И ТАЙНОЕ СТАНЕТ ЯВНЫМ
Заметки по случаю. Разных лет.
Выискала дома по ящикам и книжным полкам всякие свои блокноты и записные книжки. Очень разные. Большие и малые, разноцветные и бледные, истрёпанные и почти новые. Одни дорогие красные, теснёные золотом, (это делегатские со съездов писателей в Кремле) или случайные, в десяток страниц с ладонь, купленные в сельском ларька. Одни исписаны полностью, другие частично. Карандашом или ручкой. Аккуратно или же в торопях, сикось-накось. На Чукотке или в Париже, в поезде или же самолёте, в гостинице или в таёжной палатке. С трепетом перелистываю своё прошлое, заставляю работать память. Как интересно! Кое что надо бы сохранить. Пригодится. Помню у Константина Симонова в рабочем его кабинете (возле московской станции метро "Аэропорт") было разбросано множество всяких блокнотов. В том числе фронтовых лет, бесценных. По ним он и составил последнюю свою книгу. А вот у Светлова Михаила Аркадьевича, моего учителя, был дома один большой "талмуд" - такая толстая складская, "бухгалтерская" книга, похожая на дешевый альбом, с зелёными разлинованными для каждого товара страницами. Он то и дело её разыскивал её по квартире, и туда всё новенькое, только что возникшие в голове рифмы, образы, записывал. ("Записать надо. А то обязательно забуду." И ведь правда, многое забывал.) Порой писал старательно с удовольствием, а то вкривь и вкось, как попало, в спешке или когда был "под мухой"... И сказку про "Девочку-копеечку" туда записывал и только что рождённые строфы стихов к его лучшему, как он считал, стихотворению "Гозизонт". Я это всё, как сейчас, помню.
Конечно, я себя не сравниваю с этими гигантами Слова. Но вот решила покопаться в своих записях и извлечь кое-что. Вдруг в будущем пригодится?
1. "Краткость - сестра таланта,- писал Чехов. - Искусство писать - это искусство сокращать" Я ликую! Ура!.. Как же он был прав! Но всё же скажу короче, лучше. Краткость не сестра таланта.. Краткость - это и есть талант.
2. Из двух слов-синонимов выбираю то, что короче. Смотрю, конечно, как слово ложится по ритму, звучанию, контакту с соседними, со всей строкой. Даже с абзацем. Надо писать прозу так, как пишут стихи. Даже тщательнее, кропотливей.. Ведь у прозы нет такой мощной поддержки, опоры, таких костылей как РИФМА... Из Слова надо лепить искусство. Иначе это просто ТЕКСТ. Заявление в ЖЭК. Пиши хоть километрами.
3. Талант - это мера. Гений - это безмерность. Но и то, и другое от Бога.
4. А вот я дам один совет. И читателю, и писателю. Не делай из своих текстов ЛИКБЕЗ. (Ликвидация безграмотности). Никогда не пиши уже всем известное. Не жуй, не пережовывай, не далдонь очевидное. А если уж жуешь всем известную жвачку, то хоть пиши интересно, где есть твоё личное, свежее видение. Всё пропускай через свою душу. И с трепетом. Даже библейские, всем известные постулаты. Но и их пропусти через биение сердца, через свою аорту. И именно этим изволь сделать ОТКРЫТИЕ для читателя. (Старая жвачка не нужна никому. Именно её я называю "Ликбезом").
5. И ещё. Утверждаю. Наверно, это можно даже назвать законом.
Для пишущего очень важно КОЛИЧЕСТВО информации в ЕДИНИЦУ ВРЕМЕНИ. (Если это устная речь) А если это текст на бумаге написан, или экране , то...количество информации на единицу площади. Если же тянешь, если не можешь выразить себя точно, плотно и максимально коротко, то ты зануда и бездарь... И читать тебя даже не скука, а СКУКОТИЩА. (Кстати, какое хорошее слово - бездарь. То есть - нет в тебе дара, ты без дара. БЕЗДАРЬ. И потому поскорее ищи другую работу, смени профессию пока молод или есть ещё силы). Кстати, Горький сказал: "Можно писать как угодно, только не скучно".
6. А вот это, по-моему, самое главное. Помни. ТАЛАНТ ОБЯЗЫВАЕТ. Что это значит? А это значит, раз уж ты получил в подарок талант, то изволь, голубчик, ему соответствовать. Потрудись поднять себя, подтянуть за уши, (привести в форму) свои прочие личные данные. Подтяни их к высокой планке дарованного тебе таланта. А то порой слышишь - "Как человек он полная дрянь, зато как талантлив!". (Такое все слышали). Вокруг масса таких примеров. "Он эгоцентрик... Он жмот и пьянь... Скандалит и дрянь...Он травит людей и животных....Он лжив и ленив...Он фарисей и предатель... (Он - "иных правил"..Зато какой талант! Как поёт!... Какой актёр...Или - А как пишет!" Так за что же ценить-то его? За что же "за то"? За что за то-то? Что фарисей и предатель? Что бросил и предал жену и своего ребенка? Что бьёт кошку? Что украл у коллег деньги? Что эмигрировал и предал Родину? Что неведомы ему слова: "Едины Парус и Душа. Судьба и Родина - едины"...За что ценить-то всех этих "давлатово-гладилиных, ахеджаковых" и прочих? За то, что забыли "с чего начинается Родина?" Что им родина там, где печатают, где тратуар моют шампунем, где теплей и сытней? Как для животных и рыб, где глубже?). (Репотриантов я не считаю). Так за что же он всё же хорош? За талант? Но это же не его бритва или носки. Талант, это дар, и получен он с неба? А ты и пальцем не пошевелил, чтоб его получить, заработать. А только тратишь, пьёшь, спекулируешь... А ты мозгами-то пошевели. (Если уверен, что им обладаешь). И - приди в себя, соответствуй.
