гл. 44 Побег
Вместе с другими помещениями Гортензии приходилось делать уборку и в бывшем винном погребе, где находился Антонио. Стражник Кирк, высокий бородатый мужик с квадратно-кованным лицом, открыв железную дверь, ведущую
в погреб, запускал её туда. А когда уборка заканчивалась, услышав стук, выпускал обратно.
Гортензия каждый утро протирала там пол, меняла постельное бельё, выносила мусор. В такие минуты Антонио старался ей не мешать. Он садился на кровать и поджимал ноги…
Фелиция старалась создать в погребе уютное гнёздышко для своего возлюбленного. Стены в погребе были задрапированы синей тканью, на полу лежали ковры. В углу помещения стояла роскошная белая кровать с балдахином, рядом
с ней находилась большая ванна с водой. Для занятий гимнастикой предназначались лестница-стенка и турник.
Фелиция баловала своего ненаглядного, как могла. На нём были лучшие одежды из косского шёлка цвета морской волны. Изысканные яства и дорогие вина с трудом умещались на его обеденном столе. На стенах вазочки с благовониями источали божественный аромат. Иногда Антонио угощал Гортензию каким-нибудь деликатесом.
Она с большим удовольствием лакомилась едой.
Но, несмотря на роскошь и изобилие, которые окружали юношу, он выглядел глубоко несчастным. А однажды она заметила, как слёзы текут по его щекам. Это тюремное заключение, а проще говоря, сексуальное рабство, было ему явно
не по нутру.
Как-то раз он разоткровенничался с Гортензией, сообщив ей, что его продали в рабство его же собственные родители. Но не на тяжёлую работу, а в театральную труппу. Причём в купчей был пункт, запрещающий использовать Антонио для любовных утех. Об этом пункте Фелиция была прекрасно осведомлена, но, не справившись со своей пагубной страстью, нарушила закон.
-- Вы очень похожи на одну танцовщицу из Неаполя, которая просто божественно танцевала, -- как-то признался он служанке.
-- Так это я и есть, -- улыбнулась Гортензия.
-- Не может быть, -- удивился он.
Тогда она станцевала перед ним свой знаменитый танец пастушки. Антонио не мог скрыть своего восхищения и захлопал в ладоши.
-- А почему вы сейчас не выступаете? -- спросил он.
-- Наш хозяин разорился, -- ответила Гортензия.
-- У нас такая же история, -- кивнул головой Антонио. – Меня ведь продали только потому, что у театра закончились деньги.
-- Мы с тобой друзья по несчастью, – с грустью сказала она.
Ей стало жалко бедного юношу, почти ещё мальчика, которого эта ненасытная одалиска Фелиция заставляла мучиться и страдать. Гортензия дала себе слово помочь Антонио вновь обрести свободу.
Но убежать от хозяина в Риме было не так-то просто. Если раб сбегал, то хозяин заявлял об этом властям.
При этом, разумеется, сообщались и приметы бежавшего. Эти приметы сверялись с приметами всех отловленных людей и,
в случае совпадений, отправляли беглецов для выяснения личности по месту проживания хозяина.
Хоть Рим и был огромным городом, но в нём с самого его основания жили по районам, называемыми "триба", то есть, буквально племя. Все соседи знали друг друга в лицо, многие являлись родственниками.
Любого чужака на улице примечали сразу.
Римляне надевали на рабов ошейник, как на домашних животных, с табличкой, на которой было выгравировано имя владельца, например, «Я бежал. Верните меня хозяину Гинусу и получите золотую монету». Правда, домашние рабы,
как правило, такие ошейники не носили. А вот на тяжёлых работах в латифундиях или на рудниках такие ошейники были обязательны.
Рабов обычно находили по одежде, она у них была простой. Иногда рабы шили её сами из лоскутов и обрывков старых вещей хозяев. В любом случае, рабы не могли носить некоторые виды одежды, полагавшейся только свободным римлянам, например, тоги или войлочные шапки «пилос», которые носили вольноотпущенники.
Узнать рабыню на улице также не представляло труда — им не разрешалось носить украшения и они,
в отличие от римлянок, ходили на улице с непокрытой головой.
Гортензия всё это хорошо знала. Ибо сама долгое время жила в рабстве. Денег на новую экипировку у неё не было. Поэтому ей пришлось сходить в лавку менялы и продать золотую цепочку Антонио. На вырученные деньги она купила белую тогу и войлочную шапку «пилос», а также высокие кожаные полусапоги — «кальцеус».
В одну из ночей, когда Кирку исполнилось 40 лет, Гортензия зашла в караульное помещение с кувшином вина и корзинкой с фруктами. Они весело отметили его день рождения. Она пела, танцевала, пила вместе с ним вино, и так его распалила, что он чуть было не завалил её на лежанку. Ей с большим трудом удалось вырваться из его крепких объятий и выскользнуть из помещения.
Когда Гортензия пришла к нему через час, он уже громко храпел. Она отстегнула от его пояса ключ от подвала и аккуратно, на цыпочках вышла из караулки. Подойдя к железной двери, за которой томился юноша, Гортензия открыла замок.
…Увидев служанку у себя темнице, Антонио не мог скрыть своей радости. Он даже захлопал в ладоши и бросился её целовать.
-- Тише, тише, тише! -- приложив палец к губам, прошептала она. –- Только не надо шуметь.
Гортензия сходила в свою комнату и принесла вещи, купленные накануне. Антонио переоделся, надев на себя белую тогу. Правда, шапка ему была велика, зато сапоги оказались в самый раз. Прежде чем выйти из подвала, он стал уговаривать её бежать вместе с ним. Но Гортензия отказалась.
-- Как я могу бросить своих сестёр, -- сказала она. – К тому же я люблю Вергилия, отца моей дочери, и верю, что рано или поздно мы снова будем вместе.
Выходить через главный вход было нельзя, там всегда сидел сторожевой пёс. Поэтому Гортензия повела его в сад и, открыв задвижку на узенькой калитке, выпустила его наружу. Они расцеловались. Он её крепко обнял и прижал к себе.
-- Только не иди по дороге, -- напутствовала она его, -- там всегда дежурят стражники.
Через двое суток Антонио добрался до Апеннинской гряды. Но здесь на горном зелёном лугу его выследили, схватили и связали двое молодых крепких парней – местные пастухи. Они, несмотря на его «камуфляж», каким-то шестым чувством определили, что он беглый раб. Ну и решили немного подзаработать, передав его прежним хозяевам, предварительно надавав ему тумаков.
Но все их планы расстроила их младшая сестра. Увидев Антонио, она встала на его защиту. Девушка достала кинжал и разрезала верёвки на его руках.
-- Он будет моим! -- твёрдо заявила она, выставив вперёд стальное лезвие. В её словах было столько решимости,
а в глазах бушевало такое пламя, что братья махнули рукой и отступили.
http://proza.ru/2020/12/19/1420