была всего ода сенокосилка. Траву сушили и метали (складывали) в стога, а зимой, по снегу, подвозили к ферме и к конюшне. Позднее, в годы войны, на колхоз был дан наряд - готовить лыжи, а в школы - парты. В столярной мастерской изготавливали диваны, шифоньеры, ящики для белья.  Зерно для сдачи государству возили в город Бийск и на станцию Кузедеево. Запрягали пару лошадей, загружались и в путь. По пять-шесть дней ездили до элеватора. И не дай бог не хватит зерна при сдаче. Строгое было время. За недостачу привлекали к уголовной ответственности. Очень тяжело приходилось и на лесозаготовках. Лес ездили готовить на Мостовую, Женихово, Захаровку. Это до 70 километров от дома. Весной этот лес сплавляли по Чумышу до села Сары-Чумыш и потом на лошадях возили в Диваевск за двенадцать километров. Жили на заготовке месяцами. Отработал месяц и домой.   Мужчина за год должен был выработать в колхозе до 400 трудодней, женщина - 200. Если не выработаешь минимума - исключали из колхоза. Сеяли  дома лен, ткали из него холст, шили сами одежду, обувь.Особенно тяжело было, когда забрали мужчин на войну, работу выполняли старики, женщины, дети. Работали даже десятилетние, которые весь световой день ходили за плугом, выпахивая от одного до полутора гектар земли. Из ста хозяйств на фронт ушло не менее девяноста мужчин и почти половина из них погибла.
После войны в начале пятидесятых годов двадцатого века для повышения эффективности сельского хозяйства началось объединение колхозов (укрупнение). Жители п. Диваевск не хотели объединения с соседним колхозом и выступили с инициативой создать в поселке артель по изготовлению изделий из древесины. Как ни странно, но инициатива была воспринята позитивно. Была создана артель, позднее названная  имени ХХ партсъезда. В последующие годы названия были разные, но сфера деятельности оставалась без изменений. Жители поселка заготавливали древесину и производили распил ее на пиломатериалы. Для этой цели на станции Овчинниково приобрели локомобиль (маленький паровозик на металлических колесах без привода на них). Самостоятельно передвигаться он не мог, только на посторонней тяге, поэтому доставка локомобиля до поселка по лесным дорогам  была трудной задачей, но с которой справились. Локомобиль запустили в работу вместе с пилорамой, а позднее приобрели станки для обработки древесины, провели в дома жителей электричество и радио. В окрестных селах электричество и радио появилось только в 1965 году, когда протянули линию электропередач из Кузбасса. Это почти через пятнадцать лет после Диваевска. Жить стало лучше, жить стало веселей. Хотя особого веселья не было. Вместе с укрупнением колхозов, повысили сельскохозяйственные налоги - Держишь корову,  сдай 320 литров молока государству, 92 килограмма мяса, имеешь кур - сдай 200 штук яиц. Излишков, поэтому, почти не было. А если у кого малость оставалось, то ездили в город Сталинск (сейчас Новокузнецк)   за сто десять километров на базар. Продав продукты, можно было купить что-нибудь из одежды, заплатить займы, налоги. Плюсом было то, что за работу в артели платили деньги сразу, по окончании месяца, в то время, как в колхозах, работали за трудодни. Минусом - работники промартели, по существовавшим в то время законам, приравнивалась к городским жителям и могли иметь в личном подсобном хозяйстве только пятнадцать соток земли (в колхозе можно было иметь до пятидесяти).