7. ТАЛАНТ ОБЯЗЫВАЕТ. Вот в чём дело!.. А не только в том, "Быть тебе или не быть?". А если - быть, то КАК быть? Порой такой раскосяк в душе возникает однажды! Иногда даже приводит к трагедии. Нельзя ведь одновременно быть и негодяем, и что-то доброе, ценное дарить человечеству. То есть, нельзя одновременно служить двум богам. И дьяволу и Творцу. Прозаик Шукшин (родом с реки Катуни) когда-то заметил при мне, как неудобно это стоять одной ногой в лодке, а другой на берегу. Но вот как избежать этого? Да в сущности просто. Или в лодку сесть надо или же сойти на берег. Известно ведь, "каждый выбирает по себе. Женщину, религию, дорогу". Надо ежечасно, ежедневно "молитвенно стараться быть лучше" (Ф.Достоевский). Не поддаваться греху. И думать, думать. Стараться карабкаться по Лествице и всегда вверх к Богу. (Но даже теряя дорогу,/ Я шел не от Бога, а к Богу" Н.Рыжов). Что бы соответствовать Его подарку, то есть дару таланта тебе Им отпущенного. Надо не губить, не загубить, не погубить его как цветок без полива. Да. Это, конечно, труд. Да, работа. Порой даже долгая. Да. Порой легче плюнуть на всё. и плыть себе легко по течению. Идти не к Храму, а от Храма. Браться за соблазны, за рюмку, за наркотики, за деньги и прибыль. То есть за бездуховное. Ведь миллионы поступают именно так. Но помни - ТАЛАНТ ОБЯЗЫВАЕТ. Побереги его. Это окупится Счастьем окупится, покоем, гармонией. Вот увидишь. Попробуй.
8. Думаю, это верно, когда я стала писать рассказы от первого лица. Диапозон стал шире, мысль свободнее, композицию даже легче строить А если писать от Третьего лица - то ты тут скован. Чем скован? А "шкурой своего же героя", его биографией. Автор привязан к сути чужого, им же рождённого героя.. Герой диктует тебе себя. Ты не свободен. (Несвободу такую "проходили" многие авторы). Часто даже ею гордились ею - вот, мол, герой сам тебя "ведёт"). Если же писать от Первого лица - то тут ты и автор, но ты и герой. Ты внутри текста. И словно -плывешь в океане материала. Всё обогощаешь собой. Только успевай брать, черпать, распределять. Только справляйся. К тому же можно нырнуть и поглубже. И в суть героя и в суть свою собственную. То есть открыть подтексты. Только помни закон - пиши ёмче, плотнее, короче, как учил Чехов. Как и я грешная, всем советую. Краткость не "сестра таланта", а сам талант.
9. В интернете на сайте Проза.ру, куда я "ставлю" свою прозу, я обычно "открываю" страничку лишь тех авторов, которые читают меня. То есть тех, кому я интересна. Могу даже по фотографии определить кто передо мной. Да можно и по предисловию, и по псевдониму. (дурацкому или же не дурацкому) сразу определить с кем встречаешься. И стоит ли вообще тратить на него время. Кстати, слово "псевдоним" рождёно от слова - "псевдо", т.е. не правдиво, скрытно, ложно.. А я ничего ложного не терплю.
О-о, уж эти псевдонимы! Древние и современные. Вынужденные или "выпендрёжные"! Милые эти маски, фальшивки! Каких только личин человек на себя не натягивает!! Кто-то под маской кокетничает, кто-то хочет скрыть преступление, кто-то обмануть кого-то, кто-то воспарить хочет, а кто-то скрыться, а кто-то возгордиться, побывав в чужой шкуре...Иные делают это по нужде, иные по глупости, просто что б выпендриться. До каких только абсурдов, фантазия порой не доходит?! Диву даёшься. И смех, и грех. Можно даже сборник такой издать, очень забавный, например, из псевдонимов даже на сайте "Проза.ру",
. Поставить по алфавиту. Для потехи и смеха. Такой сборничек разлетиться в продаже как блин горячий.
10. Обязятельно надо вспомнить про поэтессу Алигер Маргариту. Марго. Про её историческую поэму, про бессмертную "Зою" (Героиню ВОВ Зою Космодемьянскую). Я со школы наизусть помню строки поэмы: "И своей летающей походкой/ Шла она под окрики врага./ Тень её очерченная чётко/ Падала на лунные снега". Алигер поэтесса была прекрасная. С очень сложной, "лохматой" судьбой. (С романами, с рождением первой дочери от писателя Александра Фадеева. С трагической гибелью этой дочери, с рождением дочки второй и иными бедами). Была Алигер именно "поэтесса". А не "поэт", как, например, Ахматова или Цветаева. Именно "поэтесса" женственная, лирическая. Одним словом - баба была. Хотя и маленькая, некрасивая, но сильная...
Вот мы с ней вдвоём стоим рядом в музее живописи. В городе Душанбе. Мы делегаты от Москвы, мы тут гости республики, на днях совеской литературы. Группа наша большая - поэты, прозаики, переводчики. Посещения музея, театра, и прочих культцентров входят в программу праздника. Стоим перед прекрасным восточным пейзажем. (Аул, жаркий день, оазис) Две женщины, она и я. Молодая и старая, высокая и маленькая, худая как усохший стрючок. (Алигер крашена жгучей брюнеткой). Молча любуемся прекрасным восточным пейзажем. Прочие делегаты разбрелись по залам. А пейзаж на стене перед нами действительно очень хорош. Так и хочется с кем-то поделиться впечатлением. Вздохнув, я негромко говорю Маргорите Иосифовне её же почему-то запавшую в мою память стихотворную строчку: "Мне невозможно в жизни счастье/ Не разделённое с другим" Она удивлённо поворачивает ко мне старенькое морщинистое лицо: "Боже...Поразительно...Откуда?.. Откуда Вы это помните?" Отвечаю не без гордости: "Не только помню. Я это чувствую. Всегда это чувствую. Как только стала вдовой, когда мой муж умер.. А знаете чья эта картина?" Она щурит подслеповатые глаза, склонив голову, медленно вслух читает надпись под картиной: "Народный художник СССР. Назар Бекмурадов. "В ауле". Холст, масло.". Я добавляю. "Это наш друг по ВГИКу. Назар. Вот уже и народный художник. Был сокурсником моего покойного Юры. Они в московском общежитии в одной комнате жили. Назар на нашей свадьбе гулял. Его жена с маленькими детьми прилетела на нашу свадьбу. Привезла коробку зелени и бурдюк домашнего вина. - Я улыбаюсь вспоминая как в ЗАГсе его черноголовые шумные малыши плотно обступили нас с Юрой возле стола, где мы в книге регистрировали наш брак. Мешали. ... - А теперь вот оба народные, их картины в музеях. Юрочка в Третьяковке, А Назар перед нами". Мы стоим с поэтессой вдвоём в полу-пустом зале музея, смотрим на живописное полотно, На восточный, охристый пейзаж как бы источающий жар восточных песков. И я в пол-голоса вновь повторяю, на радость Марго: "Мне невозможно в жизни счастье/ Не разделённое с другим". Она довольная улыбается: "Теперь это ко мне уже не относится." Недавно в свои 72 она наконец "нормально" вышла замуж. Обрела наконец своё счастье, которого ждала всю жизнь. И теперь есть с кем разделить это счастье.
