Глава 1. «Чего надо?»
Во второй половине июня, когда снимают нерестовый запрет почти на всех водоемах, я решил бесцельно поехать в сторону юга. Машина моя была всегда подготовлена для таких походов, так что я мог остановиться в любом месте и провести в свое удовольствие день-два, а иногда и неделю, если понравится природа и рыбалка. Собрался и отправился в путь. Дороги сейчас прекрасные, особенно те, что платные, едешь с приличной скоростью без помех, ни одного тебе перекрестка. От Питера до Москвы проскочил за считанные часы, обогнул по кольцевой Москву и направился в сторону Воронежа.
Когда добрался до Воронежа, увидел знак на Саратов и вспомнил, что по этой дороге Воронеж – Саратов в молодости, после окончания института, в первые трудовые годы, я трижды проезжал туда и обратно. Тогда я работал на Саратовской ГЭС, куда я был командирован Ленинградским металлическим заводом. Один раз в два месяца мне приходилось летать или ездить на поезде в Питер на завод, чтобы отчитаться перед начальством.
В то время молодежь мечтала о своих машинах. Для молодых специалистов это была недосягаемая мечта, а вот мотоциклы вполне доступны были, и я, работая на Саратовской ГЭС, решил приобрести себе мотоцикл и копил деньги, откладывая с зарплаты, с командировочных и подрабатывая в спецгидромонтаже слесарем. Как только у меня накопилась тысяча рублей, а это приличная сумма по тем временам, я купил «Яву» с коляской. Красивый, элегантный мотоцикл, 350 кубиков. Вот на нем я трижды в отпусках ездил в поход маршрутом от Балаково до Саратова, от Саратова до Воронежа и далее до Ростова и Анапы с заездом в Армавир.
Последний раз, возвращаясь из Анапы, остановился перед Воронежем заночевать в роще, где, кроме меня, обосновались такие же, как и я, дикари на «Запорожцах» и «Москвичах». Устроили общий ужин и разбрелись спать. Я обычно не ставил, а расстилал палатку и укладывался на ней в спальном мешке. Разбудили капли дождя. Подскочил и стал по-быстрому собираться, видя, что и остальные делают то же самое в спешке.
Выехал на трассу, впереди – большая туча. На развилке Москва – Воронеж – Саратов туча накрыла как раз этот участок дороги. Я свернул и попал под мощный ливень. Увидел автобусную остановку, где уже укрылись несколько мотоциклистов. Решил тоже переждать. Это оказалось ошибкой, надо было не ждать, а побольше газа, чтобы обогнать тучу. Дождь не переставал. Другие мотоциклисты стали разъезжаться, теряя терпение, и я тоже продолжил путь.
Ехал под дождем почти весь день. Кто передвигался на мотоцикле под дождем, представляет, какое это удовольствие. Очки заливает, снимешь их, капли больно бьют по глазам, а встречные машины из луж выплескивают грязную воду на тебя. К концу дня я обогнал тучу, двигавшуюся в сторону Саратова, как и я.
Не доезжая до Саратова, я решил все-таки остановиться где-нибудь и попроситься на ночлег. В то время не было еще ни отелей, ни мотелей, и я останавливался у добрых людей, которые пускали путника под крышу даже с удовольствием и на ужин приглашали. Завернул в какую-то станицу, увидел на лавочке людей, спросил, у кого можно переночевать.
– Вон крайний дом, те пускают.
Подъехал, постучал, вышел мужчина за пятьдесят:
– Чего надо? – вместо приветствия.
Не очень вежливо, думаю, встречают.
– Еду весь день под дождем, который надвигается на вас. Мне сказали, что у вас можно переночевать.
– А! Ну, заезжай, – ворота распахнулись. – Вон у гаража ставь мотоцикл.
Появился молодой человек, вынес брезент, чтобы накрыть мою «Яву». Хозяин сказал:
– Мы сейчас с бабкой идем в баню, а потом вы с Ваней пойдете.
Скажу, что это очень большое удовольствие – в бане попариться после того, как весь день мок в дороге. После бани – за стол. Тоже приятно. У меня с собой были фрукты с юга и вино, я его выставил на стол.
Хорошие люди оказались. Хозяин – председатель общества охотников и рыболовов, мы с ним сразу нашли общие темы. Преподавал в школе физкультуру, а жена была бухгалтером там же. Они отвели мне комнату в доме, а утром хозяйка испекла пирожков в дорогу. Приглашали на будущее заезжать в гости, не стесняясь. Я поблагодарил и сказал, что, наверно, не заеду, поскольку ждал вызова в длительную командировку за границу, куда и убыл вскоре на пять лет.
Сейчас я раздумывал, поехать мне по этой дороге или нет. Свернул и поехал. Все изменилось, совершенно другая трасса, расширенная, по бокам заправок много и отели, мотели. К моему сожалению, я не помнил, как называлась та станица. Не доезжая сколько-то до Саратова – развилка с указателем: прямо – Саратов, налево – Самара, направо – Волгоград. Двинулся на Волгоград, завидя за поворотом заправку и кафе, а машина уже требовала заправить бак, и самому не мешало бы подзаправиться.
Залил полный бак, отогнал автомобиль на стоянку, взял ноутбук, зашел в кафе, заказал обед, открыл ноутбук и стал изучать спутниковые фотографии. Внимание привлек водоем, находившийся поблизости километрах в десяти от развилки. Большое зеркало воды. Чувствуется, что берега камышом заросли. На берегу – отдельно стоящий домик. Рядом ни станицы, ни хутора. Можно было разглядеть какие-то постройки у дома и две лодки. Видимо, там речка, перекрытая дамбой, а дальше виднелся лесочек. Решил отправиться туда.
По пути завернул к сетевому магазину в станице и пополнил запас продуктов. Подъехал к домику. Надо было уточнить, зарыблен ли этот водоем и можно ли здесь рыбачить. Бывало такое, что, невзирая на закон о любительской рыбалке, некоторые арендовали часть реки и не разрешали там никому ловить. Я постучал в калитку. Вышел мужчина немногим младше меня:
– Чего надо?
Я вспомнил, как много лет назад меня встретили таким же образом в здешних краях, а оказалось – добрые люди. Очевидно, в этой местности вместо приветствия принято вот такое обращение к незнакомцу.
– Проезжал мимо и решил спросить, не арендован ли этот водоем и можно ли здесь рыбачить.
– А чего? Рыбачь, если не браконьер. Браконьерскими снастями запрещено кругом рыбачить.
– Скажите, пожалуйста, а какая рыба в водоеме?
– Так какую поймаешь, такая и твоя рыба, – не очень дружелюбно отвечал человек.
– А можно лодку арендовать? Вижу, у вас есть две лодки.
Он смерил меня взглядом с ног до головы, подошел к машине, глянул на номера:
– Это что, своим ходом с Питера сюда?
– Да.
– И что ж тебя принесло?
– Да просто путешествую. Еду, увидел приличный водоем, захотелось порыбачить, остановиться на день, два, три.
Человек еще раз внимательно посмотрел на меня и на машину.
– Ну, раз приехал, заезжай.
А звали его Иван.
