Памятнику Пушкину и Натали
«Москва! Как много в этом звуке для сердца русского слилось, как много в нём отозвалось…», - строка великого поэта, действительно, отозвалась в сердце воспитанника Никольского детского дома Коли Рубцова громким эхо.
На одном из детдомовских литературных вечеров он читал стихи Пушкина. И так хотел быть похожим на любимого поэта, что упросил девочек завить ему волосы.
Волосы ему завили, накалив на огне обычную ученическую перьевую ручку, имевшую сверху металлический наконечник.
Став уже известным поэтом, Рубцов скажет про роман Пушкина «Евгений Онегин» - «моя библия».
Судьба привела Николая Рубцова на родину Пушкина, в Москву, в 1962 году. К этому времени за плечами Рубцова была большая жизненная школа: учёба в двух техникумах, странствия по СССР, работа на траловом флоте, снабжавшем страну свежей рыбой, морская служба на эскадренном миноносце «Острый» в Заполярье, первые литературные успехи и публикации стихов в газетах и альманахах, работа на Кировском (Путиловском заводе) в Ленинграде.
В Ленинграде Рубцов окончил школу рабочей молодёжи и, получив аттестат, сразу же отправил в Москву на творческий конкурс в Литературный институт им А.М. Горького (Тверской бульвар, 25) документы и стихи.
Здание Литинститута, Тверской бульвар, 25
К началу экзаменов у Рубцова «вышел» в Ленинграде в Самиздате сборник «Волны и скалы» (издатель Борис Тайгин).
Среди стихов, вошедших в его первый сборник, были истинные шедевры, в том числе, стихотворение, давно признанное классикой русской советской поэзии, «Добрый Филя».
Сборник оценили в приёмной комиссии на творческом экзамене, и талантливого молодого поэта, к тому времени хорошо известного в узких литературных кругах Ленинграда, допустили к сдаче экзаменов по общеобразовательным предметам. Экзамены были сданы, и студент Николай Рубцов начал грызть гранит науки и обживать «нашу древнюю столицу».
Об учёбе поэта в Литинституте вспоминал в стихах приятель Рубцова Борис Укачин:
Помнишь, Коля, как съехались мы на Тверской,
Кто откуда, со всей бесконечной страны,
Помнишь долгие споры над чьей-то строкой
И надежды, которых мы были полны.
(Воспоминания о Николае Рубцове. КИФ, Вестник, Вологда, 1994, Борис Укачин. Письмо Николаю Рубцову, стр. 19)
Здание, в котором находится Литинститут, крепко связано с историей русской литературы.
В этом доме родился А.И. Герцен. В середине 19 века здесь жил приятель Гоголя Д.Н. Свербеев, в литературном салоне которого бывал автор «Мёртвых душ» и «Ревизора».
В советское время в бывшей дворянской усадьбе находилось множество писательских организаций, в том числе, РАПП. Здесь жили Андрей Платонов и Осип Мандельштам. Дом Герцена стал прототипом Дома Грибоедова в «Мастере и Маргарите». Здесь после гибели Сергея Есенина был открыт, созданный Софьей Андреевной Толстой-Есениной, первый его музей, вскоре, правда, закрытый.
Панорама Тверского бульвара
Естественно, оказавшись на Тверском бульваре, Рубцов не мог не пройти мимо редакции журнала «Знамя», в котором заведовал тогда отделом поэзии Станислав Куняев: « С Тверского бульвара в низкое окно врывались людские голоса, лязганье троллейбусных дуг, шум проносящихся к Никитским воротам машин…
В Литинституте шли приёмные экзамены, и все абитуриенты по пути в Дом Герцена заглядывали ко мне с надеждой на чудо. Человек по десять в день…
Заскрипела дверь. В комнату осторожно вошёл молодой человек с худым, костистым лицом, на котором выделялись большой лоб с залысинами и глубоко запавшие глаза… С первого взгляда видно было, что жизнь помотала его изрядно и что, конечно же, он держит в руках смятый рулончик стихов…
Я начал читать:
Я запомнил, как диво,
Тот лесной хуторок,
Задремавший счастливо
Меж звериных дорог…
Там в избе деревянной,
Без претензий и льгот,
Так, без газа и ванной,
Добрый Филя живёт.
