– Встать. Суд идёт. Оглашается приговор. За преднамеренное убийство и дерзкое ограбление ювелирного магазина, обвиняемый приговаривается к заключению сроком на тридцать дней в спецкамере. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – судья тяжело вздохнул и покинул зал суда.
В маленькой комнате сидели двое.
- Это издевательство над судебной системой, – возмущался судья. – Вы со своими дурацкими экспериментами, сделали из меня посмешище. Да за такое преступление, как правило, присуждают смертную казнь. А здесь – месяц заключения в одиночной камере.
– Успокойтесь, уважаемый Хейд, – Поль преподнёс судье стакан с водой. – Не всё же время применять к осуждённым высшую меру наказания. Это приказ генерального прокурора. Вам нечего винить себя.
– Я двадцать пять лет в судебной системе. Служу с чистой совестью. Моя гражданская позиция, а вернее, человеческая, не даст мне спокойно спать по ночам. Этот убийца через месяц выйдет на свободу! И будет грабить и убивать направо и налево! Потом вновь спокойно сядет на скамью подсудимых, и, безудержно смеясь, как пять минут назад, после услышанного из моих уст, пойдёт отдыхать на месяц в камеру-одиночку. Абсурд. Всё! Завтра подам прошение об отставке.
Поль обнял за плечи судью:
– Да не расстраиваетесь вы. Всё не так уж и плохо. Математическая модель показала...
Хейд окончательно взорвался,
– Да пошли вы со своей моделью!.. Тоже мне палачи, одетые в компьютерные доспехи! Возомнили себе, что психологию человека, можно впихнуть в двоичную систему. Нулём и единицей просчитать поведение homo sapiens. Вы просто дилетанты! Знаете, сколько существуют вариантов решений? Человеческая психика настолько сложна, что у каждого индивидуума есть свой личный вариант решения! Я даже пойду ещё дальше в размышлениях. У каждого человека есть множество вариантов. Поняли? А теперь посчитайте куриными мозгами, сколько ответов надо иметь? Нет, не миллиарды! А бесконечное множество их. А вы желаете всех убийц поместить в спецкамеру на тридцать дней. Ха-ха, согласно математическим расчётам. И этим самым свершить достойное правосудие?
– Давай потерпим с выводами, дорогой Хейд, – Поль снисходительно улыбнулся. – Я знаю тебя не меньше, чем ты сам себя. Вместе выросли, дружище. Современные технологии, в отличие от судебной системы, шагнули далеко вперёд. Надо им доверять, наконец.
– Ты просто смеёшься, – раздражённо пробурчал судья. – Я видел эту камеру. Смех, и только. Убийца должен быть казнён! Другого приговора я не приемлю! И это справедливо! Нет. Я не пойду в отставку. Я подам президенту прошение об отмене моего приговора.
– Хорошо. Давай на этом и порешим, – согласился Поль, – Но только через месяц эксперимента. Даже больше тебе скажу – я сам, лично, помогу тебе ходатайствовать о твоём прошении. По рукам?
Хейд недоверчиво протянул руку:
– Не обманешь?
– Нет, – твёрдо ответил друг, – я просто уверен на все сто процентов, что математика вросла в психологию и стала её неотъемлемой частью.
Хейд презрительно фыркнул:
– С меня столик в элитном ресторане, если проиграю.
– А с меня оплата этого столика, если я выиграю, – подхватил Поль.
– Как это, – удивился Хейд.
– Простая математика, – рассмеялся профессор киберпсихологии.
Друзья покинули помещение, чтобы вновь встретиться ровно через месяц и окончательно решить, кто из них оказался прав.
***
– Входи, – охранник грубо втолкнул Грика в тёмное помещение и захлопнул массивную дверь. Где-то под потолком появился едва тусклый свет. Он медленно наполнил окружающее пространство и минут через пять полностью озарил маленькую камеру, посреди которой, стоял заключённый. Он был настолько шокирован увиденным, что в первую минуту отказался согласиться с реальностью.