Глава 2. Царская уха
Иван показал, где поставить машину. Я решил сразу же выйти на воду. Переоделся у машины, надел другие штаны, рубашку с длинным рукавом, чоботы. Достал спасжилет, сшитый специально по моему заказу. Внутри водонепроницаемый карман на молнии со стопором, в него кладу всегда документы. Снаружи множество карманов на липучках, а в них крючочки, поводочки, грузики, карабинчики. Сзади два кармана, один из которых я называю боксом пробника, а пробник – это два воблера, тонущий и поверхностный, твистеры для вращающейся блесенки и пара колебательных блесен. Это я всегда беру на неизвестные водоемы, где сначала пробую, а потом уже по результатам проб достаю из большого бокса воблеры, или твистеры, или блесны, соответственно тому, какая рыба здесь водится. Второй карман сзади – для баллончика от комаров и клещей. А нож у меня пристегнут к брючному поясу на пружинном поводке.
Когда я облачился в жилет, взял спиннинг, поплавочную удочку, садок и пакетики с червями и опарышами, мы подошли к лодке, Иван отстегнул от нее карабин с цепью и сказал:
– Рыбу не привози, вечером будет царская уха.
Я поблагодарил, отчалил, завел мотор, дал ему прогреться, включил скорость и тихонько стал добавлять газа.
Во многих рыбацких компаниях я бывал, где готовили уху, и многие «кашевары» в этих компаниях утверждали, что они делают царскую уху. Одни говорили, что царская уха должна быть только из ершей, другие – что из пескарей, а мне кажется – что только из осетровых. А поскольку лов осетров повсеместно запрещен, поэтому неизвестно, какую уху Иван предложит.
Однажды меня уже приглашали на царскую уху. Это было года четыре назад. Я так же, как сейчас, путешествовал, и где-то на стыке Воронежской и Ростовской областей мне приглянулся по карте один лесной массив, через который протекала река.
Кратчайшая дорога туда вела через станицу, но была и объездная. Мне не хотелось ехать по станице, поэтому я отправился в объезд. Через несколько километров от станицы добрался до лесного массива, въехал в него и оказался на хорошей дороге, хотя не с твердым покрытием, но гладенькой. Километра через три дорога вышла на поляну, примыкавшую прямо к реке. Я остановился и осмотрелся с удивлением.
Справа от дороги была довольно большая площадка, отведенная явно для машин. Вместит минимум шесть автомобилей. Слева под раскидистым деревом стоял стол с мощной столешницей. Доска семидесятка, покрытая лаком. Оригинальные скамейки из бревна, распиленного вдоль пополам. Чувствуется, что антисептиком все пропитано и лаком покрыто. А во главе стола сделано кресло из пня, как трон.
Здесь же имелась, как я это назвал, чудо-печка из кирпича. Вокруг пожарные условия соблюдены, положена плитка в радиусе полутора метров. Устройство универсальное, позволяющее жарить на решетке, на шампурах, на сковородке и казан поставить. Рядом разделочный стол из дюраля. Отсюда вела к реке дорожка, выложенная плиткой. К воде спускалась лесенка с нержавеющими поручнями, а у лесенки сделано приспособление тоже из нержавейки, очевидно, под полотенца и халаты.
Кроме всего прочего, меня удивило и то, что на поляне не наблюдалось ни одной валявшейся пластиковой бутылки, ни одной бумажки, ни обертки, ни окурка. Все было чисто, аккуратно. Не поймешь, то ли это чье-то индивидуальное хозяйство, то ли какой-то организации. Без разрешения хозяина я считал неприличным останавливаться здесь и поехал дальше.
Дорога сразу стала гораздо хуже и километров через пять снова вышла к реке на такую же поляну, только совершенно неухоженную. Мне понравилась стоявшая там одинокая шелковица. Ягода уже начала поспевать, и я не рискнул парковаться под ней, поскольку шелковицу многие птицы любят, и мне не хотелось потом отмывать машину. Расположился чуть в отдалении.
Была среда, середина дня. Я подготовил место для отдыха. У меня имелся с собой весь необходимый инструмент, включая лопатку и нечто вроде пропольника, это что-то среднее между тяпкой и косой. Расчистил место под газовую плиту и место для рыбалки, чтоб установить кресло рыбацкое и удочки.
Я провел там два дня. В субботу утром поднялся, стояла прекрасная погода, тепло, солнышко взошло. Стал готовить завтрак. С вечера остался жареный сом. Поджарил лук, загрузил кусочки сома и залил яйцами. Вскипятил чай. Позавтракал, вымыл посуду. Рыбачить не очень хотелось. Сидел в кресле и пил чай.
Вдруг раздались звуки гидроциклов. Появились два гидроцикла, стали приближаться, но, не доезжая до моего места метров пятьдесят, развернулись и поехали назад. Через какое-то время картина повторилась. Я расценил это как сигнал к тому, что отдых здесь надо завершить и продолжить свое путешествие. Собрался, проверил, все ли уложил, не забыл ли где прикол от удочки, и отправился в путь.
Подъезжая к поляне с чудо-печкой, я на всякий случай включил видеорегистратор, а в нагрудном кармане включил диктофон и еще один диктофон в боковой карман положил. Скорость сбавил до минимума, шел на первой передаче.
Смотрю, у чудо-печки за разделочным столом стоят два человека в белых фартуках, колпаках и, к моему удивлению, разделывают осетра размером метра полтора. Один в тазике икру палочками перебирал, очевидно, пленку счищал, а второй разделывал тушу рыбины. Интересно, думаю, осетра вообще-то запрещено ловить повсеместно, видимо, как-то разрешение получили люди на пикник.
Народу, я прикинул, порядка двадцати человек. От компании отделился один, вышел на дорогу, форма милицейская, на погонах две звезды подполковника, без фуражки и явно выпивши. Жестом приказал остановиться, я остановился, открыл окно и слышу:
– Ты як сюды попал? Шо ты тут робишь?
– Да я вот отдыхал, рыбачил, теперь возвращаюсь.
– Ты шо, не знаешь, что это заповедник? Усе знают, что здесь ходить нельзя, а ты еще на телеге тут катаешься! А ну выходь из машины. Выходь, я сказал! И шоб я руки видел.
Вдруг вижу: у него пистолет, направленный на меня. Я вышел из машины, думаю, наверно, шутит милиционер на отдыхе.
– Так ты шо, браконьерничаешь?
– Да нет, просто порыбачил, теперь возвращаюсь.
– И шо, не видал знаков?
– Нет, не видел, ни запрещающих, ни информирующих, ни предупреждающих.
– Так ты шо, хочешь сказать, что плохая информация? – и удар в печень кулаком.
В молодости я занимался боксом, иногда пропускал удары по печени, от которых приходилось припадать на колено на ринге, а тут удар без предупреждения и без перчатки. Перехватило дыхание, и я припал на правое колено.
– О, дивись, доходит информация. А шо ж ты на одно коленко становишься? – и вдруг еще удар ногой в левое бедро. – Становись на оба, вот так, вот так. И что же ты, браконьерская рожа, здесь делала? А ну говори, где перетяги поставил? Шо наловил? Где икру припрятал? Эй, Василь, подь сюды! Обшарь машину, где у него там икра спрятана.