С тех давних почти забытых Дней советской литературы в Душанбе прошло почти пол-века. И я теперь знаю, как назвать мои записи о поэтессе. "Когда класть лаврушку?". А кто и куда решил класть эту лаврушку - читай мой текст до конца. (Скажу лишь одно. Эти слова про лаврушку - самой Маргариты Иосифовны. Она позвонила мне домой по телефону, когда мы уже вернулись в Москву, и спросила: "Скажите, Ирина, а когда лучше класть в суп лаврушку? Или, может, её вообще класть не стои?.. А вот, когда лучше класть морковку, когда вода закипит?" Ах, Марго, Марго, наивное чудо. Как она, безхозяйственная хотела в новой семье выглядеть хорошей хозяюшкой. ).
Замуж она вышла тоже за старика, мелко шагающего по улицам, шаркающего по асфаольту ногами, за Игоря Сергеевича Черноуцана.. Бывшего чиновника ЦК КПСС отдела культуры, (большая величина), который когда-то защищал её и других наших писателей-"леваков" от произвола властей. О, как же теперь она жаждала быть женой! Хорошей умелой женой, гладить брюки, ежедневно баловать мужа обедами, вкусно кормить, варить домашний суп "с пылу с жару" с лаврушкой. Стать наконец любимой. И ведь стала. Наконец получилось. Правда уже на самом краешке жизни..
Нам никому, конечно, неведомо когда мы отсюда уйдём. Где сподобимся. Как покинем привычную землю и привычное тело. Как говорится - "человек полагает, а Бог располагает". И вот маленькая Маргарита вновь утратила своё вдруг обретённое счастье. Муж Черноуцан скончался на два года раньше жены. Да и её конец был скор и печален. В тот год (1992) месяц август, был в стране жарким. Во всех смыслах этого слова. Умер муж, которого она успела полюбить, успела накормить. Погибла большая страна СССР, которую она любила искренне и была ей очень предана. И все мы тогда неожиданно вляпались в капитализм, который был Марго непонятен и чужд. И она опять и опять осталась одна. Без счастья. Опять не было рядом мужчины - кого стоило любить, кого слушать и слушаться, кому варить суп с лаврушкой. "Мне невозможно в жизни счастье/ Не разделённое с другим"
В то лето было особенно жарко и душно. Подмосковный поселок писателей Переделкино не спасала даже прохлада соснового леса. Не спасал ветер с высокого берега речки Сетунь, с близкого мемориального кладбища. Но всё же тогда в тот день Маргарита Иосифовна, покинув дачу, решила пройтись. В последнее время она делала это часто. Бродила задумчиво по опустевшим улочкам, вспоминала прошлое. Семенила ножками мимо высоких слепых заборов, мимо знакомых дач, где издавна жили её друзья-писатели, её знакомые. "Стучись хоть в каждый дом" - дверь с радостью распахнут и примут. Как всё тут ей было близко, любой перекресток, любой поворот тропы. По обе стороны дороги тянулись канавы, как всегда зароставшие летом высокой травой, бурьяном, ароматно цветущим алым татарником. Вот она на минуту остановилась, покачнулась, не успев даже понять, что вот этот миг - последний миг её жизни. Дрогнули ноги. подкосились колени. и она ничком медленно повалилась в эти высокие заросли у дороги. И они зелёные её приняли, сомкнулись над ней, бережно укрыли от чужих взоров.
Нашли Маргариту не сразу. Спустя несколько дней. Искали, ждали, звонили друзьям и близким. Даже решили - наверно, в Москву к кому-то уехала. Но нет. Она была уже там откуда не возвращаются. Она наверно. уже предстала перед Всевышним. И если бы не собака, сдучайно, на поводке проходящая мимо с хозяином. и вдруг упрямо начавшая лаять, найти Алигер могли бы очень не скоро.
Похоронили прекрасную поэтессу, (лауреата Сталинской и многих других премии) Маргариту Иосифовну на Переделкинском кладбище, 5 августа 1992 года. На этом мемориальном погосте она сама за свою долгую жизнь (77 лет) не однажды хоронила великих друзей. Стояла у их разверстых могил, у ям, убитая горем, прощалась. Кидала с ладони вниз сухую серую землю, и та гулко стучала по деревянной крышке гроба. И вот она покоится там сама, рядом с обеими дочками Таней и Машей, которых почему-то надолго пережила. А поодаль скорбно стоят на этой же земле на взгорке меж сосен неброские памятники - великой русской культуре ХХ века - Борис Пастернак, Корней Чуковский, Арсений Тарковский и вот...теперь сподобилась Алигер. Маргарита Иосифовна. Ушла и она, моя дорогая. "Мне невозможно в жизни счастье / Не разделённое с другим".