- Бред какой-то, - Грик встряхнул головой. Осторожно прошёлся по камере осматривая помещение. За годы бандитской карьеры, ему трижды пришлось сидеть в тюремных "хоромах", но такой камеры, а тем более "одиночки", ещё не встречал.
- Судебная система явно сошла с ума, - резюмировал осуждённый. - Дружки, будут ржать от моего рассказа.
Грик представил распахнутую пасть беззубого Боя и дикий хохот Плина.
– Гы-гы, – прохрипел осуждённый.
Через минуту, его тело судорожно корчилось на диване от смеха.
– Ой, умираю... Ох, держите меня... Я сойду с ума... Уморили до смерти...
Он заставил себя встать. Не переставая смеяться, направился в санузел. Там, за дверью, его смех возобновился с новой силой. Арестант вывалился наружу со спущенными штанами и пополз на четвереньках к дивану.
– Всё, – сказал сквозь слёзы Грик, – они решили убить меня смехом. Дудки.
Заключённый вскарабкался на диван и выбросил в окружающее пространство две фиги. Через минут пятнадцать, обессилев от ярких всплесков чувств, он неожиданно рухнул в мягкую подушку и тут же захрапел.
***
За монитором компьютера сидели двое исследователей.
– Ну вот, – профессор Поль сладко потянулся, хрустнув суставами, – всё идёт по плану. Его реакция полностью соответствует нашей математической модели. Правда, этот параметр (он ткнул в одну из красных кривых линий на экране) нужно будет убрать. Не всякая психика способна его достойно переварить.
– Учтём, – стажёр сделал пометку в журнале.
– Желательно исправить это прямо сейчас, пока он спит.
Ассистент нажал кнопку связи.
– Немедленно замените туалетную бумагу с изображением жертвы, на стандартные рулоны.
Что и было тут же исполнено тюремным персоналом.
Экспериментальная камера, в которую поместили преступника, представляла собой вполне уютную комнату со всеми удобствами. Стены, потолок и пол, имели на своих поверхностях изображение жертвы убийцы. Ярко выраженный взгляд юноши, смоделированный компьютерными технологиями, обладал многочисленными оттенками человеческих эмоций. Пространственное расположение портретов погибшего: наклон головы, поворот, цветовая гамма, размер изображения, и его разнообразные вариации – все эти инструменты психологического воздействия, имели чёткий математический алгоритм, разработанный группой учёных во главе с профессором киберпсихологии Полем. Осталось подтвердить теорию практикой, и, этим самым, совершить ещё один значительный прорыв в исследовании человеческой психики.
***
Шли четырнадцатые сутки заключения. Грик сидел на диване, бессильно свесив руки. Его небритая физиономия и неприятный запах тела, говорили о его небрежном отношении к собственной персоне. Глаза убийцы глубоко запали в глазницы, словно пытались скрыться от своего предназначения, и навсегда остаться сомкнутыми. Судя по всему, человек в арестантской робе, получил сильный психологический стресс. Он тихо проговаривал одну и ту же фразу, словно старался зациклиться на ней.
– Почему я? Почему я? Почему я?
За эти дни одиночного заключения, его сознание приобрело незнакомое доселе очертание, о котором, в недалёком прошлом, Грик даже не подозревал.
Он начал сожалеть о тех, с кем ему пришлось повстречаться во время своей "трудовой деятельности". Со стыдом вспоминал свой смех в первые минуты заключения, перешедший через несколько дней, в истерическую фазу. Неконтролируемые приступы бешенства доводили его до отчаяния. Кулаки покрылись шрамами от многочисленных ударов в ненавистные изображения жертвы.
Образ незнакомого парня – случайного прохожего в момент ограбления ювелирного магазина, преследовал Грика при каждом взгляде в окружающее пространство.