Я сказал:
– Вы не имеете права без решения…
– Шо? – и удар в левый бок ногой. – А! Тебе надо бумажку? Щас состряпаем. Вера Иванна, вот он кажет, что треба для осмотра бумажка, а нарисуй-ка бумажку с конфискацией.
– А шо там?
– Як шо? Вылов ценных пород рыбы запрещенными снастями. Конфискации подлежат запретные снасти, сети, электроудочка, самоловы, перетяги, средства связи и средство передвижения, автомобиль. Вот тебе сейчас будет бумага с подписью: районный судья.
Стали подходить люди, интересуются:
– Что тут, Григорий Иваныч, у тебя такое?
– Да вот поймал, понимаешь, браконьера, а он не хочет гово;рить. Конфискую законным образом имущество. Василь, обшарь!
Тот открыл машину:
– О, Гриш, тут планшет, я его заберу. Обещал сыну к школе подарить.
– Забирай.
Да, думаю, такого оборота я не ожидал: стою на коленях, а мою машину просто грабят.
– Ну шо, заговоришь или будешь молчать?
Я молчал. Смотрю, из реки вышел мужчина, женщина подала ему полотенце, он вытерся, она подала халат, он направился сюда:
– Шо тут у вас такое, шо за шум?
– Поймал браконьера, а он молчит, но ничего, у меня заговорит! Укольчик сделаем да шоковую терапию электрошоком проведем – так заговорит, что умолку не будет.
– Кто такой? Документы проверили?
– А шо их проверять, я по роже вижу, что браконьер. У него наверняка липовые документы. Сейчас в Москве у метро за полчаса сделают доку;мент, який хочешь. Хошь – депутат будешь, хошь – помощник президента, а хошь – полковник ФСБ. Я по морде без доку;ментов вижу: браконьер, за икрой приехал.
Тот, который, видимо, начальник, посмотрел на номер:
– Это шо за регион?
– Да шо регион? Самодельный номер прицепил.
Кто-то сказал:
– Это Санкт-Петербург.
– Да? Проверь документы.
Тут я вмешался:
– Документы в куртке в правом кармане в машине.
– Василь, а ну принеси документы.
Василий, который забрал мой планшет, положил его на место, достал документы:
– Здесь паспорт и какая-то красная книжка, Иван Петрович.
Иван Петрович раскрыл удостоверение члена Российского союза писателей, посмотрел на фотографию и на меня. Я так и стоял на коленях, держась за машину, дышать еще было тяжеловато.
– Виктор, с ноутбуком подойди, – подошел молодой человек лет тридцати, открыл ноутбук. – Пробей.
Тот ловко застучал по клавиатуре, повернул экран к начальнику, что-то показывая пальцем. Я понял, что это моя страничка. Иван Петрович задумался, подал какой-то знак, от одной из машин отделились два человека.
– Уведите.
Подполковник принялся было вторить:
– Да-да, уведите его в обезьянник, я с ним разберусь, загово;рит у меня! – но те под руки взяли его самого. – Да вы шо! Вам же сказано, берите браконьера… – и вдруг резко на полуслове замолчал.
Подполковника увели и посадили у колеса с опущенной головой, а Иван Петрович обратился ко мне по имени-отчеству:
– Ну что же вы приехали ко мне в район и не зашли ко мне? Зашли бы, мы бы вам встречу с читателями устроили, презентацию. Вон у вас только что вышла новая книга, как вы пишете. А тут видите, какое недоразумение получилось: Григорий Иванович принял вас за браконьера.
Все конфискованные вещи стали возвращаться ко мне в машину.
– Встаньте, встаньте, что вы в самом деле.
К моему сожалению, я не мог подняться. Боль в левом боку отдавалась очень сильно, тяжело даже вздохнуть было. Виктор, молодой человек с ноутбуком, помог мне подняться, и тут же оказалось мое кресло, уже разобранное, я сел и обратился к парню:
– Виктор, там на дверке бутылка с водой, будь любезен, подай.
Я сделал пару глотков и слушал Ивана Петровича:
– Вы уж извините, что так получилось. Григорий – солдафон. Давайте к нам, в нашу компанию, устроим прямо здесь встречу с читателями. Через полчаса будет уха, настоящая царская уха. Приглашаю вас на царскую уху.
– Спасибо, извините, не могу остаться, как-нибудь в другой раз.
– Ну что вы, смотрите, уже закипает уха царская, настоящая осетровая.
Я хотел сказать, что лов осетров повсеместно запрещен, но смолчал.
– Нет, я поеду, уж извините.
– Ну куда вы, куда вы в таком состоянии? Доктор, – подошел мужчина, – посмотри.
– Нет, нет, нет, все хорошо, все нормально, – я поднялся, тут же Виктор сложил мое кресло рыбацкое, положил в багажник.
Иван Петрович распорядился, чтобы Виктор написал телефон, электронную почту.
– Вот, будете рядом, звоните, пишите, заезжайте, буду рад вас встретить, устроим вам встречу с читателями и презентацию ваших книг.
Я сел в машину и поехал той же дорогой, какой въезжал сюда, опасаясь, что если через станицу, то на выезде окажутся еще какие-нибудь стражи порядка. Вышел на трассу и поспешил уехать из Воронежской области. Когда оказался в Ростовской области и достиг большого населенного пункта, то у первого прохожего спросил, где травмпункт, и завернул туда. Пожилой доктор осмотрел меня и сказал:
– Треба рентген.
Сделали рентген, принесли снимок. Врач смотрел, смотрел:
– Не вижу перелома, а трещина может быть. Я вам шо скажу? Пару деньков просто-напросто полежите. В нашем возрасте косточки плохо срастаются, если даже и трещинка. Где это вас так приласкали?
– Да приласкали, – я не стал рассказывать.
Спросил, где гостиница, устроился в одноместный номер и поступил по совету доктора. Перекачал запись с видеорегистраторов и с диктофонов на ноутбук и на две флешки, одну запечатал и отослал Ивану Петровичу. Через несколько дней на электронной почте увидел сообщение, что подполковник Григорий Иванович разжалован и уволен без права занимать в дальнейшем должности в госструктурах. Так это или нет, я не проверял и никуда не обращался. Не знаю, может быть, следовало бы заявить в прокуратуру. Вот такое было у меня однажды приглашение на царскую уху.
Я двигался на лодке и смотрел на эхолот. Глубина колебалась от полутора метров до метр восемьдесят, и вдруг резкий обрыв до шести метров. Я понял, что вышел на русло речки, которая здесь протекала до того, как сделали это водохранилище. Добрался до противоположной стороны, проверяя места. На той стороне решил побросать спиннинг. Достал пробник свой, настроил спиннинг. На первый же заброс схватился окушок небольшой. Подумал, да, рыбалка здесь, чувствуется, будет отменная.