11. В силу того, что я в делах компьютера "чайник" и, наверно, не ту кнопку нажала, вдруг исчезла "со стола", с экрана одна желтая папка с названием "Надо пока живу написать". И в ней пропали штук десять названий моих будущих "мемуарных" рассказов. На целую книгу. Просто исчезли. Сейчас буду пытаться эти названия как-то восстановить. Главное, конечно, потом надо их написать. (Вот она - сиюминутная "ближняя" скверная память. Она подводит. Не то что "дальняя". Когда помнятся даже фамилии одноклассниц в школе, в Останкино. А вот названья свежих рассказов - нет?.. Но... как бы сказал мой муж Юра, "Давай-ка, Ирок, напрягись. Победи себя. Вспомни буквочки .")
И вот... побеждаю-таки себя. Вспоминаю все десять. Даже гораздо больше.
1. "Броня крепка, и танки наши быстры" (Останкино. Моя жизнь под столом. Безногий сосед - инвалид войны.. Самоубийство).
2. "На скользкой лыжне!" (Автор КОАППа, его книги, его стихи, посвященные нашей семье). (Это даже опубликовала уже).
3. "Когда класть лаврушку?" ( Алигер, её последний муж сотрудник ЦК КПСС. Её смерть) Уже написано.
4. "Звонить - два гудка". (Лето. Поездка с мамой и пожарником дядей Федей по ягоды. Обратная электричка в Москву. Ночь. Пешком к деду-бабушке по Садовому на Таганку)
5. "Встреча с Медузой". (Пицунда. Дом творчества писателей. Некто З.Богуславская и её муж поэт А.Вознесенский. Его любовь - чудо актриса Татьяна Лаврова. Встреча Андрея с медузой в море. Кроме З.Б. с настоящей большой медузой. Кажется, ризостомой).
6. "Книга для Гитлера" (ЦДЛ. Поэт фронтовик Миша Вершинин. Бухарест. Как он под пистолетом заставил типографских рабочих печатать его книжку стихов в кожаной телячьей обложке, предназначенной для книги "Майн кампф" Гитлера. И вот Кательническая высотка, я в доме у Вершинина. Держу в руках эту ретро-книжицу очень слабых его стихов, а обложка из кожи для Гитлера...А по радио гремит песня на слова Вершинина (что его и "увековечило") "Москва-Пекин! Москва-Пекин! Идут, идут, идут народы. За светлый и вечный мир/. Под знаменем свободы!..-и следом так же громко, хором припев: "Сталин и Мао слушают нас! Слушают нас!").
7. "Ну, как там у нас?" ( Мы с Юрой в Париже.Делегация Союза Писат. Ночь. Номер в дешевой гостинице. По телефону нас вдруг вызывает прозаик-эмигрант Толя Гладилин. Ждёт нас вместе с женой у Храма Мадлен в белой беушной машинке - Пежо. Далее - Знаменитое кафе Ротонда. И ещё много чего интересного. И его жаркая настальгия "Ну. как там у нас". А жена, уже болтавшая по-французски с гордостью говорила : "У нас тут в Париже..").
8. "Гроза в Елабуге". "Что сказал Сикорский". Вадим Сикорский о смерти Марины Цветаевой , и о её сыне Муре. (Уже написала. Опубликовано).
9. "Мой дядя полотёр". (Провинциал мальчик Юра впервые в Москве. Его дядька-Федька - полотёр, живёт в пригороде. Натирает полы у великого художник Дмитрия Налбандяна. Встреча Юрочки и академика. Приём Юры в художественную спецшколу для одарённых детей. Роль Налбандяна, открывшего мальчику из глубинки в большое искусство)..
10. "И это тоже я". (Останкино. Светлов. Стук моей мамы в стенку.)
11. "Пожалейте меня, мне ещё предстоит умереть." (Юбилей Светлова у него дома. Аэропорт. Гости. Твардовский, Смеляков, художник Игин, Галич, Оня Прут, Шток, Коренец, Радов, Рохилло, первая жена Светлова и вторая Родам с их сыном Сашей-Сандриком, моим ровесником, и прочие гости. Мы с Казаковой Римкой, ещё совсем молодые студентки, обняв друг друга, как фронтовые подружки, поем Светлову в подарок его знаменитую "Каховку"."Каховка-Каховка, родная винтовка, Горячая пуля лети. Иркутск и Варшава, Орёл и Каховка - этапы большого пути..." Все дружно хлопают. Мы и так юные, цветём как маков цвет. Смущаемся среди гениев ).
12. ."Вам тигр не нужен?" (Я на съёмках фильма "Дерсу Узала".Много всего необычного, необычайного. Акира Куросава и Юрий Ракша. Два года совестной работы и жизни. Премия США "Оскар". Стоит сейчас "просто мужик какой-то", как назвар эту фигурку мой Юра, на "Мосфильме" у директора Карэна Шахназарова в шкафу за стелом).
13. "Пиши от первого лица". (О чём? Это пока секрет.) Написано.
14. "Белый БОМ. Молчание ягнят". (БОМ, нет это не БАМ. Это "Более Опасное Место". Горный Алтай. Катунь в расщелине скал. БОМ. Опасное место. Жизнь в семье старика-охотника, кержака-старовера и его юной жены алтайки и кучей их узкоглазых детишек. Вырезав из картофелин головки, я им устраиваю из спинок стульев кукольный театр. С моими сюжетами. В горах съёмки с режиссером Сашей Киселёвым моего док. фильма о Горном Алтае и Чуйском тракте. Охота верхом, в снегах на оленя, и как навсегда родилась у меня в душе лютая ненависть к ЛЮБОЙ охоте)
15. "История одного ружья". (Белоруссия, Речица. Съёмки моего х/ф "Веришь - не веришь". Реж. Е.Васильев, худ. Ю.Ракша. Охота на уток. Игумен Никон).
