Моя давнишняя подруга Катька уже несколько дней, как занемогла. Ну, и как водится, совсем было собралась умирать. Лежит на кровати под одеялом, в шерстяных носках собственной вязки и это летом-то! Жарища, и солнце во всю печёт!
От еды она отказывается наотрез, пьет по несколько глоточков. Даже от моего коронного блюда-куриной печени в сметане и то отвернулась. Да, видать, дела и в самом деле плохи! Всю жизнь знаю ее, как любительницу вкусно поесть да похохотать. Ну и насчет «этого» дела своего не упустит.
Тяжела женская доля в одиночестве, ой, как тяжела! Да в глухой деревне. Ни дров на зиму запастись, ни корма корове привезти, ни сена накосить-насушить! Ээх…жизнь-злодейка!
-Вот не знаю, надо чтоль своей Люське-то рассказать, что я тоже не лыком шита, и не задаром жизнь прожила! А то, небось, помру, а ей все по глазам гулящей мамкой-то тыкать станут!
Сижу молча. Да и что тут скажешь?
-Шелупонь я всю подряд собирала, вишь ты... -зло шипит она. -А я-то мужичков имела, да не абы каких, а больших начальников.-начинает она размышлять о прожитой жизни. Пусть все знают! -погрозилась она кулаком на стену.
-Ну что ты, Катя, в самом деле! Рано тебе еще думать об этом! -пытаюсь успокоить я ее.
-А вот и надо! А то все вокруг так и считают меня безбашенной да безотказной! А я вот вам не хухры-мухры! И цену себе знаю!
-Ну какие там еще хухры? Ты у нас вон, красавица и есть. Огонь-баба! -робко протестую.-Да и Люсе ни к чему эти подробности знать. Пусть себе живет, девчонка, преспокойненько! -пытаюсь вразумить подругу.
А Катька и в самом деле неплохой человек. Добрая и отзывчивая. И не раз меня выручала, когда я после развода осталась одна с сыном на руках. Поэтому я ей благодарна, как никому другому!
-Один Петр Иваныч чего стоит! А уж как ухлестывал за мной! Прямо как в кино! Проходу -то не давал. -продолжает Катька ностальгировать.-Бывало, куда я, туда и он! Я на автобус в район-он уж тут как тут. Я на луг травы подкосить теленку-он за мной:
- Посиди, Катенька, отдохни, я сам! Эх, золотой мужик был! Жаль его, сгорел раньше времени! Да…-горюет Катька о Петре Ивановиче, прорабе.
-А терраску мне какую сгандобил! Что-оо ты! – машет она рукой, вдруг раскрасневшись от стыда.
-А куда ж он подевался, твой Петр Иваныч-то золотой?-чувствую, что начинаю заводиться на её тупое нытье.
-Да жена, как услыхала про наши с ним отношения, так тут же его заставила уволиться и уехать домой, в соседний район. Он же неместный! А Феденька-то как за ним плакал, попривык малец! Люська-то та постарше, все с подружками на улице гуляет, а Феденька бедный кричал за ним…А все потому, что добрый был, Петя-то. Мухи, бывало не обидит. Слова грубого ни разу не слыхала от него…Да и Федюше все игрушки да сласти привозил. Ни разу без подарка не явился…А раз…-стала Катька вспоминать очередные моменты из их с Петром отношений, но я нечаянно ее перебила:
-Да что ж с ним случилось-то? -уже мягче я спрашиваю и не из праздного любопытства. Жаль её, дурёху, стало! По всему видать, пользовались доверчивой бабой мужики без зазрения совести. Да! Ведь я и в самом деле мало чего знаю о её жизни. Особенно, за последние лет десять, как уехала из села за лучшей жизнью в город. Да и есть ли она где, лучшая-то жизнь?
-Сердце! -положила Катька руку на грудь.
-Что сердце? Больно?-испуганно спрашиваю.
-Сердце, говорю, его не выдержало! Любил он меня сильно. Тосковал.
Смотрю на Катьку с недоумением.
Во загнула, бабе почти сорок, а она как молодуха, о любви! Не понять мне этого. Ой, не понять! – думаю про себя, не вслух, чтоб не обидеть «умирающую».
-Ну и вот! Вон ты какая у нас! Мужики без тебя вон мрут… как мухи…-пробую я пошутить. -На кого ж их покидать-то надумала?-пытаюсь разрядить обстановку.
Сработало! Катька оживилась, глаза заблестели, раскраснелась вся.
-Ну вот, совсем другое дело! – подбадриваю подругу.
В комнату входит Люська. Вполне симпатичная себе девушка.
-Ма, поесть хочешь? -робко так спрашивает. Боится попасть под раздачу.
-Конечно хочет, Люся! Давай нам еду свою, неси сюда!
Катька подозрительно покосилась на меня, зыркнула на дочь. Мол, в сговоре.
Я тем временем заботливо поправляю ветхое одеяльце, подтыкаю для тепла под Катькины ноги. Сердце сжалось. Одеяльце-то так себе. У меня собака спит на более лучшем. А этому, поди, уж сто лет в обед.
-Надо бы ей новое привезти! -решила про себя и осеклась. -Привезти…еще через десять лет? Да уж, незадачка вышла. А почта на что?-внезапно осенило.
-Кать, мы щас щец горяченький хлебнем с тобой.
В ответ она не соглашается, отмахивается. Плохо дело.
-И никаких нету. Даже слушать не хочу! Что ты в самом деле! Столько не виделись, а ты совсем не рада.
-Да рада я. Рада!- нехотя признается подруга.
Вошла Люська с тарелкой дымящихся щей. Я укутала Катьку полотенчиком вместо салфетки, дала в руки ложку и кусок хлеба, смачно натерев его чесноком. Сижу, поддерживаю тарелку, чтобы удобнее было есть болящей.
И тут Катька, отхлебнув пару ложек щей, громко выдаёт:
-Мож, давай по стопочке дернем. А?
-Эт можно! Чего не дёрнуть, када на пользу-то!
Через полчаса мы сидели с подругой детства за импровизированным столом и ели картошку с салом, обильно сдобренную укропчиком. Рядом стояли два пустых лафетника.
-Давай нашу споём, а? -оживилась подруга.
И тут же из распахнутых окон на улицу полилось наше «Па До-ону гуля-яет, па До-ону гуля-ет, па До-о-ону гу-уля-а-ет ка-а-за-к ма-ла-дой…»