Поставил тонущий воблер, забросил, дал опуститься ему на дно, и лишь только двинул, как почувствовал удар. Вытаскиваю – большой окунь, горбыль. Я его аккуратненько подвел, снял, посмотрел, как он расставил свои плавники-перья, и отпустил. Сделал заброс в другую сторону – еще один удар. На сей раз попалась небольшая щучка с килограмм, но активная очень, даже выпрыгнула, пытаясь сорваться с блесны. Когда щука выпрыгивает, она трясет головой, и частенько крючок отцепляется, но здесь никак не отцепился, пришлось рыбу опять подвести к борту и снять с крючка, чтобы отпустить.
Решил попробовать поплавочную удочку. Посмотрел по эхолоту, где стою, выбрал место такое, чтоб можно было забрасывать в русло реки как раз, заякорился, насадил червей, забросил. Буквально через несколько секунд поплавочек задергался, вдруг раз – и всплыл. Обычно так берет лещ. Я подсек, подвел к борту, в самом деле, небольшой лещ под килограмм. Аккуратненько снял его, отпустил. Рыбки много.
Хотелось большую щуку поймать. Отплыл к другому берегу, взял блесну-колебалочку и забросил вдоль камыша. Но крупной щуки не поймал, попалась небольшая щучка чуть больше килограмма, отпустил. Забросил в другую сторону, на третий заброс опять окунь хороший попался, отпустил. День шел к закату, надо было возвращаться. Убрал спиннинг, удочку, сложил все и подплыл к пирсу. Подошел Иван.
– Как улов?
– Да прекрасно, просто прекрасно! Не знаю, сом есть или нет, но лещ, щука, окунь в изобилии чуть ли не на каждый заброс, а уж на второй заброс точно.
– Да, этой живностью у нас река богата. Ну что, какой дом выбираешь? Хочешь – тот, хочешь – мой.
– Где хозяин прикажет.
– Давай сюда, раз будешь рыбачить и уходить пораньше, в какое время тебе надо.
Это был отдельный домик. Зашли.
– Тут две спальни, занимай любую. Белье в шкафу. Кухонька. Туалетная комната.
– Отлично!
– Подходи через полчаса на ужин.
Я принял душ, переоделся, просмотрел свои запасы пищевые, что-то в холодильник положил, что-то с собой взял и отправился к Ивану. Он ждал в беседке с видом на озеро. Я выложил на стол свои продукты и бутылку коньяка. Он взглянул на бутылку и говорит:
– Можно без этого?
– В смысле?
– Ну, совсем убрать бутылку. Нет, если хочешь, то пожалуйста, но мне даже на столе она неприятна.
– Хорошо, – взял и отнес коньяк в свой дом.
Ладно, думаю, потом расспрошу, в чем дело. С виду здоровый, крепкий мужчина, а к алкоголю такое пренебрежение, даже на столе видеть не хочет.
Уха в самом деле оказалась царская: стерляжья.
– Откуда стерлядь здесь?
– Это длинная история. Стерлядью занимался мой отец. Если ты обратил внимание вон на те строения, там он разводил стерлядь, а я продолжаю его дело. Не очень, конечно, оно у меня получается, но, тем не менее, из выбракованных стерлядок я сегодня приготовил неплохую уху.
Уха была отменная, в самом деле царская. Я попросил добавочки и подумал, что надо будет расспросить хозяина поподробнее, как он здесь оказался и как его отец сделал минирыбзавод для выведения осетровых.
Глава 3. Зеленый змий
После второй тарелки хотелось отдохнуть, уж больно была хороша уха. Хозяин пригласил к самовару, который стоял на другом столике. Это, как рассказал Иван, был электрический самовар, причем он включался с телефона, закипал и переходил в режим ожидания, поддерживая температуру 80-95. Если в течение часа не поступал другой сигнал, то самовар отключался.
За чайным столиком были два кресла, я сразу же занял одно и оценил открывавшийся отсюда красивый вид. Стояла южная ночь. Рядом нигде не было никаких фонарей, и только там за водохранилищем горело несколько огней, а слева вдалеке светилась станица. Лампочки на веранде располагались не над столом, а в стороне, вероятно, из тех соображений, чтобы мошки, летящие на свет, не падали на стол, обжигаясь.
На столе, кроме самовара, стояли две пиалы с блюдцами, сухофрукты, абрикосы, чернослив, изюм, явно кипятком ошпаренные, такие немножко разбухшие, грецкие орехи, фундук, миска глиняная с медом и с деревянной ложкой и три заварочных чайника.
– Не знаю, какой чай любишь, заварю три вида на выбор.
За самоваром висела полка, на которой стояли банки с винтовыми крышками. Он стал доставать из них чай и какие-то листики. В первый чайник положил из двух баночек, во второй из трех, а в третий только из одной. Залил кипятком поочередно все три заварочных чайника, через какое-то время ложечкой помешал в каждом. Взял свою пиалу, налил из первого чайничка немножко и назад вылил, потом налил из него в мою пиалу немного.
– Продегустируй.
Я попробовал. Приятный аромат. Чувствовался чабрец, мята, еще что-то. Иван налил мне из второго чайника.
– Теперь этот попробуй.
Здесь, по-моему, добавился вкус земляники. Когда очередь дошла до третьего чайника, для меня неожиданностью стало то, что, кроме аромата, ощущалась жгучесть как бы перца. Я посмотрел на Ивана, он улыбнулся:
– Да, да, это красный перец, по рецепту моего отца. Он у меня был охотник, рыбак. Зимой, осенью, весной, когда прохладно, он первым делом заваривал такой чай с перцем красным. Говорил, что действует, как электрогрелка, и что стакана такого чая достаточно, чтобы надолго согреться в засидке на охоте и в лодке на рыбалке. Ну, и какой желаешь? – я выбрал с перцем. – Наливай, пожалуйста. Угощайся: мед, сухофрукты.
Было тепло, тихо, темно, приятно, все располагало к разговору.
– Иван, расскажи, как ты здесь оказался в одиночестве посреди центральной России?
– Это была идея отца, который, как он выразился, бежал сюда со стыда.
– Не понял.
– Если интересно, расскажу.
– Да, конечно.
Я попросил разрешения включить диктофон и согласия на возможную публикацию. Он не возражал и стал рассказывать:
– Мой отец был участником войны, имел два ордена. Он записался добровольцем в сорок третьем после девятого класса, и его сразу же отправили в артиллерийское училище. Закончил, воевал, демобилизовался. Его родители попали в оккупацию и погибли при бомбежке. Вернувшись с фронта, он поступил в педагогический институт, закончил по специальности физкультура и прибыл по направлению в нашу станицу, где как раз построили школу, и отец преподавал там физкультуру и военное дело.
Он с детства занимался спортом: гимнастикой, бегом, стрельбой. Мог не только рассказать ученикам, но и показать, как делаются упражнения любой сложности, например, на брусьях и на кольцах. Мог на одних руках подняться по канату. Его уважали в школе, в станице и избрали председателем общества охотников и рыболовов.
В станице он встретил свою любовь, мою мать, женился, и им выделили земельный участок. Отцовский дом был там, где ты повернул на Волгоград.
