Пусть веет нежным запахом волос
И снова проступают на рассвете
На свежих листьях капли тёплых рос,
Как белый чай огромных зимних звёзд,
Что спят на протяжении столетий.
Юрий Куликовский
– Не подскажете, милая леди, где создают такие изысканные модели, – услышала Полина вкрадчивый шёпот приятного тембра, ощутив одновременно пряный мужской запах и свежее мятное дыхание.
Время приближалось к десяти, но уже было жарко. Скоро открывать ателье.
Девушка ехала в переполненном автобусе, погружённая в свои мысли и вдруг такое.
Полина была одета в только что созданную, не до конца доработанную модель порхающего лёгкого платья, в котором любая женщина могла бы почувствовать себя девочкой.
Ей часто задавали подобные вопросы, поэтому, не оборачиваясь, бесстрастно ответила, – сама сшила.
– Что вы, я не про платье, про вашу удивительную внешность.
– А вы её видели, – неожиданно злобно оскалилась Полина, – мою дивную внешность, – и развернулась лицом к собеседнику, который побледнел, смутился, и тут же начал извиняться.
– Простите меня за бестактность милая девушка, я честное слово не хотел вас обидеть. Речь шла исключительно о точёной фигуре, об изящном силуэте, – смущённо оправдался попутчик.
– Пустяки, не стоит извинений. Безобразную физиономию мне выдали при рождении.
Представьте себе человека, точнее его эмбрион, который ещё заявить о себе не успел, а тучи неприятностей и бед над его микроскопическим тельцем уже сгустились. Это про меня.
Полина не была плодом любви. Её зачали из любопытства, точнее – по глупости.
Некий созревший для романтических экспериментов юноша изнывал от страстного желания воплотить нескромные мечты под наркотическим гнётом вездесущих гормонов, обещал подарить подруге Вселенную со всем её несметным богатством.
Обманул.
Девочка потеряла голову по той же причине – первый чувственный опыт, готовность раствориться в океане влюблённости, разделить на молекулы блаженного единения каждую клеточку взволнованного радостью познания тела, подарить их милому оптом и в розницу.
Сказочный романтический опыт завершился никому ненужной беременностью. Мало того, исследование показало большую вероятность неприятных врождённых дефектов у невинного плода.
Оба потенциальных родителя на тот момент были несовершеннолетними, решение за них приняли родители, которые на правах попечителей подписали отказ от новорожденной.
Полиной она стала позже, когда её удочерила Лидия Тимофеевна Головина, которая рожала в то же время, в той же клинике.
У неё до этого было три выкидыша. На этот раз ребёнок родился живой, но недоношенный. В инкубаторе новорожденный мальчик прожил пять дней. Выходить его не удалось.
Мама билась в истерике, пыталась выброситься из окна.
Кто-то из акушерок посоветовал дать ей покормить грудью отказную девочку.
Лидия прикипела к ребёнку в одно мгновение, захотела удочерить, но она была замужем, такое ответственное решение невозможно принять единолично.
Муж Головиной был в том возрасте, когда здоровье начинает давать сбои. Детей у них до сих пор не было, а желание иметь наследника обносило главе семьи голову, не давало спокойно жить. Он был намного старше жены и куда решительнее.
Головин решил расстаться с супругой, чтобы успеть создать новую семью, где центром мира будут собственные дети.
Суррогатные варианты его не устраивали.
Геннадий Витальевич был человеком незлобным, поэтому не стал рубить сплеча. Были оговорены оптимально приемлемые условия развода. Мужчина оказал содействие в удочерении Полины, приобрёл жене добротный домик, нанял пожилую помощницу по хозяйству и помогал материально, пока Лидия Тимофеевна растила дочь.
Он и теперь не забывал ежемесячно переводить на карточку бывшей жене некую сумму средств, достаточную для жизни без излишеств.
Прогнозы докторов к счастью не оправдались, кроме одного – у девочки было на удивление некрасивое лицо. Не ужасное, не страшное, а именно некрасивое. В нём буквально всё было непропорционально, словно скульптор, создававший её образ, находился под воздействием галлюциногенов, или намеренно издевался над жертвой своего творчества.
Левую и правую стороны лица невозможно было связать в единое целое по причине полного несоответствия проекций.
Этот факт был обиден вдвойне: Полина оказалась талантливой почти во всём. Она унаследовала от родителей идеальный слух, талант художника (особенно удавались ей изображения красивых, в основном танцующих женщин в летящих платьях).
Девочка славно пела, бредила художественной гимнастикой, акробатикой и танцами, а увлекалась сразу всем.