Грик пытался спрятаться от всевидящей жертвы в тревожных снах. Но всё было напрасно. Его мозг с поразительной точностью воспроизводил образ юноши. Мало того, серое вещество, доселе спокойно лежащее в черепной коробке преступника, неожиданно стало проявлять необычную активность. Оно «оживляло» убитого в снах, давая возможность жертве и убийце общаться на самом сознательном уровне восприятия.
О-о-о... Это были часы настоящих пыток для заключённого. Сначала наш «герой» пробовал от него спрятаться, убегая из сна в действительность. Но и здесь ему не было покоя от всевидящих многочисленных глаз. Грик бегал по камере крича от бессилия. В такие часы, ему неудержимо хотелось оживить свою жертву, чтобы снова выстрелить в наглую рожу защитника чужой собственности. К утру, изнемождённый бессонницей, убийца падал на диван и проваливался в бепамятство. Только там он мог спокойно выспаться, не осознавая и не чувствуя ничего. Но такие момента были редки. Через неделю бессонных ночей, арестант подсознательно выбрал новую тактику при встрече со своим обидчиком во сне. Он просто избивал его до потери сознания. Но... Эта сволочь – серое вещество, каждый раз поднимало жертву невредимой и заставляла её улыбаться в лицо истязателю. А голос мертвеца смиренно уговаривал Грика не нервничать, держать себя в руках, напоминая ему, что так и до психушки недалёко. Мало того, парень нежно обнимал своего убийцу, заглядывал ему в глаза и уговаривал простить за прочиненные ему неудобства. Он уверял, что любит Грика, как родного брата, и давно простил его за содеянное зло. Это было невыносимо. После таких снов, лёжа на полу, преступник бил себя в грудь и просил отсечь ему голову, чтобы она навсегда покинула его изнурённое тело.
За семь дней до окончания приговора, арестант почувствовал облегчение. Впервые он по-настоящему выспался. Удивлённый изменением своей психики, не спеша побрил заросшую физиономию, отмыл трёхнедельную грязь с тела, блаженно развалившись в ванне, и с волчьим аппетитом проглотил всё, что нашёл в холодильнике. Горячий кофе вернул заключённого в прекрасное настроение, а мысль о скором освобождении давала надежду к жизни.
Грик отхлебнул очередной ароматный глоток живительного напитка и... поперхнулся. Одно из многочисленных изображений на противоположной стене, пристально смотрело на него.
– Странно, – подумал заключённый, осматривая удивлённым взглядом весь сонм портретов в помещении. Увы. Они безмолвствовали, и уже не трогали чувств арестанта, как в прежние дни. Только этот, напротив, воздействовал на его неокрепшую психику.
Грик приблизился вплотную к изображению. Взгляд жертвы заставил убийцу ощутить солёный привкус на губах.
– Неужели это ты? – прошептал он.
Содержимое чашки в руке, покрылось рябью.
– Я никогда тебя таким не видел...
Казалось, глаза юноши получили ещё один шанс взглянуть из мрака тьмы на своего убийцу. Его зрачки с неповторимой вязью рисунка, хранили внутренний отблеск смешанных чувств. Что это? Любовь? Жалость? Прощение? А может отчаяние, страх и укор? Произведение искусств компьютерного гения, вторглось в ментальную структуру человеческого мозга. Провело параллель между настоящим и виртуальным. На маленьком пяточке земного пространства встретились двое - жизнь и смерть.
– Это... Это невозможно... – прошептал арестант пятясь.
Он растерянно присел на постель. Словно во сне поставил дрожащую чашку на край столика, и в замешательстве от увиденного, обхватил упавшую на ладони голову. Его стон... Стон смертельно раненного зверя, накрыл непроглядным мраком камеру заточения.