Непонятно, как так получилось, но когда стали строить эту развязку и дорогу, оказалось, что проектанты на своих чертежах забыли наш дом, а он стоял как раз там, где сейчас проходит дорога. Надо было как-то исправлять ошибку, и предложили отцу перенести дом в другое место. Он это даже с радостью воспринял, поскольку к тому времени, как он говорил, сын его опозорил не только на всю станицу, но чуть ли не на всю Россию. Отец решил поселиться вдалеке и осуществить свою идею о маленьком рыбзаводе для разведения ценных пород рыб. Не знаю, каким образом он добился своего, но ему пошли навстречу, хотя кроме того, чтобы дом перенести далеко на отшиб, надо было еще электроэнергию туда подвести. В общем, вопрос был решен, и мы переехали.
Что о себе сказать? Родился нормальным ребенком. Отец меня к рыбалке приобщил чуть ли не с рождения, всегда брал меня с собой, и я с удовольствием с ним ездил, с удовольствием рыбачил, с удовольствием слушал его рассказы о том, почему здесь водится такая рыба, а в море совсем другая, какие повадки у разных рыб, почему карась живет в камышах, голавль все время ходит поверху, а форель любит чистую воду и в мутной стоячей воде жить не будет. В общем, давал мне такие знания.
Я пошел в школу не с семи лет, а с восьми, поскольку родился в ноябре месяце, и в сентябре мне еще не исполнилось семь. Пришлось, по действовавшим правилам, начать учиться на следующий год, когда мне было уже почти восемь. Учился я по-всякому, нередко убегал с уроков на рыбалку. Школа была хорошая, большая и располагалась близко от нашего дома. Надо было пройти четыре дома до Школьного переулка, повернуть налево, а от поворота – три дома до школы.
Когда я первого сентября во второй класс пошел, в тот же день из углового дома, который в Школьном переулке, вышла девочка с матерью и пошла в первый класс. Я знал, что там живет Юлька, которая бегала с нами купаться на речку, а тут вышла такая куколка, вся такая аккуратненькая, стройненькая, с бантиками, в платьице с фартучком, в туфельках, беленьких носочках. Я шел сзади и прямо любовался. И потом я старался из дома выйти так, чтобы одновременно с ней идти в школу, а через месяц заметил, что она ждет, если я чуть задерживался. Еще через месяц мы уже шли на занятия, держась за ручки. Почему? А потому, что отец купил телевизор.
В то время телевизоры мало у кого были, поскольку дорого стоили и требовалось еще поставить антенну и высоко поднять из-за отсутствия ретрансляторов. Отец высоко поднял антенну, и наш телевизор неплохо показывал. Однажды я пригласил Юльку, она пришла с мамой, и потом ее одну отпускали к нам «на телевизор», когда шли кинофильмы. Иногда и родители ее приходили на интересное кино. В общем, мы дружили с ней.
Когда мне исполнилось шестнадцать, а ей пятнадцать, я ее первый раз поцеловал. Она была очень красивая, такая красивая, что не только ровесники и старшеклассники обращали внимание на нее, но даже взрослые мужчины, когда я шел с ней, заглядывались и оглядывались на такую заметную и яркую девочку со стройной фигуркой и нежным, улыбчивым личиком. Я был влюблен и чувствовал, что это взаимно.
После десятого класса я не решился поступать в институт, потому что аттестат был у меня не очень и знания с дырками: много пропускал. В то время с седьмого класса практиковалось трудовое воспитание, и я попал на ремзавод, а там работал токарем мамин родственник дядя Коля, вот к нему я и определился. Он мне все объяснял, всему учил меня и вскоре разрешал мне уже самому кое-какие простенькие детали делать. Мне это было интересно и в удовольствие, я занимался на заводе не только в часы практики, сбегал с уроков к дяде Коле. Мама иногда мне выговаривала:
– Ну что ты, Вань, ведь мы же с папой в школе работаем, а ты нас позоришь, в школу не ходишь, мне жалуются учителя.
В общем, после школы я решил не в институт, а в техникум поступать. В техникум шли обычно после седьмого класса, но можно было и после десятого поступить на третий курс. Мой техникум был в Саратове. На выходные приезжал в станицу, гуляли с Юлькой, на танцы ходили. Я не мог дождаться субботы, чтобы увидеть ее. Она тоже поступила в техникум медицинский в Саратове после десятого класса, мы сняли комнату у одной старушки и жили, как муж и жена. Юльке уже исполнилось восемнадцать, она родилась тоже в ноябре и пошла в школу на год позже.
Мы мечтали, что вот закончим техникум, вернемся к себе в станицу, построим дом. Я в годы учебы подрабатывал, а когда окончил техникум, вернулся в станицу, меня на ремзавод приняли мастером. В субботу утром уезжал в Саратов к Юльке на мотоцикле, подаренном мне отцом, а в понедельник утром рано возвращался в станицу и шел на работу. Мы решили пожениться, как только она закончит техникум. Я уже кольца даже купил и откладывал деньги на дом. На заводе дела шли хорошо, я стал исполняющим обязанности начальника механического цеха.
К моему приезду на выходные Юлька покупала билеты в кино, или в театр, или на выставки какие-то, а если ничего интересного не было и погода плохая, то мы, бывало, все два дня проводили дома вдвоем. Однажды в воскресенье мы поднялись, она посмотрела, хлеба нет.
– Сейчас сбегаю быстренько за хлебом, – говорит, оделась и пошла.
Я вышел на кухню, там находилась хозяйка-старушка, которая обычно старалась не попадаться на глаза, когда мы дома. Она как будто про себя, но достаточно громко, чтобы я расслышал, произнесла:
– Сынок, ты как-нибудь на буднях утречком пораньше или вечером попозже заехал бы, – повернулась и ушла.
Я не понял, что она этим хотела сказать, и не придал этому значения. Поставил чайник, пришла Юлька с хлебом, мы позавтракали, день прошел, а в понедельник я поехал, как обычно, на мотоцикле на работу. Добираться тридцать пять минут, но я всегда брал с запасом сорок пять. Ехал, и что-то мне припомнились слова: «Ты б, сынок, на буднях утречком пораньше или вечером попозже заехал». Врезались мне эти слова и всю дорогу лезли в голову.
Я тогда уже учился на заочном отделении политехнического института и сказал главному инженеру, что мне надо завтра в институт, он не возражал, и я на следующий день во вторник пораньше, как старушка посоветовала, в четыре часа, поднялся и за полчаса добрался до места. Ключ у меня был, я тихонько зашел в квартиру, думаю, сейчас Юльку обрадую, направился в нашу комнату, освещенную ночником с матовой лампочкой, который я сделал, чтобы в комнате всегда был приятный полумрак.
Вошел в комнату – и остолбенел: на том месте, где я обычно лежал, лежит другой мужчина, а Юлька прижалась к нему, как ко мне прижималась еще вчера. У меня перехватило дыхание, вздохнуть не могу. Мне казалось, что сердце у меня остановилось. Гляжу и глазам своим не верю, ведь это же моя Юлька, я ее знаю с детства, ведь прошлой ночью вот точно так же она ко мне прижималась и мы с ней мечтали, как построим дом и будем жить, детей родим, а сейчас она с другим мужчиной. Может, она и с ним мечтает о том же? Я даже представить не мог, чтобы Юлька могла вести такую двойную жизнь.