Лес для пилорамы заготавливали в основном зимой, когда, как известно, дерево имеет наименьшую влагу. Работа эта была очень тяжелая. Вблизи деревни хвойных лесов было мало и приходилось заготавливать на дальних делянках, за многие километры, да еще и выборочно. Лесники в то время очень строго следили за тем, что, где и как заготавливается. Все перевозки грузов выполнялись на лошадях. Была очень большая конюшня, много лошадей. Только племенных жеребцов было четыре. Были Владимирские тяжеловозы, монгольские, очень выносливые лошади, рысаки и прочие.  Пилорама работала круглые сутки после запуска локомобиля примерно на неделю. Затем тушили и обслуживали паровозик и снова запускали. Топили дровами, т.к. угля не было. Была целая бригада женщин которые пилили дрова для паровозика и летом для газогенераторного автомобиля, который тоже приобрели для нужд артели. Для автомобиля - небольшие березовые чурочки, которые еще и сушили в специальной сушилке. Летом на авто загружали полный кузов этих чурочек и ездили в г. Осинники за металлом и коксом для кузницы. В один конец сжигали половину кузова чурочек, загружали освободившуюся половину грузом и ехали обратно. Хватало только, только, так как дороги тогда были очень плохие. Паровозик прослужил примерно до 1963 года. Затем поставили дизель от трактора Т-40, стало намного легче.  Пиломатериал складировали в штабеля для сушки, а качественный материал сушили в сушилке (стояла на берегу реки) и передавали в столярную мастерскую. Для всего района изготавливали сани нескольких типов от кошевок до розвальней, телеги (дрожки, телеги для перевозки грузов, для перевозки леса). В 1965 году    делали уменьшенные копии для ВДНХ в Москве. Изготавливали различные бондарные изделия, для пчеловодства - ульи, рамки и прочее...
В поселке была мельница деревянная, без единого гвоздя. Приезжали молоть зерно из соседних сел, был очень качественный помол. К сожалению, позднее решили перейти на электрическую мельницу, но не удачно. Получалось плохое качество помола, а затем мука появилась в магазинах и  мельница оказалась не нужной.
В поселке была очень большая пимокатная мастерская со своей теребильной машиной занимающей площадь в двадцать квадратных метров. Заказы на валенки поступали из соседних сел Алтайского края и Кемеровской области. Мужики в поселке были мастера на все руки, поэтому, когда были сильные морозы или бураны, вместо лесозаготовок шли в пимокатную или столярную мастерскую. Занятость мужского населения была на сто процентов.
В артели также занимались льноводством. Из льна получали льняное масло, изготавливали веревки для увязки грузов. В летний период производили пихтовое масло, на заготовке пихтовой лапки работали и ученики. Производили также деготь из бересты. В поселке было три пасеки с более чем сотней пчелосемей в каждой. Мед шел полностью на экспорт.
Вот в этой замечательной деревеньке мне выпало счастье родиться на свет Божий. Мои родители - мама - Рылова (Жуйкова) Анисья Карповна, родилась в Вятской губернии в 1911 году в многодетной семье. В 1931 году вышла замуж за Рылова Матвея Григорьевича и вскоре с мужем переехала сначала в город  Сталинск, а потом, перед войной, в поселок Диваевск. В первые дни войны Матвея Григорьевича взяли на фронт и уже в феврале 1942 года пришла похоронка, погиб в боях под Ленинградом. Моя будущая мама осталась с тремя ребятишками - сын и две дочери. Все тяжести военного времени вынесла стойко - работала в колхозе, вела подсобное хозяйство и даже держала пчел. Дети потом говорили: " Мы   не видели, когда мама спала, нам казалось, что никогда. За все годы войны мы не знали, что такое голод. Мама, казалось бы из ничего, могла сделать вкусную пищу, но основное, конечно, была картошка, особенно в мундирах из русской печки. Она с ранних лет приучала нас к труду и чистоплотности."