Я сразу же забыл о городском шуме, влетающем в окно с пыльного Тверского бульвара. Словно бы струя свежего воздуха и живой воды ворвалась в душный редакционный кабинет…»
Здание, где находилась редакция, не сохранилось.
На очном отделении Литинститута Рубцов учился два года. Из них в Москве прожил, фактически, полтора. В начале 1964 году студента Николая Рубцова отчислили из института с формулировкой «за пьянку», но товарищи смогли его отстоять. Был товарищеский суд, который вынес решение: помиловать Рубцова и не отчислять, если он исправится.
Рубцов исправился и хорошо сдал летнюю сессию, потом был очередной инцидент в ресторане ЦДЛ в духе богемы эпохи Серебряного века.
С дневным отделением и общежитием на улице Добролюбова пришлось проститься.
Поэт отправляется на родину своей души в село Никольское Тотемского уезда Вологодской области, где его ждали гражданская жена Генриетта Михайловна Меньшикова и родившаяся в 1963 году дочь Леночка.
В 1965 году поэта восстанавливают в институте на заочном отделении, несмотря на очередной инцидент и привод в милицию. Да, и как было возможно отлучить от института автора вышедшей в Архангельске книги стихов «Лирика»! В ней были напечатаны жемчужины русской советской поэзии, ставшие всенародно любимыми песнями: «В горнице» и «Букет».
Перейдя на заочное отделение, Рубцов приезжал в институт два раза в год на сессию, а также по издательским делам. В 1967 году в Москве в издательстве «Советский писатель» вышла книга «Звезда полей», сразу ставшая огромным событием в советской литературе.
В Москве Рубцова пускали жить в общежитие только на время экзаменов. Поэту приходилось ночевать, где придётся. Чаще всего, у друзей.
Одним из таких друзей Рубцова был Николай Никифорович Шантаренков – его соученик по учёбе в Горно-химическом техникуме в Кировске на Кольском полуострове.
Шантаренков жил тогда на «Войковской». И Рубцов часто спал у него на полу. Комната у супругов Шантаренковых была маленькая, а квартира, в которой они жили, коммунальная.
Однажды Рубцов пришёл к Шантаренковым с подбитым глазом. Объяснил это так: семеро на улице били одного. Не мог пройти мимо и вступился. В «город» утром собрался ехать в модных тёмных очках жены Шантаренкова.
Но Шантаренков, испугавшись, что жена будет этим не довольна, попросил Рубцова снять её очки. Синяк друзья решили загримировать.
Главное управление культуры города Москва на Неглинной улице, ныне Департамент культуры
В тот период Николай Никифорович, окончивший после техникума ГИТИС, работал в театральном отделе Главного управления культуры Москвы на Неглинной улице. Теперь это Департамент культуры. Рубцов частенько заходил к другу на работу.
В 1969 году Литинститут окончен. Ещё до окончания института студента Николая Рубцова приняли в Союз писателей РСФСР. Рубцов защитил диплом на «отлично». В качестве дипломной работы ему зачли сборник «Звезда полей» и цикл стихотворений «Зелёные цветы».
Уже после смерти сборник «Зелёные цветы» выйдет в Москве в издательстве «Советский писатель». Это была первая книга поэта в твёрдой обложке.
На защите диплома присутствовал писатель и преподаватель Литинститута Владимир Лидин, известный «страшилками» о перенесении праха Гоголя с кладбища Свято-Данилова монастыря на правительственное Ново-Девичье.
Рубцов сфотографировался с друзьями и преподавателями после блестящей защиты во дворе родного института и поехал праздновать событие. Шантаренков рассказывает, что, к сожалению, опоздал на защиту. Мобильных телефонов тогда не было, звонили из телефонных будок. Друзья разминулись.
Дом Голохвастовых
Где праздновал Рубцов окончание института, не известно. Но по ставшему ему таким же родным, как и институт, Тверскому бульвару он, конечно, в тот день прогулялся.