Я сдернул с них одеяло. Этот мужчина явно постарше меня был, за тридцать. Не знаю, какой был вид у меня, но он испугался, соскочил и залез под кровать, а кровать железная была, никелированная, двуспальная, с панцирной сеткой, как батут. Юлька называла батутом эту кровать. Она, не открывая глаз, забормотала спросонья:
– Витенька, ты куда пошел? Мне холодно, погрей меня, накрой. Ты где? – и рукой ищет рядом, а тот под кроватью, одеяло упало, она голенькая лежит, моя Юлька, моя красавица, и опять: – Витенька, ну где ты, ну куда ты? Еще рано. Иди сюда, прикрой меня.
Я смотрел на нее и слушал, как она другого мужчину зовет ласково, ей холодно, она просит, чтобы ее кто-то другой, не я, прикрыл, погрел. Не знаю, что со мной было. Она села, голенькая, такая милая, я любил на нее смотреть, когда она вот так садилась, а я ей приносил кофе или чай утром. Села, кулачками глазки протерла, и опять:
– Вить, ну ты где, куда ты ушел? Мне холодно… – и вдруг она увидела меня, ее выражение изменилось: – Ах, это ты, а ты чего приперся? Сегодня ж не суббота, а только вторник.
Это меня добило, не зря говорят, что словами можно убить. Я смотрел на нее и не мог вымолвить в ответ ни слова, слыша, что сегодня не суббота, значит, суббота и воскресенье – мои, а будни – чьи-то, этого Вити или кого-то другого. Я стоял, не шелохнувшись, а этот Витя запищал под кроватью тонким голоском от испуга, наверно:
– Я не виноват, я не виноват, это она меня соблазнила, она меня в постель затащила.
Юлька поднялась, накинула халат, повернулась:
– А ну убирайтесь отсюда, надоели мне оба, пошли вон!
Глазам не верю, она ли это? Такая грубая, такая злая, нет, это не она, какая-то чужая, противная женщина. Но это была она, а под кроватью прятался другой мужчина и обвинял ее, что она его соблазнила, да, конечно, без ее согласия он бы не пришел сюда. Юлька вышла из комнаты. Я постоял, повернулся и тоже пошел. Бить не стал соперника, а за что? Ведь он же по ее желанию пришел, она его звала, просила, чтоб он ее погрел, укрыл, не меня просила, а его, значит, чем-то он лучше был меня. Я вышел из дома, сел на мотоцикл и поехал.
Рассвет только-только наступал, и представляешь, еду, смотрю на дорогу, а у меня перед глазами не дорога, а кровать, эта двуспальная железная кровать, на которой Юлька и другой мужчина. Я чуть не врезался в стоящую на обочине машину.
Съехал с трассы к посадке, слез с мотоцикла. Я не знал, что делать, хоть головой бейся о землю. Не может быть, чтоб это Юлька была. Закрыл глаза, а передо мной опять картина: кровать, а на кровати Юлька с другим мужчиной. Сел на мотоцикл, но только поехал, опять кровать перед глазами. Может быть, мне это все приснилось? Ведь еще прошлой ночью мы мечтали о своем доме, а тут… Нет, это, наверно, просто приснилось.
Дождался одиннадцати часов и завернул в ближайшую станицу, в сельмаге купил бутылку водки, отъехал и из горлышка стал пить. Когда полбутылки выпил, исчезла эта картинка, где Юлька с другим мужчиной, и появилась другая картинка, где мы с ней отдыхаем на природе. Отец нам давал иногда мотоцикл, лодку с мотором, мы ездили в поле, в лес, за грибами, за ягодами, на рыбалку. И стало так приятно, что я допил бутылку до конца.
Мой организм не был приспособлен к такому количеству алкоголя, произошло самое настоящее отравление, мне стало очень плохо, местами память проваливалась. Иногда вновь появлялась эта картинка: кровать, а на ней Юлька с другим мужчиной. Иногда – картинка, что мы с ней купаемся в реке, я ее на руках выношу. Не знаю, что творилось со мной весь день. Голова трещала, как будто в ней не мозги, а сжиженное какое-то месиво. Трудно было повернуть голову, чтобы не вызвать боль. В конце концов, к вечеру немного пришел в себя, взял еще бутылку и приехал домой. Мама увидела:
– Что с тобой, Ваня?
– Ничего, все нормально.
Поставил мотоцикл в гараж, а перед глазами та же картинка: Юлька с другим мужчиной на кровати. Открыл бутылку, выпил. В гараже был топчан, лег на него, еще выпил, и поменялась картинка, теперь вижу, как мы с ней на реке, заснул. Отец будит:
– Вань, ты чего домой не идешь? – увидел, что я пьян, понял: – Ну, полежи здесь, полежи, – ушел.
На следующий день я не пошел на работу, а пошел за бутылкой. Как только выпью, картинка меняется. В общем, запил. Пропил все те деньги, которые откладывал на дом, пропил кольца. На работе меня вначале в слесари перевели, потом из слесарей в уборщики, а уборщиком я тоже появлялся только в дни получки, мне перестали платить, раз не работал, и в конце концов уволили. Родители денег не давали. Я к самогонщикам пошел, кому грядку вскопаю, у кого прополю, кому дров наколю, мне наливали самогонки, но мне надо было больше, чтоб эта картинка исчезла, где Юлька с другим мужчиной на кровати.
Мне пришла идея. Отца все уважали, я пошел к его знакомым и говорю, что отец просит срочно денег на неделю, называю сумму довольно приличную и собираю деньги. Постарался побольше занять и все пропил. С отца начали требовать деньги. Он не знал, что это я взял, а когда узнал, то на собрании своих охотников и рыболовов сказал:
– Говорите, кому я сколько должен. И пожалуйста, не давайте больше моему сыну денег, он алкаш, он не соображает, что делает, он заболел. Есть такая болезнь, которая называется безответная любовь. Не знаю, что с ним делать.
Чтобы расплатиться за меня, отцу пришлось расстаться с трофейным ружьем, привезенным из Германии после демобилизации. Он дорожил этим ружьем, а я назанимал столько денег, что ему пришлось продать ружье, чтобы рассчитаться. А мне было безразлично. Он пытался со мной говорить, а я его не слушал. Некоторые станичники сказали ему:
– Какой же ты учитель, если сына своего не мог воспитать.
Отцу пришлось уйти из школы.
Я нашел еще способ заработать. Наш дом стоял с краю станицы, и частенько кто-то, проезжая мимо, просился переночевать. Отец пускал и никогда не брал денег за постой. В доме комната была свободная, а я уже жил не в доме, а в гараже, поскольку пытался вещи продавать, и отец сказал:
– Нет, Вань, вот твое место в гараже на топчане.
Дом просто замыкали от меня и правильно делали, я мог все что угодно вытащить из дома и продать за стакан самогонки, чтобы изменилась перед глазами картинка: Юлька на кровати с другим мужчиной.
Когда постоялец утром уезжал, я подходил к нему, если отца рядом не было, и говорил:
– Отец стесняется брать, так вы давайте деньги мне, – и называл сумму.