16. У дуба Мамврийского в Палестине. "Игумен Игнатий, Иван Ракша". Хранитель Дуба и Строитель храма Авраама и Сарры. Мой дядя. Бывший белый офицер, потом монах, Месно-чтимый Святой игумен, который ждал меня, как признался его келейник отче-сергий,(передал от него документы, подарки), но не дождался. Я в Палестину из СССР смогла прибыть лишь с первыми поломниками в 1991 году. Он похоронен у Дуба. Творит чудеса. Его жизнь 1900- 1986. (Надо дописать эту необыкновенную документальную историю, которую послал мнев дар Господь-Бог).)
Вот и весь список - работ на этот 2020 год. Ну и на 2021... Надо успеть. А следом почти законченный документальный роман "Письма чужой жене". Должна же я наконец его закончить. Ах, уж эти мои долги, и "дОлги, дОлги", то есть грехи. "Господи. И остАви нам дОлги наши, как и мы оставляем должникОм нашим"...Вот, всё время повторяя это, я и прощаю, оставляю наши дОлги и грехи... Например, Машуне, внучке моей. Ибо она, как-то у меня появившись, вдруг покаялась. Мол, некогда даже звонить и писать всё съёмки и съёмки - работа. Буду дома в Москве (из Карелии и из Питера только к Новому году). А "покаянную голову, как известно, и мечь не сечёт". Вот и я ей прощаю это преступное ко мне невнимание. (Хотя в день моего рождения в ноябре курьер "Утконоса" принёс от неё цветы и гостинец.Сухой букет храню до сих пор) Ибо она пока "не ведает что творит", но потом, потом, всё поняв, поплачет, но будет поздно. -
12. В Сибири у меня был малахай. "Малахай", что это? Меховой головной убор.. Родилось от монгольского слова - "малгай". То есть - шапка. Из мехового куска овчины. Потом по бокам сделали разрезы для ушей. И назвали это "треух". Теперь треух назувают "шапка-ушанка". Для иностранцев как бы российский бренд - балалайка, ушанка, матрёшка. А на самом-то деле, русская ушанка - это правнучка монгольского малгая. И внучка малахая.
18. Русские и поговорки!
Сколько народной мудрости в каждой из них. Сколько умных диссертаций о них учёными понаписано. А вот эти - только "мои", с детства звучали в обиходе у нас дома. Особенно от бабушки. (Так и слышится бабушкин голос. Её интонации. А в начале - всегда было тёплое ко мне обращение: "Знаешь, Ирочка..."). "Взялся за гуж, не говори, что не дюжь", "Мал золотник да догог", "Суп да каша - пища наша", "Худой мир лучше доброй ссоры", "На чужой роток не накинешь платок", "Смотрит в книгу, а видит фигу". "Велика фигура, да дура", "Пустая бочка сильнее гремит", "Зять хочет взять. Тесть любит честь", "На безрыбье и рак рыба". (Про эмигранта из России в Штаты Давлатова я про рака вспомнила). "Рыба по суху не ходит", (то есть после поедания любой рыбы, надо побольше пить.) "Одним махом семерых убивахом?", то есть, нельзя зря хвастаться. "Было бы корыто, а свинья найдется". " Он не пьёт, он за спину льёт". О пьянице, которого оправдывают. И шутка про пьяницу: "Не пролей капелька". "Полное пузо - мозгу обуза". "Не буди лихо, пока оно тихо"."Хочешь жить, умей вертеться". "Коготок увяз - всей птичке пропАсть". "Силён, да не умён. Прёт на рожон" (Рожон - двузаострённая палка при охоте на медведя. Или для пастуха погоняло для скота). "Вековуха злее осенней мухи". Вековуха, она же - векоуша - та, что до старости не вышла замуж. "Любопытной Варваре на базаре нос оторвали". "Не откусив хлеба - не узнать его вкуса". "Вековуха - непокрытая макУха", (после свадьбы замужняя женщина, скрывая волосы, носила на голове кичку или платок). Эти пословицы существовали на Руси испокон веков. Но я до сих пор воспринимаю их как "бабушкины чудо-мудрости". И стала даже где-то отдельно выписывать.
14. Зима. Мы с Юрой, взяв лыжи, радостно отправились на электричке в гости на Николину гору. По приглашению. В деревню Дунино, что на высоком берегу Москва-реки. К профессору, доктору медицины старичку Ульмеру, немцу и его жене Зиновии. Она старушка концертмейстер Московской консерватории, аккомпанирует талантливой певице Галине Писаренко.. В Дунино стоит фамильная дача Ульмеров. Его отец-немец до революции был у московского купца хорошим опытным управляющим. Собственно это и была дача купца, сгинувшего в огне революции. А в крепком большом бревенчатом доме осталась старинная антикварная мебель, всегда хорошо настроенный рояль. По стенам портреты предков почему-то не конфискованные советскими властями, картины в золочёных рамах. Одну такую чудо-раму Ульмер подарил нам с Юрой. Теперь у нас дома с десяток уж лет висит в этой прекрасной раме Юрина картина "Ты и я". (Её сюжет. Мы вдвоём гуляем в Останкинском Шереметьевском парке по золотой осенней листве. Меж тревожных чёрных стволов. Глядим в разные строны. Раньше всегда было "Мы". а тут вдруг на полотне "Ты и я". Размолвка. Зрителю это понятно. Но из-за чего? Из-за возможного второго ребенка. Юра уговаривал родить, а я не хотела. Куда же сразу второга? Ведь Аня совсем ещё кроха. Так дочка у нас одна и осталась. А зря. Я была не права). Золочёная рама очень к этой картине подходит. (Кстати, на картонном её обороте углем очень мощно Юра нарисовал прекрасный портрет нашего друга - студента ВГИКа из Багдада, Горгиса с режиссёрского фак-та, он по моему сценарию снимал курсовую короткометражку о древнем восточном мудреце Гильгамеше).