Рубцов, вряд ли, знал, что в доме 13, сильно перестроенном и надстроенном, рядом с домом артистки Ермоловой (Тверской бульвар, 11) жил строгий председатель Цензурного комитета Дмитрий Павлович Голохвастов, не пропустивший в печать первый том «Мёртвых душ».
«Мёртвые души» Рубцов знал почти наизусть, как знал его наизусть Есенин – один из любимых поэтов Рубцова, памятник которому теперь стоит на Тверском бульваре.
Памятник Есенину на Тверском бульваре
А хорошо бы рядом с Пушкиным и Есениным поставить на Тверском бульваре памятник Рубцову!
Двухсотлетний дуб на Тверском бульваре
Прошёл Рубцов в день защиты диплома также мимо двухсотлетнего дуба, который украшает Тверской бульвар напротив дом № 14.
Некоторые дубы доживают до 700 лет!
Ново-Пушкинский сквер
Наверняка, он зашёл с друзьями, может быть, не в этот, а в другой день в дом на углу Тверского бульвара и улицы Горького. «Квартал дряхлеющих домов», по выражению Рубцова, был снесён в семидесятые годы двадцатого века. Теперь здесь Ново- Пушкинский сквер.
А тогда ютились старые барские особняки. Вот что пишет об этом доме москвовед Лев Колодный: «Аптеку на углу Тверской многие помнят, ей было лет двести, её разрушили… В сводчатых подвалах дома под аптекой подавали пиво с раками, чёрными подсоленными сухарями. Сюда меня привёл Вадим Кожинов…»
Вадим Кожинов – культовый русский советский критик, друг Рубцова и автор одной из первых книг о творчестве поэта.
Естественно, в этом подвале часто заседал кружок, который подруга Рубцова по учёбе в Литинституте Лада Одинцова называла «могучая кучка» по аналогии с известной группой великих русских композиторов, в которую входил также музыкальный критик Стасов. Роль Стасова в кружке «Рубцов-Юрий Кузнецов-Анатолий Передреев-Станислав Куняев и др. » играл Кожинов.
Памятник Пушкину на Пушкинской площади
Конечно, Рубцов не мог не снять шляпу перед памятником Пушкину, который перенесли после войны с Тверского бульвара на бывшую территорию Страстного монастыря.
Напротив места, где стоял Пушкин изначально, с 1880 года, сняв цилиндр перед входом в монастырь, находился древний храм Дмитрия Солунского. Его разобрали, когда строили новый дом для советской элиты.
«Дом под юбкой»
В этом доме жили скульптор Сергей Конёнков-друг Есенина, которого Рубцов очень любил, и любимая балерина Сталина Ольга Лепешинская. Старожилы Москвы называли строение «Домом под юбкой».
На башенке дома стояла статуя балерины в пачке. В руках она держала серп и молот. Но в шестидесятые годы балерины на крыше дома уже не было.
В «Доме под юбкой» размещался в рубцовские времена и размещается теперь магазин «Армения».
Само собой разумеется, что посещал Рубцов и находившиеся рядом с Литинститутом Елисеевский гастроном, Филипповскую булочную, Сандуновские бани и магазин «Вино» в Столешниковом переулке, бывший магазин Леве, популярный у москвичей с конца девятнадцатого до конца двадцатого века. Сейчас он закрыт.
На Тверской Рубцов любил Центральный телеграф.
Ресторан ЦДЛ
Представим, что после защиты диплома поэт с товарищами отправился в ресторан ЦДЛ, возможно, на такси. Будучи при деньгах, он ездил на такси даже на самые маленькие расстояния.
Богословский переулок. Церковь Иоанна Богослова
По дороге в ресторан Рубцов проехал почти развалившуюся церковь Иоанна Богослова в Богословском переулке. К слову сказать, реставрация её началась в семидесятые годы по инициативе Суслова – главного идеолога ЦК КПСС. В церкви тогда был склад декораций театра им. А.С. Пушкина.
С моста идёт дорога в гору.
А за мостом. Какая грусть!
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь.
Эти строки Рубцов написал о Никольской церкви в родном селе. В рубцовское время начали потихоньку «собирать камни»: пропагандировать древнерусское искусство, реставрировать храмы и иконы. У Рубцова в Вологде в квартире на улице Яшина была божница: на столе стояли три иконы.