Люди, конечно, не ожидали такого, но всегда давали деньги. Это была для меня радость, я мог выпивки купить.
Однажды переночевал человек, который до этого уже как-то останавливался и теперь воспользовался приглашением отца, который всегда говорил гостю на прощанье:
– Будете ехать, останавливайтесь, нет проблем.
Отец пошел открывать ворота, провожая постояльца, я подхожу и говорю, мол, отец стесняется деньги брать, а ведь надо за ночевку заплатить, и назвал сумму. Тот очень удивился, но достал кошелек и дал мне деньги.
– Будете ехать, заезжайте, – попрощался отец у ворот, а в ответ слышит:
– Нет, не заеду.
– Почему?
– Слишком дорого у тебя останавливаться.
– Как дорого?
– Да так: дороже, чем пятизвездочный отель, где все включено.
– Не понял.
– А ты у сыночка спроси.
Отец повернулся и крикнул голосом, какого я у него ни разу не слышал:
– Ванька, подь сюда! – я подошел, держа деньги в кулаке. – Ну! – и я протянул деньги.
Дальше – не помню. Удар был очень сильный. Отец ударил меня в лицо и отправил в нокаут настоящий. Когда очнулся, он сидел около меня, и я видел, как у него из глаз слезы капают. Говорит мне:
– Что ж ты, гад такой, меня опозорил на всю станицу, мне стыдно знакомым и друзьям своим в глаза смотреть, а теперь ты меня позоришь уже на всю Россию. Как ты еще живешь? – вытер кулаком глаза, поднялся и ушел.
А мне было все равно, я жалел только о том, что опять у меня сорвалось. Теперь где мне достать денег? Пошел опять к самогонщикам клянчить. Иногда приходил к пивному ларьку, но там меня уже все знали, никто денег не давал, иногда пинка давали, но иной раз кто-то из жалости полкружки пива даст. В общем, превратился я черт знает во что. В это время, как я уже говорил, начали строить дорогу и развязку, и отец попросил, чтобы ему перенесли дом сюда.
Однажды я был у себя в гараже, слышу, отец разговаривает с кем-то. Выглянул: «Волга» ГАЗ-21, красивая, чистенькая, с оленем на капоте. У машины стоит мужчина лет сорока, высокий, спортивного вида, в хорошем костюме.
– Пожалуйста, конечно, только у меня условие одно, – говорит отец.
– Какое?
– Денег не беру. Человек в пути – ему надо помочь. И если кто-то из моих близких, особенно если сын, попросит плату, ни в коем случае не давать. И никакого алкоголя!
– Условия принимаются.
– Заезжайте.
Из машины вместе с мужчиной вышла женщина, мама повела ее в сад. Я подумал, что здесь мне точно ничего не отколется. Была уже вторая половина дня, скоро конец рабочего дня, можно сходить к ларьку, потянутся рабочие пивко пить, может, кто и нальет. А перед глазами все та же картина: Юлька на кровати с другим мужчиной. Никак я не мог избавиться от этого наваждения и чувствовал, что уже с ума схожу. Да, наверно, я уже был сумасшедшим, поскольку пошел на такие подлости, гадости, отца так опозорил. Но ничего не мог с собой поделать, мне только хотелось избавиться от этой картинки, стоявшей перед глазами. Зашла мама:
– Вань, поди покушай, ты ж сегодня ничего не ел. Там гость с отцом сели обедать, ступай и ты с ними покушай.
Совершенно не хотелось кушать, но от нечего делать пошел. Захожу, смотрю, стол накрыт, а на столе большая бутылка заморская стоит, не меньше, чем семьсот грамм. Как увидел, у меня внутри все затряслось. Странно, отец ведь никогда не пил с гостями и предупреждал их об этом, а тут бутылка на столе. Я сел, руки трясутся, смотрю на бутылку. Мужчина берет ее, отцу четверть стакана наливает, себе тоже четверть, а мне целых полстакана.
– Ну, давайте за знакомство!
Отец выпил, аж крякнул от удовольствия, мужчина тоже, а я взял стакан в руку, она трясется, боюсь расплескать, двумя руками взял, подношу ко рту, а из стакана вдруг змея зеленая вылезает, пасть раскрыла с двумя зубами, и яд капает. Я отодвинул стакан. Да что такое?
Отец стал закусывать, и этот закусывает, на меня не обращают внимания. Я опять двумя руками подношу стакан ко рту, а оттуда вновь змеюка, пасть раскрыта, два зуба торчат, вот-вот меня укусит, а раздвоенный язык прямо в глаза мне. Я испугался: точно допился. Говорят, допиваются до чертиков, а я до змеюки зеленой. А глазища у нее точно такие же, как у Юльки тогда, когда она сказала: «Надоели вы мне, убирайтесь отсюда оба!»
Отодвину стакан – змеюка прячется, поднесу – выползает. Еще раз поднес, снова выползла, тьфу ты, думаю, гадость какая, закрыл глаза – и выпил. И чувствую, что змею проглотил. Она, гадина, как будто клубком в желудке крутится, вертится, сейчас укусит нутро. Выскочил на крылечко, два пальца заложил, и змеюка зеленая изо рта выскочила и в кусты уползла. Сижу на крылечке и думаю, это ж надо, змеюку проглотил, это точно у меня уже умопомрачение. Я же видел, как этот человек из одной бутылки отцу наливал, себе наливал и мне, они выпили с удовольствием, а я змею проглотил.
Зашел в чулан к раковине, прополоскал рот, опасаясь, как бы там змееныш не остался. Вернулся за стол, отец с гостем о рыбалке разговаривают. Кушать не хочется, смотрю на стакан. Мужчина опять наливает отцу четверть стакана, себе четверть и мне полстакана.
– Будем здоровеньки!
Отец выпивает, и тот выпивает, я тоже взял стакан одной рукой, а рука-то, смотрю, не трясется, как в первый раз, когда пришлось двумя руками подносить, но только поднес стакан ко рту – оттуда опять змеюка. Ах ты, гадина, думаю, как же она вернулась из кустов сюда?
Отец рассказывает про охоту, этот тоже чем-то делится, а я никак не могу выпить. Только подношу ко рту, а из стакана выползает змеюка зеленая с Юлькиными глазами и пытается свой раздвоенный язык прямо мне в глаза ткнуть. Рядом на подоконничке стояла пустая поллитровая банка, я улучил момент, пока отец с гостем увлечены своим разговором, перелил содержимое стакана в банку, поставил стакан на стол, а банку спрятал. Мужчина говорит:
– Надо и по третьей, мы же все-таки православные христиане.
Опять четверть стакана отцу, четверть себе и мне полстакана. Они выпили, а я, думаю, нет, лучше сейчас в баночку вылью, пойду к себе в гараж и буду потихонечку тянуть. Так и сделал, пришел в гараж, дверь закрыл, но только хотел сделать глоточек, как вновь вылезает змеюка, головища больше, чем банка, и чуть меня за нос не укусила своими двумя зубами. Банка выскользнула из рук, упала, и мелкие змеюки во все стороны поползли. Я выскочил из гаража: о господи, это ж надо, страсть какая! Теперь и в гараж вернуться опасно. Куда идти? Пошел в сарай на сеновал, лег, думаю, это ж надо, проглотил змею, и по гаражу змеюки расползлись.