Увы, ей катастрофически не везло в реализации талантов. Хореографы отказались тренировать Полину, когда ей исполнилось десять лет, жестоко объявив, что в спорте и танцах внешность и сексуальность (так и сказали) гораздо важнее физических данных и выдающихся способностей.
Слух, вокальные данные, даже способность рисовать и конструировать одежду не пригодились по той же причине, хотя диплом дизайнера девочка получила.
Вот только на работу не могла устроиться, всё по той же причине.
Хозяева салонов и модельных студий были пробитыми напрочь снобами, считающими, что театр начинается с вешалки, значит любая деталь, даже незначительная, может загубить на корню весь проект.
На жизнь Полина зарабатывала ремонтом и пошивом одежды в третьесортной мастерской при местном рынке, а в свободное время создавала шедевры для себя, поскольку обыватели не могли предложить за её платья справедливую цену, а дамы с деньгами брезговали её внешностью.
Полину обижали и унижали во дворе, в школе, у неё не было друзей и подруг, кроме мамы, которая со временем тоже почувствовала дискомфорт: ведь она променяла обеспеченную семейную жизнь на судьбу, посвящённую одному единственному человеку, который по ряду причин не смог воплотить в жизнь её чаяния и мечты.
Получалось, что ради Полины мама соскочила со своего поезда, и отстала от него навсегда, а потом всю жизнь садилась на чужие, которые везли совсем не туда, где обитает счастье.
Негативный опыт научил девочку обходиться малым, мириться с одиночеством и позитивно относиться к любым неудачам. Но талант дизайнера не пропал даром. Полина нашла, таки, решение.
В институте с ней училась девочка без способностей, но с модельными данными и очень общительная. Её оценки оплачивали родители.
Полина узнала, что работает Виктория продавцом консультантом в малюсеньком магазинчике, что денег на жизнь ей катастрофически не хватает.
Идея состояла в том, что Вика станет лицом ателье модной одежды, будет принимать заказы и общаться с клиентками, а Полина – воплощать идеи в жизнь.
Компаньонкам повезло. Конечно не сразу, но постоянные заказчики появились, затем молва разошлась по закоулочкам, начали подтягиваться модницы с амбициями и средствами. Иной месяц девочки зарабатывали по двести и больше тысяч. Приходящего бухгалтера наняли, уборщицу, трёх швей на простые операции.
Вика была довольна, а Полина и вовсе счастлива.
– Разрешите загладить вину, – произнёс мужчина после секундного замешательства, – меня зовут Леонид. Я юрист, вот моя визитка. Если понадобится профессиональная помощь, совет или просто так, выговориться, например… непременно звоните, буду рад услышать ваш удивительный голос. Вы на какой остановке сойдёте?
– На Суворова.
– А давайте выйдем на следующей, прогуляемся до вашей остановки пешком. Думаю, десять минут не сложно выкроить даже очень занятому человеку. Соглашайтесь. Очень хочется с вами познакомиться.
– Зачем… зачем вам это!
– Скажем так – вы мне симпатичны. Поверьте, я не кокетничаю, не преувеличиваю. Ваша… ваша нестандартная внешность, скажем так – меня не раздражает. А всё прочее… у вас реально модельная внешность, точнее, фигура, движения, голос. Кстати, у меня есть товарищ, довольно востребованный пластический хирург…
– Напрасно стараетесь. Я привыкла к своему лицу, чужое мне не полюбить. Если хотите поговорить – смените тему.
– Расскажите о себе.
– С чего бы я начала перед вами исповедоваться! Назовите хоть одну причину.
– Тогда я расскажу вам о себе.
– Несчастная судьба, деревянные игрушки, голодное детство, злые родители. Хотите присесть неприкаянной особе, не имеющей шансов найти достойную пару, на уши, чтобы с помощью сочувствия, точнее нейролингвистического программирования, вызвать к своей персоне симпатию?
Я немного знакома с методикой обольщения. Интересовалась на досуге, исключительно из любопытства. К тому же, сами видите – я не очень аппетитный объект для художественного флирта.
На таких страшилищ как я принято рисовать шаржи с лошадиными мордами, кривыми зубами и носами до подбородка.
– Напрасно думаете, что в вас невозможно влюбиться. Посмотрите на тех парней, они без ума от вашей фигуры. Наверняка делятся пошлыми комментариями.
– Я не думаю – знаю. Ладно, уговорили, давайте сойдём, подышим свежим воздухом, Леонид. Сколько вам лет?
– Тридцать семь.
– Ого! Вы мне в отцы годитесь. Меня родила шестнадцатилетняя девочка.
– Почему вы не назвали её мамой?