Казалось, сама бездна рухнула на этот крошечный уголок земли. Придавила его, сплющила до микрона, стёрла в порошок и развеяла по бесконечному пространству вселенной. Такого ужаса невозможно вообразить. Необратимая потеря вихрем смела его «Я». Грик оказался совершенно голым и безоружным перед лицом осознания сделанного им зла.
Всё. Кончено. Навсегда. И никто помочь уже не в силах...
Он лежал перед изображением своей жертвы и выл... Как воет одинокий волк в лесу. Надрывно... Протяжно... Плача... Безнадёжно... Выл, как мать на могиле своего единственного сына... Безмерно скорбя...
***
За столиком сидели двое.
– Увы, ты проиграл судья Хейд, – Поль опрокинул в рот содержимое рюмки.
– Проиграл, – согласился судья.
Профессор киберпсихологии ткнул вилкой в кальмара на тарелке.
– Понимаешь, дорогой друг Хейд, в наш электронный век математические алгоритмы уверенно завоёвывают все сферы человеческого бытия. И с этим благом надо окончательно смириться, даже таким оппонентам, как ты.
– Да-да, – рассеянно кивнул судья, – всё же не могу понять, почему он так поступил? Отсидев весь положенный срок, и выйдя на волю, совершенно другим человеком...
– Я вижу, ты ему сочувствуешь, – перебил Поль. – Ещё месяц назад, готов был отправить его на электрический стул. А сейчас в твоих глазах, сожаление о свершившимся правосудии.
– Пойми меня правильно, – продолжил Хейд, – из камеры вышел уже не преступник. Я сам, лично, присутствовал при его освобождении. Вышел человек глубоко раскаявшийся в содеянном преступлении. Разве он был недостоин прощения?
– Мой друг, – Поль снисходительно усмехнулся, – у Грика бы выбор. И он сделал его сам. Понимаешь? Его никто не принуждал.
– О каком выборе ты говоришь? – удивился Хейд.
– Согласно моему математическому алгоритму, у него было три варианта. И, по-моему, он выбрал не самый плохой.
– Разве, – Хейд слегка запнулся, – в... вашей математической модели был вариант пострашнее, чем сброситься с моста на проезжую часть дороги?
– Был, – утвердительно кивнул собеседник, – это жить как все люди. Правда, со стопроцентной гарантией, оказаться через пару лет в сумасшедшем доме от пережитого стресса.
– А... какой же третий вариант?
– Уйти в монастырь. Но, увы, он его не выбрал.
Судья Хейд опустил голову.
– Жаль. Я атеист. Но если бы существовал Бог, то Он бы его обязательно простил. Я видел глаза Грика. Они были переполнены раскаянием о соделанном зле.
– Дружище, – Поль снисходительно смотрел на Хейда, – человек, как индивидуум, существует только в теории. На самом деле, мы совсем не разные, как нам кажется. Мои расчёты доказали это. Мало того, как это ни прискорбно, все люди, включая тебя, меня, его – всего лишь биологические машины. Нас можно заранее запрограммировать, просчитать, на каждого составить график, алгоритм, зафиксировать в базе данных как простую математическую единицу или нолик, – профессор кисло улыбнулся. – Вот такая действительность, мой дорогой друг. Увы. От этого никуда не деться. А все эти чувства: любовь, обида, ненависть, покаяние, признательность – обыкновенный ситуативный рефлекс.
Он наполнил два бокала и протянул один из них Хейду. Судья поднял тяжёлый взгляд, пристально всматриваясь в Поля.
– Ты монстр. Мне страшно находиться в этом мире вместе с тобой, и с такими, как ты - бездушными машинами, а не людьми.
Он встал.
– Знаешь, – неожиданно радостно сказал судья Хейд, – и всё же, есть люди, которых невозможно втиснуть в математические формулы. Их мир состоит не только из материи, которой вы так ловко манипулируете. Они, в первую очередь, духовные существа.
– И кто же это такие? – усмехнулся профессор.
- Один из них я.