Тверской бульвар, 10
На Тверском, 10, в бывшем доме великой русской портнихи Надежды Ламановой, в годы войны работало ТАСС. Отсюда пошла по всей нашей огромной стране СССР объявленная в ночь 9 мая 1945 весть о разгроме фашисткой Германии, прочитанная на радио диктором Левитаном.
Услышали её и в вологодском селе Николе. Детей сразу же разбудили.
Об этом событии Рубцов напишет:
…кончилась военная морока.
И нам подъём объявлен был до срока.
И все кричали: «Гитлеру капут!»
Тверской бульвар, 8
А в доме номер 8 по Тверскому, так называемом «Доме песен», в начале двадцатого века проходили фестивали и концерты русской музыки, которые проводила замечательная певица Надежда Алексеевна Дальгейм, урождённая Оленина, родственница хозяев поместья Приютино, в котором Рубцов жил с семьёй старшего брата Альберта Михайловича Рубцова.
Приютино принадлежало в своё время директору Академии художеств Оленину, в дочь которого Анну был влюблён Пушкин, часто бывавший в Приютине в гостях. Удивительно! Племянница Николая Рубцова – дочь брата Алика (Марина Фазанова), выросшая в этом поместье, и его внучатая племянница (Дарья Рубцова) стали художницами.
В Приютинском парке Рубцов читал стихи и играл на гармошке. Конечно, тогда это было уже не поместье, а посёлок для рабочих. Молодой поэт успел перед уходом на службу на Северный флот поработать слесарем на испытательном полигоне, расположенном в таком романтичном и прекрасном месте.
Именно там он встретил Таю Смирнову, которой посвящено стихотворение «Букет»:
Я долго буду гнать велосипед.
В глухих лугах его остановлю.
Нарву цветов и подарю букет
Той девушке, которую люблю.
1970 «Сосен шум» - изд. «Советский писатель»
Большой Гнездниковский переулок, 10
В 1969 году у Рубцова вышла в Вологде книжка «Душа хранит». А в 1970 году в Москве в издательстве «Советский писатель» был напечатан сборник «Сосен шум». Одно из программных стихотворений этого сборника называется «Поэзия». В нём Рубцов снова обращается к образу Пушкина:
Пусть шепчет бор, серебряно-янтарный.
Что это здесь при звоне бубенцов
Расцвёл душою Пушкин легендарный,
И снова мир дивился благодарный:
Пришёл отсюда сказочный Кольцов!
Образ Пушкина сливается в стихотворении с образом России.
Издательство «Советский писатель» находилось тогда в одном из самых примечательных домов Москвы. Это легендарный литературный адрес. В арке Малого Гнездниковского переулка впервые Мастер увидел Маргариту. Конечно, роман Булгакова, имевший шумный успех, Рубцов читал. Напечатан он был в 1966-1967 гг. в двух книжках журнала «Москва».
Дадим слову Геннадию Григорьевичу Красухину – автору путеводителя по Малому и Большому Гнездниковским переулкам:
• 1
• 2
• 3
• 4
• » ...
• 40
ГЕННАДИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ КРАСУХИН
ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО СУДЬБЕ: ОТ МАЛОГО ДО БОЛЬШОГО ГНЕЗДНИКОВСКОГО ПЕРЕУЛКА
К ЧИТАТЕЛЮ
Малый Гнездниковский переулок, дом 7 – это адрес Государственного Комитета Совета Министров СССР по кинематографии (Госкино, как его сокращённо называли) – первого моего места службы после того, как поступил я в МГУ на филологический. Работал я там полтора года и, разумеется, много раз оказывался у стоящего неподалёку дома 10 по Большому Гнездниковскому, первого московского «небоскрёба», построенного в 1912-м году, который сразу же стали называть домом Нирензее по искажённой фамилии его архитектора Эрнста-Рихарда Карловича Нирнзее.