– Не могу, она от меня отказалась. Мамой я называю ту, которая вырастила. Ей я обязана всем. Вы хотели рассказать о себе, а сами вероломно переключили внимание на другой канал.
– Извините, профессиональные навыки. Я был женат… восемь лет прожил в браке, женат на девочке, с которой дружил с детства. Нам казалось, что любим друг друга до умопомрачения. Увы, это была влюблённость, юношеское увлечение.
Мы долго притирались, учились жить вместе. Увы, не срослось, хотя всё-всё перепробовали.
Мы не ссорились, не опускались до интриг и измен, просто поняли, что нужно вернуться к дружбе, что любовь – не овощ на грядке, её невозможно культивировать уходом, прополкой и своевременным поливом.
– Действительно не ругались, просто поняли и отпустили друг друга! Забавно.
– Именно так. Мы по-прежнему дружим. Юленька замужем. У неё девочки, удивительно милые близняшки, замечательный муж. Я часто их навещаю. Сам до сих пор холост. Не встретил пока ту, которую полюблю.
– Странно. Вы не похожи на убеждённого холостяка: слишком ухожены. С мамой живёте?
– Один. Мой папа – кадровый военный, научил дисциплине и навыкам самообслуживания. Привык, понимаете, к армейскому порядку. Вы сказали, что вот это чудо-платье сшили сами. У вас талант. Что ещё я о вас не знаю?
– Ничего не знаете, кроме того, что зовут меня Полина, и что лицо моё похоже на маску, которую несколько раз уронили в процессе изготовления.
У меня маленькое пошивочное ателье. По мере сил и таланта создаю женщинам настроение. Умею петь, танцевать, довольно прилично играю на пианино, рисую. Зачем вам всё это знать?
– Ну как же. Мне интересно всё, что касается будущей жены.
Полина покраснела, сжала кулачки, – довольно! Хватит с меня глупых шуточек. Мы пришли, прощайте.
– Полина, а отчество ваше как?
– Геннадьевна. Зачем вам столько ненужной информации?
– Я не шутил, Полина Геннадьевна. Вполне официально заявляю вам о серьёзном намерении просить вашей руки. Станьте моей судьбой, выходите за меня замуж.
– Поглумиться захотелось! Мечтаете поместить в коллекцию соблазнённых объектов наивную дурнушку, чтобы было чего рассказать дружкам в курилке!
– Не угадали, я предельно серьёзен. Вы согласны?
– Конечно, нет. С какой стати я должна доверять человеку, с которым знакома пятнадцать минут!
– Напрасно. Я мальчик взрослый, готов нести ответственность, в том числе юридическую, за каждое произнесённое слово. Будьте моей женой. С ответом не торопитесь. Во сколько вы заканчиваете трудиться? Ах, да, на табличке обозначено. В восемнадцать часов на этом месте буду ожидать приговор.
– Если честно – не интересно. Эксперименты подобного рода не для меня. К тому же я вас совсем не знаю.
– А мама, когда удочеряла, что о вас знала… а когда поняла, что с вами что-то не так, разве испугалась и сбежала? Понимаю, что доверие нужно заслужить. Дайте шанс.
– У меня нет оснований доверять вам. И потом, я никогда никого кроме мамы не любила и вряд ли когда-нибудь увлекусь романтическими мечтами.
– Голословное утверждение. Вы не можете знать, как отреагирует ваше сознание, тем более тело, например, на прикосновение. Хотите попробовать?
– Своих клиентов вы так же дрессируете? Наверно зарабатываете прилично на подобных экспериментах.
– Можно я вас поцелую? В губы, как целуются влюблённые.
– Меня… на улице… да вы с ума сошли! Довольно надо мной измываться! Это непорядочно. Прощайте.
– До свидания, Полина… Геннадьевна. Я не отступлю.
День был наверно самый неудачный за последние двадцать пять лет. Всё валилось из рук, ничего не получалось. Непривычные мысли закручивались в спираль, поднимались куда-то ввысь, падали, разбивались, распадались на отдельные фрагменты. Потом растворялись, плавились, сливались и капали, капали на мозги, отчего становилось то невыносимо сладко, то до одури больно.
Полина впервые в жизни разговаривала с мужчиной о себе, о нём, о любви, пусть отвлечённо, опосредованно. Как же хотелось девушке верить в то, что её действительно можно полюбить. Её, такую некрасивую, неинтересную, даже больше – уродливую.
Она и прежде грезила на эту животрепещущую тему, но безадресно, расплывчато, словно не участником событий хотела быть, а сторонним наблюдателем. Теперь пыталась представить, как это - целоваться, что чувствуют, когда обнимают, причём, не с кем-то отвлечённым, без лица и адреса, а именно с ним, с Леонидом.