Отец - Овчинников Степан Иванович родился в 1905 году в селе Черемшанка Томской губернии в семье потомственного чалдона Ивана Тимофеевича. Хозяйство было крепкое и в 1925 году Степана женили на дочери зажиточного мордвина Марфе против его воли. И тем не менее, до начала войны, родилось четверо детей - два сына и две дочери. Когда началась война, моего будущего отца призвали на фронт в сентябре 1941 года. Воевал до самой Победы в мае 1945 года. Был несколько раз ранен. Вернулся после Победы домой, родился еще один сын. Не имея ни одного класса образования, еще перед войной окончил курсы трактористов, а после войны в Черемшанке послали учиться на машиниста локомобиля, хотели поставить паровичек в селе, но что то не срослось, поровичек не поставили. В 1947 году Степан Иванович с семьей переехал в поселок Диваевск. Вскоре после переезда развелся с женой, оставив ей пять детей. Истинная причина развода, так и осталась загадкой. Степан говорил, что Марфа ему изменяла, когда он был на войне, а что было на самом деле, никто не знает. Конечно вся деревня осуждала этот его поступок. А Степан приударил за моей будущей мамой Анисьей. Она и слышать не хотела, чтобы жить со Степаном, но он настойчиво добивался своей цели - жениться на Анисье. Так продолжалось более года - Степан приходил в дом к Анисье, она бегала за братом Семеном, тот приходил и выталкивал Степана, один раз даже надавал тумаков. Но однажды вечером, уже в 1948 году, Степан пришел и сказал, что любит Анисью и никуда больше не уйдет. Анисья сбегала снова за Семеном, он стал выгонять Степана, а Степан сказал, что хоть убивайте, никуда не уйду. Семен говорит: "Надоели вы мне до чертиков. Разбирайтесь сами", развернулся и ушел. Так мои будущие родители стали жить вместе.
Мой день рождения 20 декабря 1949 года, а в свидетельстве о рождении записано 6 января 1950 года. Для регистрации новорожденных нужно было ехать за восемь километров в поселок Салма, где находился сельсовет. Мама, естественно, не могла поехать, а отец загулял, то ли от радости, то ли от грусти, так как я у него оказался шестым ребенком...пять детей у него жили с его первой женой с которой он развелся год назад. Поехал отец в сельсовет только шестого января, вот на шестое января мне и сделали официальный день рождения. Но...это еще не вся история, когда отец приехал домой и показал свидетельство маме, начался скандал.  В свидетельстве о рождении была запись, что у меня фамилия - Рылов и в графе - отец, стоял прочерк. Дело в том, что фамилия моего отца - Овчинников, девичья фамилия матери - Жуйкова, а я оказался Рыловым, по фамилии первого мужа матери, погибшего на войне. Вот так и ношу всю жизнь чужую фамилию. Какие мысли у отца были, когда он это сотворил – можно только догадываться.  Мама не простила ему этого всю оставшуюся жизнь.
Итак, дата моего рождения не официальная – 20 декабря. Все мои сверстники родились немного раньше, - кто летом, кто весной. Все свободное время мы проводили на улице. Бывало зимой так намерзнешься, шубейка колом стоит. Приплетешься домой, мать отругает для начала, затем накормит и загонит на русскую печь. Оставит в качестве подстилки простыню поверх не толстой подкладки. Долго пролежать на одном месте было трудно, начинало припекать. Вот и крутишься всю ночь с боку на бок. Встанешь утром – как будто заново родился, - ни соплей, ни кашля, можно снова на улицу.
Русская печь!!! Гениальное изобретение наших предков. Пища приготовленная в такой печи – это ни с чем не сравнимое кулинарное чудо. Хлеб выпекали тоже в русской печи. Выпечка хлеба – это целое искусство! Вначале заводилась опара на хмелю. Сбор хмеля – это была задача нас, мальчишек, как только трава в лесу ложилась, наступала пора сбора шишек хмеля. Рос он чаще всего в зарослях леса, так что добыть его было не так просто.  Когда опара доводилась до готовности - замешивали квашонку, добавляя в опару муку. Затем нужно было, чтобы квашонка дошла до готовности, с этой целью мама то ставила ее на русскую печку, то снимала с печи, в общем скакала всю ночь. После того, как в печи прогорали все угли, в печь широкой деревянной лопатой, присыпанной мукой ставили на выпечку тесто. Получался чудо хлеб с апетитной хрустящей корочкой и с особенным запоминающимся вкусом. Большие караваи  спокойно хранились дней десять не черствея.