Нирнзее построил в Москве немало примечательных зданий – семиэтажных, восьмиэтажных. Но в этом лифты довозили до 9 этажа, на котором, как и на всех других, располагалось множество разной величины квартир для одиночек (как правило, для холостяков). От других 9-й этаж отличался тем, что с него наверх вела небольшая лестница, но уже не в жилые квартиры, а в двухуровневое служебное помещение. Этот небольшой 10-й этаж торчал над огромной плоской крышей, которую архитектор планировал приспособить под смотровую площадку (круговую панораму) и под кафе или ресторан для жильцов дома, квартиры которых не имели кухонь. Первая мировая война, однако, не только смяла эти планы, но заставила Нирнзее, немца по национальности, продать дом и уехать из России. В 1916-м году кафе под названием «Крыша» всё-таки открыли. Но быстро закрыли, объяснив это требованиями пожарной безопасности.
После революции в Четвёртом доме Моссовета, как его стали именовать, в годы НЭПа на месте «Крыши» возникло дешёвое и вкусное кафе-столовая Моссельпрома. В закрытом зале играл оркестр, в другом зале крутили ленты немого кино, но и на плоской террасе крыши можно было посмотреть фильму. А, кроме того, со смотровых площадок посетители любовались Москвой, дети резвились на отведённом для них пространстве, молодёжь играла в футбол и волейбол, люди старшего поколения дышали воздухом на скверике с фонтаном. И здесь летом ставили столики кафе-столовой. Так что в появившейся позже гостинице «Москва» её кафе «Огни Москвы» на последнем этаже со столиками на балконе было спроектировано как бы в подражание плоской «Крыше» в доме Нирензее.
В «Огни Москвы» я ходил ещё студентом, благо учился рядом, на Моховой. А в кафе дома Нирензее, разумеется, не был: покончив с НЭПоп, большевики прикрыли и кафе. В то время, о котором пишу, на месте кафе и кинозалов располагалось издательство «Советский писатель». Поначалу я об этом не подозревал, как, впрочем, и о бывшем кафе на крыше. Но после того как ушёл из Госкино, встал вопрос о моём трудоустройстве, точнее – о праве не работать, живя на гонорары, которые платили мне за критические статьи. Кто-то сказал, что помимо членов Союза писателей, в котором я тогда не состоял, таким правом обладают и члены группкома литераторов при крупнейших московских издательствах. Друзья дали рекомендации в группком при «Советском писателе», куда меня и приняли. Но в само издательство я поначалу не ходил, никого там не знал. Познакомился с его редакторами позже, когда выпускал в нём книгу. Однако к тому времени оно поменяло адрес – расположилось на улице Воровского, нынче называемой по- старому – Поварская. А на место издательства в дом Нирензее въехал журнал «Вопросы литературы».
С этим журналом я сотрудничаю больше сорока лет. Я печатался в нём и когда он находился на Спартаковской, и когда переехал на Пушечную, а после – в дом Нирензее.
Бывал часто Рубцов и на Большой Никитской улице и Никитском бульваре, получившем название по прилегающей к нему Никитской улице, на которой дед Царя Михаила Фёдоровича Романова Никита Романович Захарьин построил женский Никитский монастырь в честь своего небесного покровителя.
Большая Никитская (ул. Герцена) улица
На Большой Никитской улице, которая в СССР называлась улицей Герцена, Рубцов слушал Моцарта: «Однажды зашли мы с ним к его приятелю. Хозяин был меломан, и диски у него имелись на все вкусы. Что-то всё время вертелось на проигрывателе, негромко, фоном звучала какая-то музыка, мы беседовали, сидя на тахте. Потом я спросил у собирателя пластинок, есть ли у него Моцарт?
- Всё есть, - ответил он. – А что поставить?
- Пламенную.
- Пожалуйста, и соль минор можем.
Он сделал звук погромче, и в красноватой от света торшера и тахты комнате вздохнул оркестр, побежала ясная извивающаяся лента широко известной основной темы симфонии.
Колю Рубцова никогда я до тех пор не видел таким просветлённым и парящим. Он, до этого немного мрачноватый и ироничный, усталый, сел поудобнее на тахте, как-то подобрался, ушёл весь в себя и зажил отдельной от нас жизнью. Отсвет этого проникновенного общения со звуками виден был во всём его существе, живо отражался на тонком его бледноватом лице» (Воспоминания о Николае Рубцове. Анатолий Чечётин. Встречи. Этюды о Николае Рубцове. С. 218-219).