В Дунино Ульмеры соседствовал с писателем Михаилом Михайловичем Пришвиным. тонким певцом красоты русской природы. Меж их участками, (с частоколом высоких сосен), общим был лишь низкий заборчик-штакетник. Как-то однажды летом, на участке Пришвина под сосной нас с Юрой поразил большой муровейник. Трогательная пирамидка, живая горка из хвойных сухих иголок и листьев. А вокруг муравейника , охраняя его, - была оградка из воткнутых в землю тонких веток и палочек. Мол, стой, прохожий! Будь осторожен! Здесь идёт жизнь, здесь жилой дом! Дом с пропиской на родной земле Михаила Пришвина. В этом доме у наших ног, и правда, всё активно жило, непрестанно дышало, всё хлопотало и шевелилось. Не муравейник, а ЧЕЛОВЕЙНИК. (Так нам сказала ещё жившая тогда супруга Пришвина - Валерия Дмитриевна. Поздняя его любовь, которую Пришвин в свои 67 лет, уже не надеясь на счастье, всё-таки встретил. (После трудного развода с предыдущей женой, с писателем в Дунино долго жили лишь любимые им муравьи и две последние охотничьи его собаки. Вислоухая добрячка Лада и золотистая Жалька. ) Правда к себе домой Валерия Дмитриевна нас с Юрой не пригласила. Мы общались на воздухе. А жаль. Мне так хотелось увидеть стол. за которым работал этот тонкий мастер Слова, бесценный натуралист, этот чуткий заступник за всё живое. Даже за муравья. Агроном Михаил Пришвин был любим и Максимом Горьким, и Паустовским, и, конечно, читателями. Мне так хотелось ладонью. каснуться стола, где Пришвин писал, свои чудо- рассказы "Золотой луг". "Говорящий грач", "Лисичкин хлеб". А с Валерией Димитриевной,, которая все последние годы была ему и женой, и матерью, и сиделкой, они вдвоём написали свой трогательный "Дневник любви".)
Вот тут мне надо было бы подробней написать о моих впечатлениях от встреч с Валерией Дмитриевной. Дамой строгой и даже надменной. Но я вспомнила одно популярное бесценное фото - В центре окно этого самого бревенчатого дома-избы. И из окна, как будто из прошлого, на нас смотрит и улыбается сам Пришвин. Человек редкого дара и и редкого обаяния. . В очках, с мягкой бородкой клинышком., простой и знаменитый. . Знаток людских душ, певец природы. В общем - ЧЕЛОВЕЙНИК. Он, конечно, пригласил бы нас в дом. На фото он в обнимку с любимым, верным, "золотым" спаниелем Жалькой. А сейчас я вижу в том же окне с резными наличниками, смотрит на нас Валерия Дмитриевна, хранительница дома и души хозяина, его любимая половинка. И рядом с ней (тоже в обнимку), вижу морду золотой спаниели- потомка, той самой Пришвинской Жальки. И рядом на подоконнике только с другой стороны сидит белая кошечка.Очень красиво. Вот оно, как символ, - достойное продолжение человека на его родной земле. Очень верно это.. Судьба тех, кто ушел зависит от тех, кто остался. Бережно храню фотографию - Дунино, зима, снег, и белая кошечка Пришвиных доверчиво сидит у меня, на плече.
Дирижер Геннадий Николаевич Рождественский (ещё он был и пианист, и композитор) на летние месяцы снимал у Ульмеров их просторную дачу. Несколько лет подряд. (Порой Ульмерам не хватало средств на жизнь, на оплату участка. И приходилось дачу сдавать, а самим жить во флигеле) С капризулей Рождественским они были очень внимательны, предупредительны. И почтительны. Особенно когда тот музицировал. То ли он сочинял, то ли просто часами играл на рояли. А играл он волшебно. И чудная музыка волнами выплывала из дома, из открытых окон, струилась, путалась в хвойной зелёной чаще. Спускалась по уступам к Москва реке, к самой глади воды. Хозяева Ульмеры, да и гости их, ходили тогда на цыпочках. И мы с Юрой, иногда приезжая к Ульмерам, издали наслаждались игрой маэстро на фортепиано. Всегда хорошо настроенное. И вечером уезжали тоже под музыку.
15. а). Собираю всяческие фамилии. Для своей прозы. По принципу - фамилия не должна быть случайна, не должна быть длинна. Не должна "отвлекать" читателя, так сказать слишком "тянуть на себя". В общем не должна мешать тексту. А должна ему помогать. Даже мелодикой,
, по звучанию. Так что выбор герою имени очень важен. Имя не должно "топорщится" резкими звуками-буквами. Оно должно соучаствовать, помогать общему делу. Если автору надо - "разоблачать" героя, умолить его - это одно. А если возвышать -другое, а если высмеивать - третье. Или же быть просто нейтральным. Как например, "Чи-чи-ков". Порой смягчать замысел, порой обострять. В общем, всегда по разному. И звучать имя должно коротко. Не занимать много места. Нигде.. Ни в ухе, ни на бумаге. Ну, например: Лунёв. Панин, Левашов, Галаев, Кусков, Барков, Червяков, Шаров, Серов, Дагулов, Агашев, и прочее, прочее. А уж если фамилия, например,"выпендрёжная", то обязательно со смыслом. Например, Фунтизюмов, Бобчинский и Добчинский, или Милосердов. Что бы ясно было, для чего она тут такая И если уж не в открытую, то хотя бы в подтексте. Бобчинский-Добчинский эвучит юморно, совсем не серьёзно, как и сами герои. А "Милосердов", оказывается, вовсе не мило-сердов. Он зол, кичлив. и ворчлив. А например герой Фунтизюмов - богатый купец, а торгует совсем не изюмом а ржавой селёдкой из бочек. Так что поиск фамилии для героя дело очень серьёзное, не случайное.
Это мой краткий совет. От писателя- профессионала. Из серии "Мой мастер-класс".
б.) И уж, если давать авторам "Мастер-класс", то следует тут добавить следующее.
Любой эпизод в сюжете надо не просто хорошо, образно написать. Но и логично закончить. Его следует в конце закруглить, отъиграть. Добавить что-то ещё такое, некий особенный штрих, чтоб эпизод закрепился. Не только точка. Но и послеточие. Последний звук для завершения гармонии. (Музыканты это хорошо знают). Как говорят, его надо "запалировать". Так обычно художники, уже окончив писать картину, покрывают её ещё и лачком, тонко, в протирочку. Для выразительной живости. Что б полотно "задышало". Но это уж высший пилотаж прозы.