Незаметно уснул. Не знаю, сколько спал. Проснулся, услышав какие-то голоса. Что-то перед глазами нет этой картинки. Вышел, вижу, отец прощается с этим мужчиной. Думаю, утро, что ли, уже? Отец говорит:
– Заезжайте, не стесняйтесь, рад буду встретить.
Отец пошел ворота открывать, а мужчина подошел ко мне и подает трояк:
– На вот, похмелись.
Я обрадовался: три рубля! Бутылка «Столичной» – два восемьдесят семь. Уж в нашей водке точно змеюк нет, а то какую-то заморскую привез гадость со змеей. Или нет, лучше взять маленькую за рубль сорок девять и кружечку пива, а туда понемножку добавлять. Гости уехали, а мне еще надо ждать до одиннадцати, потому что живем по заветам Ильича. Когда выпустили юбилейный рубль, где Ленин стоит с поднятой рукой, в народе стали говорить, что Ильич указывает на одиннадцать часов.
Дождался одиннадцати, побрел к ларьку и думаю: взять пива или вначале маленькую взять? А около ларька Мишка стоит, увидел меня:
– О, Иван, иди сюда, у меня день рожденья.
Думаю, хорошо, бесплатно пива выпью. Буфетчица налила полную кружку пива, а пиво такое янтарное, пена через край.
– Иван, угощайся за мой день рожденья.
Я стал подносить кружку ко рту, и вдруг пена раздвигается, опять змеюка, язык мне в глаза, а у нее самой глаза Юлькины. Я кружку отодвинул от себя – змея в пену спряталась. Попробовал еще раз поднести – из пены змеюка. Думаю, вот черт, это, наверно, во мне живет змеюка. Поставил кружку:
– Миш, извини, я к зубному сейчас иду, а то будет пахнуть пивом.
Поздравил его и пошел. Думаю, «Столичная» водочка сейчас все прочистит. В винно-водочном отделе магазина стал разглядывать витрину и вдруг чувствую, что мне что-то совсем не хочется водки. А из гастрономического отдела такой запах идет, колбасой пахнет, и так захотелось колбасы «Докторской» по два двадцать, а еще больше – ветчинной. Сейчас полкилограмма бы этой колбаски. И хлебом аппетитно пахнет, давно я такого запаха не слышал, прямо слюни текут. Я попросил ветчинной колбасы полкило, булку хлеба, пошел к реке у родничка посидеть, а на ходу не вытерпел, откусил колбасы, она такая вкусная, такая приятная!
Сел у родничка, стал кушать, так вкусно, прямо во рту тает. И не заметил, как все это проглотил, целую булку хлеба и полкило колбасы. Из родничка напился воды. Так хорошо! И картинки нет: Юльки нет перед глазами. И голова какая-то свежая. И выпить не хочется.
Прилег на травку, и так приятно было лежать, задремал. Проснулся, опять кушать хочется. Думаю, да что ж такое, наверное, помирать собрался, то змеюка, то жор. Пришел домой, и захотелось вдруг борща. Вспомнил, как мама готовила борщ, в нем картошечка, бурячок, капусточка не переваренная, даже хрустит.
– Мама, а у тебя нет борща?
– Да, я сегодня только сготовила борщ.
– А ты не нальешь мне тарелочку?
– Да пожалуйста, пожалуйста, садись, Ванечка, садись.
Налила мне тарелку.
– А чесночка нет?
Нарезал чеснока в тарелку, взял горбушечку хлеба, натер чесночком. Это так вкусно было! Я так соскучился по этой еде. Съел целую тарелку с хлебом, с чесноком.
– Тебе добавить еще?
– Мам, полтарелочки, если можно.
Еще горбушечку чесночком натер. Очень приятно и вкусно покушал.
– Мама, а где папа?
– Как где? На доме.
– Каком доме?
– Ты что, разве не знаешь, что наш дом будут ломать?
– Как ломать?
– Видишь, начинают дорогу строить? А наш дом попадает под эту дорогу, и вот выделили нам место, папа определил, там хочет жить.
Я ничего не понял, ушел к себе в гараж. Слышу, мотоцикл, отец приехал, с мамой поговорил, пошел кушать. После того как меня нокаутировал, он со мной практически не разговаривал. Я зашел в дом и спросил:
– Пап, а можно я с тобой поеду на дом?
– Поехали. Дай только пообедаю да возьму кое-что из инструмента.
Приехали мы с ним сюда, здесь шло строительство, бригада работала, и что-то они не могли завести экскаватор «Беларусь». Для меня это агрегат знакомый, в техникуме изучал и потом на ремзаводе целый год двигатели собирал, разбирал сам.
Спрашиваю прораба:
– Можно посмотреть?
– А ты что, разбираешься?
– Может, и разберусь. Двигатель внутреннего сгорания, а что ему нужно? Чтобы было нормальное зажигание и чтоб поступало питание на свечку. И будет работать.
Я все продул, прочистил, наладил, заработало.
Но самое интересное, что картинки нет! Не вижу больше Юльку и даже не вспоминаю. Нет ее и как будто и не было. Ни хорошего, ни плохого, ничего не было, и все.
Когда у рабочих закончился рабочий день, они собрались и уехали, а мы с отцом остались. Я стал ему помогать, а отец молчит, ничего мне не говорит. Приехали домой, мама пригласила ужинать. Поужинали. Отец на меня смотрит как-то подозрительно. Я ушел в гараж к себе. Удивляюсь, что нет картинки. Так хорошо, так легко, голова свежая, и бодрость в теле, и кушать хочется. Опять зашел в дом:
– Мам, а нет еще чего-нибудь покушать?
– Да что ты, пожалуйста, вот и котлетки есть.
Она подала котлетки с пюре и соленые помидорчики, это такая вкуснятина была! Пюре такое нежное, пушистое, да еще и с помидорчиками. Мама поставила чай, стала расспрашивать:
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. А папа во сколько выезжает на работу?
– Чуть свет.
– Ты скажи ему, пусть он меня разбудит, я тоже с ним поеду.
– Ладно.
Я встал раньше отца, поехал с ним. Отец рассказал, что хочет здесь, кроме дома, еще минирыбзавод устроить и выращивать ценные породы рыб. Он думал про форель, но форель требует чистой воды, а здесь не очень-то. Остановился на осетровых, стерлядь вполне может в наших реках жить.
Я включился в работу вместе с бригадой. В обед рабочие приглашают, мол, у кого-то из них день рожденья, они решили отметить. Водку наливают, а меня аж воротит от нее, мне даже в руках ее не хочется держать. Отец на меня смотрит так удивленно. Говорю:
– Нет, нет, спасибо, ребята, поздравляю, но пить не буду.
Отец выпил, поздравил, мы отошли.
– Вань, а ты что?
– Да знаешь, пап, ну совсем не хочется даже в руки брать, прямо отвращение какое-то.
Вот с тех пор я не хочу видеть на столе бутылок.
А Юльку я забыл. Но другую не встретил.