гл. 46 Ферма блудниц
После того, как Сильвестр закончил карьеру гладиатора, он несколько лет проработал сутенёром в лупанаре
и хорошо для себя уяснил, что на похоти и разврате, царивших в Риме, можно зашибить неплохую деньгу.
А когда ему удалось скопить приличную сумму, он, заручившись покровительством влиятельного патрона
в Субуре, стал хозяином нескольких злачных заведений, а также прикупил небольшой двухэтажный особняк в одном из предместий Рима. Там он организовал так называемую "ферму блудниц", куда он набирал девочек-сирот для обучения древнему ремеслу.
Под этим зданием было выкопано просторное подземелье, или тюрьма, в которой в целях "перевоспитания" он держал своих самых строптивых подопечных.
Такой строптивой для него оказалась и Гортензия. Она не сразу поняла в чьи руки она попала. Гортензия соглашалась на любую тяжёлую и грязную работу, лишь бы не продавать своё тело. Но Сильвестру нужно было отбивать свои деньги,
а уборщица или посудомойка особого дохода ему бы не принесла. Да и не в его правилах было идти на поводу у своих рабынь.
Напомню, что в Древнем Риме не относились к рабу, как к человеку. Значит, и нормы поведения, присущие обычным, свободным людям, здесь не действовали. Ведь и впрямь, человек, разбив чашку, не оплакивает ее судьбу; разве что пожалеет
об утрате средства для питья.
"Ферму блудниц" охраняли два стражника, два огромных раба из Эфиопии -- Кастор и Палий.
Столкнувшись с неповиновением своей рабыни, Сильвестр приказал им отвести её в подземелье, снять с неё одежду и, привязав к деревянному столбу, подпиравшему потолок, жестоко высечь. Для этой цели в подвале всегда лежали вымоченные
в кадушке с рассолом гибкие ивовые прутья.
Наказание было жестоким. Эти прутья, со свистом разрезая воздух, буквально врезались в её тело. И хотя вся спина
у Гортензии была испещрена багровыми полосами, во время порки она не издала ни единого звука, до крови закусив губы…
Подобные экзекуции проводились регулярно, но они не смогли сломить её волю. Тогда Сильвестр пошёл на крайнюю меру -- он приказал своим рабам изнасиловать её.
На этот раз Гортензия царапалась, кусалась и кричала, но защитить себя не могла. Силы были слишком неравны.
А чтобы рабам не мешал её крик, ей завязали рот тряпкой. Затем положили животом на широкую мраморную скамью, привязав её руки к ножкам. На голову накинули мешок...
Каждый толчок словно удар кинжала болезненно врезался в плоть.
Но ничего кроме физического отвращения и боли после животного проникновения она не испытывала.
Вскоре ей даже стало казаться, что она как бы сама по себе, а её тело само по себе, как бы существует отдельно от неё.
Она перестала его ощущать, что позволило ей частично дистанцироваться от испытываемых ею боли и страха. Внезапно она потеряла сознание и тело превратилось в неподвижный кусок студня...
Но даже после этих изуверских истязаний сломить Гортензию не удалось. Она не соглашалась заниматься проституцией.
...Тянулись томительные дни в заточении. Гортензия была унижена и растоптана, страдания переполняли её душу,
она часто плакала. Но её слёзы нисколько не трогали Сильвестра. Для него это была обычная дрессура, которую он проводил
с непослушными воспитанницами.
Иногда её охватывало такое отчаяние, что она буквально сходила с ума. Ей казалось, что у неё помутился разум.
И тогда у неё оставалось только одно желание: как можно скорее уйти из этой мерзкой жизни.
Она билась головой о бетонную стену. Но это было бесполезно, только на лбу появились синяки и кровоподтёки.
"Где же справедливость? -- спрашивала себя Гортензия. -- Почему моя жизнь мне не принадлежит?
Почему в этом мире всё принадлежит только тем, у кого деньги? А как быть остальным? Как им обрести свободу?..
А что если просто умереть? -- мелькнула у неё мысль. -- Ведь только смерть, именно смерть дарит рабу свободу!
Как же я раньше об этом не догадалась. И тогда уже никто не сможет распоряжаться моей судьбой!".
Из разбитого лба капала кровь, она приложила ко лбу тряпку.
«Легче всего повеситься, -- подумала она. -- Верёвку можно сделать, разорвав тунику».
Она посмотрела вверх и по сторонам. Но нигде, ни на потолке, ни на стенах, не увидела ни одного крюка или выступа, на который можно было бы повесить верёвку. Скамейка с одеялом и столик с кадушкой – вот и всё, что находилось в подземелье.
Свет сюда проникал через небольшое отверстие у самого потолка. Но размеры его были столь малы, что даже днём здесь царил полумрак.
Впрочем, слабая надежда на то, что Вергилий рано или поздно её найдёт и спасёт, всё ещё теплилась в её душе.
Но с каждым днём в заточении эта надежда таяла всё сильнее и сильней…
На "ферме блудниц" на первом этаже находилась кухня и столовая, в которой будущие жрицы любви принимали пищу. Когда Гортензия находилась вне тюремной камеры, её всегда сопровождал кто-нибудь из стражников.
В один из дней Кастор привёл её в столовую на обед. Здесь уже витал аромат наваристых щей. Когда присутствующие стали рассаживаться за столом, в голове её что-то замкнуло. Решение пришло само собой.
Гортензия, оттолкнув Кастора, подбежала к плите и рухнула на колени. Какое-то мгновение она, как завороженная, смотрела на пламя, а потом, глубоко вдохнув, зажмурила глаза и сунула голову в топку. И хотя Кастор быстро вытащил её оттуда, у неё сильно обгорели волосы и лоб.
Было совершенно очевидно, что она хотела обезобразить своё лицо, но не успела этого сделать.
После такого неповиновения Сильвестр просто рассвирепел. На проститутку с изуродованным лицом вряд ли найдётся много желающих. Вместо прибыли новая рабыня могла принести ему одни убытки. После этого случая Сильвестр запретил водить её в столовую, приказав носить ей пищу прямо в подземелье.
Теперь единственным местом вне камеры, где Гортензия могла оставаться одна, был туалет.
Стражники туда не заходили. По углам этого заведения лежали пакетики с тёмно-жёлтым веществом. Гортензия видела такие пакетики в усадьбе Клавдия. Это была соль мышьяка, которой травили крыс.
В те времена полчища хвостатых грызунов буквально заполонили вечный город, питаясь пищевыми отходами, которые можно было найти почти у каждого жилища. Гортензия взяла один из пакетиков и спрятала у себя под тунику.
Через три дня после того, как несчастную вытащили из топки, чуть не произошла новая трагедия. Перед самым обедом Сильвестр и Палий зашли в её камеру и чуть не потеряли дар речи: Гортензия лежала на полу, закатив глаза, на её губах выступила белая пена; лицо было бледным как полотно.
Пришлось срочно спасать невольницу. Из кухни принесли горячей воды. Залили ей в рот целый кувшин.
Затем положили спиной на скамейку, головой вниз -- и стали нажимать на живот. Вскоре её стало рвать, жёлтая жидкость потекла изо рта. Только после этого у неё снова стала вздыматься грудь и она открыла глаза.
К ней приставили сиделку, которая неотступно находилась рядом с Гортензией, пока та окончательно
не поправилась.
http://proza.ru/2020/12/19/1427