Март сорок пятого. До Победы оставалось всего? ещё? долгих 50 дней.
Западная Пруссия. 75 гвардейская стрелковая дивизия снова на острие атаки. Три её стрелковых полка при поддержке 159-го артиллерийского штурмуют Альтдам, предместье Штеттина (Щецина).
Николай и Максим, одногодки, оба статные двадцатилетние бывалые стояли у штаба полка в «квадратной» рощице у посёлка Розенгартен.
- Что ты бычишься, Николай? Я же вижу, - ты сторонишься меня после возвращения из госпиталя. Сдаётся, что этак со мной на «Вы» и на имя-отчество перейдёшь. Давай начистоту. Не нравится, что я стал старшим лейтенантом по политчасти?
Николай некоторое время молчал, пытаясь понять в чём причина неоднозначного отношения к своему бывшему подчинённому. Неприятие, зависть, обида на судьбу?Третий год на фронте и два тяжелейших ранения, а его наводчик орудия, харьковчанин Глушко, как заговорённый- ни царапины. Хотя в боях находились в метре друг от друга.
Что касательно его продвижению по политчасти- здесь тоже есть своя подоплёка. Не секрет, что комдив благоволит выходцам с Украины. И оба комполка: нынешний и предыдущий хохлы. А Максимка всегда был любитель погутарить. Оно и понятно: он с оккупированной территории, надо реабилитироваться, выслужиться. Но все эти соображения дело сугубо моё, внутреннее.
- С чего ты взял, Максим. Согласись, что для меня здесь много нового. Даже всё орудийное хозяйство в артполк перешло, а воюем по-прежнему в стрелковых, как приданные. Не знаешь кому подчиняться. И с тобой не пойми, как общаться, коли погоны нацепил. Вдруг зазнался?
- Послушай, Николай. Ты тоже кандидат в члены ВКПб и знаешь, что такое дисциплина. Меня особо никто и не спрашивал: Вызвали в штаб полка, там дивизионное начальство: поспрашивали, написали представление, назначили. И от войны я никуда не спрятался, если думаешь так. Что ни день- я на передовой в ротах. Иной раз бывает похлеще чем раньше- за бронещитком пушки.
- Понятно. Делить нам, Максим, нечего. Враг один. А судьба каждому своя написана.
- И, главное, добить гадов! -с напором продолжил старлей. - Мы уже на немецкой земле! Может повезёт брать Берлин? Ведь наша дивизия идёт от самого Сталинграда. Курская дуга, Белоруссия, Прибалтика, Варшава, Познань... Последний рывок и через месяц война кончится!
- Ты всё такой же, горячий.- усмехнулся Николай. - А я за эти 4 дня боёв вижу, что «пороху» у фашиста не убыло. Прут в контратаки, как ошпаренные. И плотность огня у них не меньше, чем было в Курляндии. Помнишь?
- А то! Ты же слышал- нам противостоят эсесовцы, в том числе из Франции и Голландии. Им деваться некуда. Гитлер приказал Штеттин оборонять, как крепость до последнего. Но нас, гвардейцев, это не остановит!
Николай про себя с улыбкой отметил этот немного показной официоз друга, но всё же сердечно с ним попрощался, уходя в расположение 3 штурмового батальона, куда приписали его орудие. По дороге через лесок вспомнилась ему другая встреча - 14 марта, когда их госпитальную команду привезли в дивизию. Первым из старых знакомых оказался командир сорокапятки из артполка Зайцев. Мужик немногословный сдержанный. А тут обрадовался, разговорились. Запомнился колючий совет старшего товарища:- Лез бы ты, Коля, меньше на рожон, меньше бы лишних дырок схлопотал. Норов-та уйми, а головушку пригни! Геройствовать во весь рост тут опасно и глупо: снайпера орудуют. Да и война к концу идёт, будь она проклята.
Николай получил новые целеуказания и распоряжения к бою от своего командира по артиллерии. Теперь для перевозки пушки была приставлена старенькая машина, но с ней хлопот, как показали прошедшие пять дней боёв, было не меньше, чем с лошадками. Надо ещё успеть проверить ребят, боекомплект и хоть немного прикорнуть. Начальник штаба сказал, что завтрашний бой за Альтдам будет решающим. После взятия этого немецкого городка штаб корпуса обещал передислокацию дивизии и передышку.