У воображаемого персонажа были мягкие губы, сильные руки. Прикосновения порождали синие блуждающие огоньки по всему телу, от которых во рту появлялся кислый привкус и чувствительно било током, как случается, если замыкаешь языком контакты на батарейке.
Полина ни разу в жизни не целовалась, не знала, как люди воспринимают соприкосновение губами и языками, но интуиция подсказывала – это должно быть сказочно приятно.
Девушка сказалась больной, убежала, долго гуляла по городу, чувствуя дурноту, потом вернулась в ателье, завела будильник, чтобы прозвонил без пяти минут шесть, удобно устроилась с ногами в кресле и сидела неподвижно с закрытыми глазами, пока звонок не заставил сердце трепетать, как мотылёк над цветком.
Полина спряталась за штору, украдкой выглянула в окно, из которого был виден вход в ателье. Леонид, одетый как жених на свадьбу, стоял с малюсеньким букетом ярких цветов на тоненьких ножках.
– Аквилегия, – узнала цветы Полина, – мама такие выращивает. Неужели это мне? Что делать, что делать? Кажется, я забыла, что праздник жизни не касается таких чудовищ как я. Обидно. Но прятаться я не собираюсь. Пойду и скажу ему, чтобы прекратил потешаться. Пусть выберет для своих забав более подходящий объект.
Леонид широко улыбнулся, заметив Полину, поспешил к ней, – а я гадал, в каком платье выйдет моя принцесса. Остановился на лазоревом и лимонном. Как видите, угадал.
– Не удивительно, успела рассмотреть ваш букет, захотелось подыграть.
– Учитесь читать мои мысли? Это замечательно. Вглядитесь в мои глаза, прочитайте, что о вас думаю. Ну же, вам нечего бояться, я предельно искренен. Приглашаю вас в кафе, там всё обсудим. В этом платье вы ещё симпатичнее, чем утром.
Полину передёрнуло, лицо и шея окрасились бордовыми пятнами.
– Нечего стыдиться своей инаковости. Каноны красоты выдумывают те, кому это выгодно. Можете поверить – вашей фигуре, вашему уму и обаянию завидуют многие прелестницы, у которых кроме смазливой мордашки и тонкой талии нечем похвастать. Чтобы почувствовать вкус жизни в любом обличии нужно научиться быть эгоистом. При расставании утром я озвучил некую просьбу, если хотите – сокровенное желание.
– Помню. Зачем вам это?
– Как я могу почувствовать сладость ваших губ, не имея возможности отведать это изысканное блюдо?
– Вы говорите как опытный сердцеед. Хотите поставить галочку в дневнике совращений! Под каким номером я в вашем пикантном списке?
– Информация в открытом доступе. У меня была одна женщина, вы можете стать второй.
– Второй… может, очередной, следующей!
– Скажите, Полина, сейчас вы пытаетесь оценивать себя или меня? Дело в том, что я серьёзен как никогда. Мне совсем не важна форма вашего лица, потому, что оно – неотъемлемая часть вас. Я предлагаю стать моей женой не лицу, не руке, даже не ноге, хотя она великолепна, не вашему изумительному платью. Мои симпатии направлены исключительно на вас, без купюр и изъятий. Паспорт у вас с собой?
– Кажется да, он всегда при мне.
– Тогда следуйте за мной, фея.
– Куда, зачем! Вы хотели пригласить меня в кафе, так я уже согласилась.
– Подадим заявление на регистрацию брака, а затем с полным на то основанием отметим это знаменательное событие.
– Мне нужно подумать. Вы не понимаете… так не бывает!
– Ещё как бывает, Полиночка. И не спорьте! Я уговариваю вас слишком долго. Представьте себе, что хотите купаться, что час или два стоите по колено в воде. У вас мурашки по всему телу размером с горошину, вы уже замёрзли. Уверяю, вы уже не сможете решиться зайти в воду. Правильнее и гораздо приятнее прыгать сходу, причём, сразу погружаться с головой.
– Логично, но не убедительно. Я, значит, с головой, а вы придержите меня под водой, пока не захлебнусь?
– Допустим, что это так. Наверно страсть как любите читать ужастики и страшилки. Исключаем из меню отдых у воды. Отпустите сомнения, страхи. Для того, чтобы научиться плавать, нужно как минимум перестать бояться, поверить, что вода – это жизнь, довериться ей. У меня нет доказательной базы собственного бескорыстия, искренности намерений. У меня вообще ничего нет, чтобы быть убедительным. Вы целовались когда-нибудь?