Одним словом, когда пришла пора идти в школу – меня в школу не приняли. Всех приняли, а меня нет, несмотря на то что мама работала в школе техничкой (уборщик помещений, истопник и дворник в одном лице). Не хватало мне четырех месяцев до восьми лет. Учитель был еврей – Петр Ионович Потанин, мягко говоря, очень нехороший человек.  Заставлял мать помимо уборки школы еще и убирать его квартиру. Начальная школа (1 – 4 классы) стояла за деревней, рубленная из пихты. Два класса для занятий, коридор, учительская – библиотека, квартира для учителя из двух комнат. В зимнее время мама вставала в четыре - пять часов утра – протапливала печи к началу занятий. После окончания уроков  мыла полы ежедневно. По воду приходилось ходить за восемьсот метров, ближе не было. Дрова нужно было приготовить на следующее утро и так ежедневно, включая воскресенье, так как нельзя было чтобы выстудились помещения. 
Так вот все ребята в школу, а мне куда? Еще вчера все вместе играли в прятки, в войнушку, кол - забияку, гоняли лошадей на водопой... Иду в школу вместе с ними. Они в класс на занятия, а я в коридоре сяду на припечек и заглядываю в щелку, как они там. Филиппок, как у Льва Толстого, да и только. Хотя Филиппка в школу приняли, а меня этот, нехороший человек, так и не взял, несмотря на слезы матери и мое желание  учиться и отнял, по сути, год моей жизни. Видимо не любил учитель Льва Толстого и про Филипка не читал.
Так прошел целый год. Наступило первое сентября. С вечера приготовился к школе - собрал в портфель книги, тетрадки, ручку, перья к ней, карандаши, резинку. Из за волнения ночью спал плохо, но под утро сморило. Проснулся, в доме никого нет, родители на работе. Часы-ходики, висевшие на стене, стояли. Который час не знал. Подумал, что уже опаздываю в школу, - давай быстро собираться. Одежду одел, а ботинки никак не могу найти, как оказалось, мама их переложила в другое место. Давай искать в кладовой – нашел какие то ботинки 42 размера!!! Натолкал в носки ботинок газеты и пошел… Клоун да и только! Мать в школе увидела,  рассмеялась   и отправила домой переобуваться. Вот такой был мой первый день учебы.
Первой учительницы не было, был первый учитель, про которого уже описал выше. До сих пор не могу слушать песню про учительницу первую...выключаю, так как сразу вспоминается...человек, которого нельзя было подпускать к детям. Учение мне давалось легко, если была бы такая возможность, то думаю легко мог бы за год проходить программу двух классов. Но, низя-я-я! Вспоминается 3-й класс, я в классе был единственным учеником. Учительница (еврей уже уехал ) давала задание, я быстро его делал и наблюдал, как она учит первоклашек.
Мне очень нравилось читать книги. Телевидения тогда не было, кинопередвижка приезжала один раз в две недели. До четвертого класса перечитал всю небольшую библиотеку в школе. Прочитал даже “Войну и мир” , но, конечно же, мало что понял. Каждую субботу ходил за восемь километров в соседнее село Салма, где была большая библиотека, набирал полный ранец книг на неделю. Читал все подряд, так как подсказать нужную литературу было некому. Поэтому наряду с полезной литературой попадалась и бесполезная, и даже вредная. К сожалению, понимаешь это позднее.
Видимо положительной литературы было все таки больше прочитано, потому что я не скатился до слишком плохого мальчишки, хотя окружающая обстановка этому способствовала.
Из учителей начальной школы, больше всего, запомнилась в четвертом классе -  Маргарита Николаевна. После окончания института ее направили в наше село. Очень красивая, все мальчишки были в нее влюблены. Доброжелательная, приветливая, справедливая, очень напоминала актрису из кинофильма “Уроки француского” Татьяну Ташкову. Правда у Маргариты Николаевны была толстая коса ниже пояса. После уроков она играла с нами, как равная.   
Закончил начальную школу с отличием, а осенью нужно было поступать в восьмилетнюю школу в селе Салма за восемь километров от дома и жить в интернате.

                Продолжение  http://proza.ru/2021/01/21/1186