в.) "Умирают не люди - уходят миры". "Судьба тех, кто ушел, зависит от тех, кто остался". Вот мои постулаты. Поставлю некоторые новые на заднюю обложку книги. Вдруг кому-нибудь пригодятся. Ирина Ракша.
16. Когда-то Высоцкий пел под гирару: "Значит, нужные книги ты в детстве читал..." Вот и я думаю, что я в детстве нужные книги читала. И много..."Книга - лучший подарок!" - раньше всюду этот лозунг висел. В школе, больнице, магазине, цеху, милиции. В поездах и автобусах. Был всегда на глазах. И ребёнку обычно в день рожденья или за отличное окончание учебного школьного года дарили книгу. Нарядную, толстую, но главное - нужную. "Избранное", Некрасова, Пушкина, Гоголя, Горького, Гончарова. (Что бы купить достойную "подписную" книгу, надо было собрать и сдать 20 килограмм мукулатуры. И собирали, и сдавали, и покупали лучшие,нужные книги. До сих пор эти "академические" тома живут в моей домашней библиотеке. Их читают и дочка, и внучка, приняли эстафету. А ещё мне в детстве дарили что-нибудь о животных , с картинками. И, конечно, была подпись дарителя. автограф и пожелание: Например: "Сегодня нашей Ирочке минуло десять лет./Любимой внучке бабушка /желает жить сто лет." Я в восторге. Тут же "ныряла" в книгу, жадно листала страницы, "облизывала" каждую иллюстрацию и... в тот же день начинала читать - не оторвать. Особенно про животных любила. Всегда им сочуствовала. Радовалась, когда зверь побеждал. Была "за" быка на испанской арене. И конечно, против убийцы-тореодора. С радостью возглашала: "Да здравствует Моби Дик в океане! Кит - молодец, утопил-таки лодки и карабль китобоев!"..Да здравствует Кошка-Собака на улице! "Да здравствует любой зверь в лесу! Он там хозяин, а вовсе не ты. Он у себя дома!" Я за справедливость! "Я не люблю, когда невинных бьют."...Вообще именно с тех юных пор во мне безмерно сострадание к животным. К слабому...Да и ко всему человечеству. Вот например, как об этом прекрасно Светлов ,написал: "...Только сердце всё мечется, мечется./Только рук не хватает обнять мне моё человечество." Порой и правда, от такой любви сердце доходит до физической боли. Не могу например, смотреть по ТВ о "героях" китобоях, или о "ударниках" лесорубах. Не терплю советскую посню про лесорубов. "Привыкли руки к топорам! / Только сердце не послушно докторам". Да будьте вы прокляты, написавшие слова этой "заказной" песни. Проклинаю и словоблюда, и музыканта, и певца. Просто не видели они крови и ужаса смерти на китобойных судах. Не видели ужаса этих преступных огромных порубок. Этих мёртвых пней чернеющих до горизонта. Этих погибших птиц и животных. Ну как, как можно любить вырубать, валить живой лес?.. Мне давно не нравится слово "эмпатия". Оно мне мало. Оно какое-то казённое, мелкое, жидкое, как спитой чай. А вот его синоним прекрасное русское слово - "сострадание". Это как раз по мне. Это подходит. Как раз то что нужно. То есть боль, со-страдание. То есть, я вместе с вами страдаю. Мы вместе страдаем. Мы со-страдаем. И я вас люблю. И насколько смогу - не брошу. Даже кошку или собаку.
17. Несколько лет назад я снимала фильм о моей любимой великой певице Надежде Васильевне Плевицкой. (Бабушке по отцу. Но не это важно.) Это фильм о страдалице, страстотерпице. Называется он "Шкатулка с секретом". Там я и сценарист, и ведущая, то есть работаю в кадре. И режиссёр у меня был хороший Борис Конухов - человек православный, талантливый, образованный. Однажды на мой вопрос о качестве сегодняшней документалистики, он не задумываясь, ответил мне очень твёрдо. "Сейчас у нас в стране есть два кино. Моё и всё остальное." Крепко сказано. Главное честно и без гордыни. Ибо знает о чём говорит. Вот и я бы всерьёз, без кокетства сказала: "Сегодня у нас, когда грамотные, умные дамы всё пишут и пишут, всё издают себя и издают, я бы сказака "Да. есть ПРОЗА МОЯ и вся остальная".
18. Непременно надо написать о моей поездке на восток, в Хабаровский край, в город Арсеньев. Там снимался игровой фильм "Дерсу Узала" (премия "Оскар" США). На нём мой муж Юрий Ракша работал художником-постановщиком с японским режиссером Акирой Куросавой. Потратил на это почти два года жизни. Вкалывал рядом с легендарным Акирой, ежедневно, плечом к плечу,. (десятки эскизов и сотни покадровой экспликации. И всю натуру в тайге, рядом с городком Арсеньев сам выбирал, и ежечасно был и на востоке у океана и в павильонах "Мосфильма" на съёмочной площадке. И без конца, конечно, работа в кадре). Всё это даже физически было адски не просто. Только такой стоический гений и христианин как мой Юра мог это достойно выдержать. Особенно с японцем Куросавой. И мне теперь следует без прикрас рассказать и об этих съёмках и лично о Куросаве. В общем-то о человеке ярком, но очень сложном и сильно пьющем. О "Загадке Востока". Ну, и о многом другом, конечно. Поскольку я сама на съёмках была и в тайге под Хабаровском, и всюду. И знаю массу интересного. Расскажу без прикрас, "без вранья". (Как говаривал в начале ХХ века друг Есенина писатель Мариенгоф в своём "Романе без вранья").