«У тебя есть «Дорога жизни»?
- Моцарт? Пламенная симфония?
- Да.
- Есть.
- Поставь, пожалуйста.
- С удовольствием.
Я, действительно, ставил эту пластинку с удовольствием. … потому что помнил, как слушал Моцарта Коля на улице Герцена» (там же. С. 226)
Последние приезды
В столовой, находившейся рядом с магазином «Ткани», поэт читал стихи. Теперь вместо магазина в доме на углу Тверского банк. Дом № 3 был построен после войны для армейской элиты.
«Коля шёл из Литературного института и первым увидел меня. Остановились, закурили. Я в нескольких словах объяснил причину своего состояния, и тут Коля сказал, что у него сегодня день рождения. Исполнилось тридцать три года – возраст Христа. И ещё он добавил, что сегодня церковный праздник, зимний Никола, а он родился именно в этот день, поэтому родители и нарекли Николаем.
(Рубцов родился 3 января, а Никола Зимний празднуется 19 декабря, по старому стилю 3 декабря – Е.М.)
Немного удивившись про себя тому, что он в такой день совершенно один и как-то потерян, «словно неживой», я предложил ему пообедать вместе, и мы тут же пошли в сторону Никитских ворот. Вошли в столовую, что между магазином «Ткани» и закусочной (теперь снесённой), сели у буфета за левый крайний столик, и наш «праздник невзначай» начался.
Коля накапал в стакан валокардина и разбавил компотом. … Он откинулся на спинку стула и, немного прищурившись, почти весело прочитал:
Нет, меня не порадует – что ты! –
Одинокая странствий звезда.
Пролетели мои самолёты.
Просвистели мои поезда.
Прогудели мои пароходы.
Проскрипели телеги мои, -
Я пришёл к тебе в дни непогоды,
Так изволь хоть водой напои!...
После этих слов он засмеялся. Ошеломлённый смыслом стихотворения, прочитанного именно сейчас, в данную минуту, я молчал. Коля почувствовал это, тоже помрачнел и, тяжело задумавшись, через большую паузу, как-то неуверенно и в то же время твёрдо сказал:
- Я ещё буду жить… Я прозу стану писать… (Воспоминания о Николае Рубцове. Анатолий Чечётин. Встречи. Этюды о Николае Рубцове. С. 227)
Цветной и Страстной бульвары
Весной 1970 Чечётин и Рубцов гуляли по бульварам – Цветному и Страстному:
«Тогда мы долго шли по улице Жданова, Цветному и Страстному бульварам. Это было синим апрельским днём. И недавно выпавший снег во двориках был синий, и мокрый асфальт вдали отдавал синевой, и в умытых окнах домов отражалась синева разверзавшихся небес: солнечно было вокруг, ясно и ещё по-весеннему свежо.
Коля щурился от солнца, любовался остатками стен Рождественского монастыря и богатырского вида собором, но во всём облике его была какая-то гибельная усталость (Воспоминания о Николае Рубцове. Анатолий Чечётин. Встречи Этюды о Николае Рубцове. С. 228)
Из Москвы Рубцов отправился в Вологду работать над рукописью книги «Зелёные цветы», которая готовилась к выпуску в Москве в издательстве «Советская Россия».
Кассы Ярославского вокзала (покупал билет на Вологду)
Кассы Ярославского вокзала, где Рубцов покупал билет на поезд «Москва-Вологда», находились тогда в большом доме-утюге, на первом этаже. Дом стоит справа от входа в здание вокзала.
Зашёл к Гоголю – «Гоголь»
Во время последнего приезда в столицу поэт, наверняка, зашёл в хорошо знакомый ему дворик старой усадьбы на Никитском бульваре, 7 постоял перед памятником любимому писателю…
Здесь родились строчки стихотворения «Гоголь», автограф которого впервые опубликовал Юрий Кириенко-Малюгин:
Горит вся жизнь.
Горит весь труд его.
Не шутка.
В минуту Гоголь обо всём забыл.
России стало холодно и жутко,
Когда он печь однажды растопил.
Москва Рубцова, конечно, не ограничивается адресами, упомянутыми в статье.