За неделю наступления, проводимого и днём и ночью, бойцы измотаны физически, части несут серьёзные потери из-за ожесточённого сопротивления врага, продвижение идёт медленными темпами. У фашистов хорошо оборудованные укреплениях. Сбить их с обороняемого участка будет нелегко.
Солдатское счастье в наступлении - уцелеть и выспаться. Бой, марш, пока противник не закрепился, снова атака. Хорошо, если выпала возможность отключиться на пару часов в спешно вырытом окопчике или захваченном блиндаже врага, пока не последует очередная команда «Подъём!» «Боевая тревога!».
Николая из сна выдернул начавшийся артобстрел. Судя по разрывам бьют опять с пороховой мельницы и из-за насыпи железной дороги. 6.30 утра. Сыро и студёно.
Наша артподготовка началась в 7.30. К какофонии работы дивизионной артиллерии подключилась авиация армии. Штурмовики совершили несколько заходов на вражеские позиции и эта увертюра радовала пехотинцев. В восемь танки с пехотой на броне двинулись от опушки рощи на немецкие рубежи по проходам,проложенным сапёрами ночью. Было уже светло и корпуса механического завода, окутанные грязным дымом от разрывов, были в зоне прямой видимости. В глубине Альтдама возле шпиля церкви поднимались языки пламени и конечная цель, дамба с переправой и аэропорт, находилась в «каких-то» четырёх с половиной километрах, максимальной дальности стрельбы его сорокапятки.
Наступила пора работы орудий и миномётов ближнего боя. Фашисты очухались и стали огрызаться. Разрывы ложились в порядках наступающих советских танков и спешившихся красноармейцев. Темп боя нарастал. Орудие Николая «жарило» без продыху. Офицеры- корректировщики огня были на постоянной связи.
Все ребята в расчёте, за исключением бывалого заряжающего Баланюка , новые, но справные. Команды ловили слёту.
Наступающие смогли закрепиться в ближайших корпусах завода и сейчас там шёл жаркий бой. Фашиста выкуривали изо всех щелей. Соседи из первого батальона перемахнули за железнодорожную насыпь. Но на этом успехи атаки закончились. Вторая тоже захлебнулась. Последовали контратаки врага и упорные схватки за каждое здание. Немец сдавать свои позиции не собирался. Ожесточение боёв оказалось такое, будто и не было за спиною четырёх лет войны.
В середине дня враг снова задействовал дальнюю артиллерию с западного берега Одера и катеров речной флотилии. Снаряды крупного калибра с характерным шелестом и свистом ушли перелётом вглубь леса.
«Пытаются подавить артиллерию поддержки. Жди прилёта и на этот раз без звука» - понял Николай и крикнул бойцам:
- Меняем позицию! Живей, ребята! Орудие направо!
Очередная серия разрывов легла ближе. Их осыпало землёй. У соседей послышались крики.Видно кого-то побило осколками.
Они уже переставили пушку на резервную позицию, когда Николай услышал этот противный звук, звук летящей мины, который сопровождает весь её полёт. И по опыту, или наитию он уже знал, что вот эта, среди десятков рвущихся зарядов, пикирующая смерть нацелилась на них.
А дальше - будто замедленный фильм без звука. От близкого взрыва раздавило перепонки ушей, перехватило дыхание и будто огненной косой хлестнуло по ногам; швырнуло к близстоящему дереву. Николай обхватил ствол руками и стал оседать на землю. Последнее, что он увидел- серёжки цветущей берёзы, её белоснежную кору в крови и Дорофея Баланюка, распластанного подле лафета пушки.
Остальным ребятам повезло — ушли за снарядами.
По телу разлилась нестерпимая боль. И он провалился в спасительную темноту.
Так окончилась для Николая Ивановича Герасимова эта война. Дальше последовала война уже с собою, но об этом позже.
Боец Баланюк через месяц скончался от тяжёлых ран в Познани, где и похоронен.
Много ещё его однополчан пало при форсировании Одера, боёв при взломе обороны врага по Зееловским высотам и охвате Берлина с севера. 75 гв сд закончила свой путь на Эльбе 2 мая.
Боевые товарищи Зайцев и Глушко прошли войну до конца; Максим связал свою жизнь с армией. Ушёл в запас в 1954 году.
Завершение следует: «Не всем довелось дойти...Мы ещё поборемся!»