– Нет! Ну и что с того? Не очень-то хочется.
– А то, что вы представления не имеете о реальной сути вопроса. Поцелуй – это не блажь, не развлечение, это процесс познания, изъявление доверия в довольно высокой степени искренности. Это конкретный прикладной процесс, творческий эксперимент. Как конструирование красивого платья. Разве можно создать шедевр исключительно силой мысли, не воплощая идею в реальное изделие методом проб и ошибок?
Откажете себе в удовольствии познать неизведанное и никогда не узнаете, что такое любовь, с чем её едят, что при этом чувствуют. Решайтесь, прыгайте. Не бойтесь, я с вами.
– Вам легко говорить. У меня одна жизнь и только одна попытка стать счастливой. А если прыгну и разобьюсь, если там, в глубине, столб, например, огромный остроугольный камень, или трёхметровый голодный сом!
– Хорошо. До загса идти минут двадцать. Слушайте, Полина Геннадьевна, сегодня мы, кажется, опоздали! Время для принятия решения, точнее, до следующего открытия загса, почти пятнадцать часов. Итак, начнём с самого конца.
– Ну-ну, с какого такого конца?
Леонид смутился, закашлялся, потом ему стало смешно, – хорошо, с середи… Полина, не придирайтесь к словам. У вас странное чувство юмора. С кафе начнём, или с ювелирного магазина. И сменим тему на что-нибудь романтичное. Дарить невесте кольца – банальность, но и мы не оригиналы. Этот пробел нужно восполнить. Можно, я куплю вам колечко со смыслом, вы в каком месяце родились?
– В марте.
– Надо же, в марте, весной. Ваш камень – аквамарин, что-то среднее между голубым и зелёным, приблизительно как ваши глаза. Окольцую, приобрету законное право называть вас невестой.
– Я уже совсем ничего не понимаю. Сами придумали, сами, без меня всё решили. Зачем в вашем хитроумном замысле нужна я?
– Вот, тут мы подходим к самому важному. Я буду вас… давай перейдём на ты.
– Давай-те.
– Я буду тебя любить, ласкать, холить, лелеять. А ты… ты меня тоже будешь ласкать. И любить. Это справедливо, правильно, разве не так?
– Устала я что-то. Делай уже что-нибудь, прекрати морочить мне голову. Колечко так колечко. А потом… можно я у тебя переночую, можно я тебя обниму, можно ноженьки раздвину? Как-то так, да!
– Стоп!!! Тогда так – колечко, кафе, съедаем по мороженому… и по домам. Но, поцелуй вместе с колечком, это не обсуждается. Остальное, но не всё что ты озвучила, откладываем на завтра. Можно, конечно, подождать месяц, год. Неважно. У нас уйма времени. По крайней мере, лет сорок в запасе имеем. С хвостиком. Успеешь ко мне привыкнуть?
– Почему ты командуешь! Мне-то можно хоть чего-нибудь решить?
– Можно. Но не нужно. У тебя опыта нет. Накуролесишь – потом расхлёбывай.
– Ах, так! Тогда никакого кафе. Сразу домой.
– К кому?
– Ты к себе, я – тоже к себе. Мне такая любовь не подходит.
– А какая подходит?
– Без приказов, без принуждения, без насилия. Коллективное, так сказать, творчество: вместе придумываем, вместе решаем, вместе кроим и шьём. Только так.
– Принято. С чего начнём?
– Как скажешь.
Леонид с недоумением посмотрел на Полину, улыбнулся и сказал, – тогда в магазин.
– В магазин, так в магазин, Лёня. А потом в кафе, хорошо?
Самое интересное было дальше.
Свадьбу сыграли, как положено, со всеми необходимыми атрибутами и ритуалами. Жили в любви и согласии, долго, счастливо.
Сначала родилась дочка – Сонечка, потом мальчик – Егор.
Супруги никогда не расставались, ходили и путешествовали вместе. Леониду в голову не приходило стесняться изъяна во внешности жены.
Интересующимся внешним диссонансом знакомым он всегда отвечал словами бабушки, – с лица воду не пить, – хотя запросто мог облизать свою милую от кончиков волос до мизинчика на ноге.
Странное это состояние – любовь. Никто не знает, как она попадает в наше тело, почему у одних людей расцветает, у других сохнет, не успев завязать бутоны.
Да, остался один недосказанный момент, который наверняка интересует каждого прочитавшего рассказ целиком – какая внешность была у детей. Могу обрадовать – удивительно эстетичная, можно сказать незаурядная. Наследственные прогнозы не оправдались.