19. Я не люблю я, не приемлю Булгаковский роман "Мастер м Маргарита". Повествование дьявольское, хитроумное, безбожное, чёрное. Все эти его Воланды, Азазеллы с клыками, из зеркала выходящие, все коты-бегемоты, и эти полёты Марго на метле и всё прочее. прочее, не любимое. Противно. И это не по-русски, безбожно. Так и хочется на каждой странице перекреститься. Что б зло к тебе не прилипло. Чтоб злом не заразиться. Да и первоначально ведь повесть у автора называлась - "О дьяволе". Куда уж дальше-то?. Но умный и хитрый, талантливый мистификатор не мог этого не понимать и вОвремя переименовал роман. К тому же ,реабилитируя и спасая себя, он дописал и влюду вставил в текст что-то про Иешуа. А главное - сцену великой встречи - "Иисус - Прокуратор". И этим "дьявольскую" суть романа, как бы смягчил, чтобы спасти общее дело. И спас. Обманул и цензуру, и, главное, нас с вами, читателей... И вот сегодня в новом тысячелетии, при "оскале капитализма" настал триумф его Мастера, даже скорей его Волонда и Маргариты.. По глубинной сути не понимая, что там и к чему, роман соблазняет многих, особенно захлестнул молодёжь. Он сегодня чуть ли не в школьной программе? На радость греховникам атеистам и "нео-либерастам", да и всей "пятой колонне", растлевающей русскую нацию изнутри. А это очень опасно для будущего России...
Уверена, это последняя Булгаковская жена - бесовка и оборотень (Е.С.) - "подсадила" и посадила писателя на свою метлу. И вместе они полетели...Оба...Только в какую сторону? А ведь судя по предыдущему творчеству, одарённый Богом врач и драматург Булгаков совсем не таким должен был стать. И начинал-то ведь он иначе. Как православный христианин. Но вот, поди ж ты... сорвался в дьяволиаду, заманила красавица-иудейка. К сатане в преисподнюю двинулся. И даже сам не понял, не заметил, как и когда. А жаль. Сегодня особенно молодёжь нашу жаль. Она вместе с таким "Мастером и его Маргаритой" смотрит сегодня и летит на метле прямо в бездну. И полёт этот надо бы остановить.
20. Я помню после войны в тяжелые сороковые годы прошлого века (Странно даже звучит - "Прошлого века!") - были в ходу продуктовые карточки. На хлеб, муку, жиры. Почти на всё. Карточки были рабочие, иждивенческие и детские... Были они разноцветные. Розовые, зелёненькие, голубые.. Для каждой семьи бесценные. Это было спасенье населения от недоедания. Говоря проще, от голода. Месячный этот листок был разлинован на малюсенькие ячейки, на такие ежедневные квадратики. Размером с ноготь. Продавщица отрезала эти квадратики ножницами и кидала их в банку всегда почти полную. Потом "отпускала" каждому очереднику положенный товар. В граммах. (Вот эту бы банку, мечтала я, да высыпать мне в карман! Сколько еды можно сразу было бы накупить. И муки, и жиров.)
Сколько грамм приходилось в день на человека - сейчас и не вспомню. Но помню очереди в ближний останкинский магазин "Продукты", в которых я часто стояла. После войны. Когда мама была на работе. И поручала мне это.
Помню, как однажды... эти карточки у меня то ли украли, то ли я их потеряла, но для нас это была трагедия. Целый месяц без продуктов!. (Правда, спасала своя картошка, осенью ссыпанная в подвал, в подполье).
Но нет, мама меня не била, как однажды наша соседка избила за такой же проступок свою дочку Тамарку. И та орала на весь коридор, на весь наш барак, как резаная. Мама просто привязала меня бельевой верёвкой за ногу к ножке кровати. "Вот посиди и подумай, негодница, как мы теперь жить будем? Что есть? А вдруг папу как раз комиссуют? И как раз он с фронта вернётся?". Вот именно это было всего ужасней!.. Чем будем папу-танкиста-героя, приехавшего с войны, кормить? Чем?..Голой картошкой? Даже без ларда?
Мама не кричала, голос был просто сорвавшийся, скорбный. Именно это особо страшило. Потом она, убитая горем, молча уехала на трамвае "в город" к ученицам, в "порядочный дом" на Мещанскую улицу. Преподавать музыку на фортепиано. Этюды Черни и Майкопара.
О-о, эти часы на привязи! (Как только это собаки терпят?) Эта жуткая несвобода! Уж лучше б она меня побила. Я не стала бы даже орать, как орала Тамарка. Или лучше на целый бы день поставила в угол, к которому я уже привыкла. Ведь стоя наказанная в углу, я могла бы рассматривать обои, А на них нарисованы были колосья. И я фантазировала, придумывала всяческие истории. И даже, уткнувшись носом вплотную, могла вылизывать языком в стенке побелёной нашей печи - дырочку. Глотать её шершавую глину, вылизанную изнутри.. ("Угол", куда меня ставили в наказанье, это одна стенка с обоями, а другая была нашей печью, уходящей на второй этаж барака). Но сидеть одной на верёвке часами было куда ужаснее. Унизительно и томительно. (Хоть и горшок мама ставила рядом под кроватью.) К тому же я, действительно, не могла догадаться, где и как у меня исчезли эти бесценные, на целый месяц (!), продуктовые карточки. То ли я их потеряла, то ли их у меня выкрали из кармана. Там в тесноте магазина полно народищу было, и взрослых, и местной шпаны. Только, когда подошла наконец к прилавку моя очередь, карточек у меня уже не было. Я упрямо совала продавщице руку с номерком моей очереди, написанным химическим карандашом. Главным каким-то дяденькой. Но тот, получив свой паёк, из магазина уже ушел. И этот мой номер был уже бесполезен... И тут я, конечно, оторопевшая, стала реветь И всё упрямо стояла, не уходила, всё на что-то надеялась и боялась идти домой. Останкинские тёти вокруг меня успокаивали, конечно. Жалели. Но, взяв свою норму и они уходили спокойно. Кража продуктовых карточек, особенно у детей, была тогда не редкость.
И вот я сижу дома одна на привязи, почти в темноте. (До выключателя не дотянуться). Как коза из соседнего переулка. В тишине особенно чётко слышу, как живёт за стенами наш барак. Кто и когда проходит мимо по коридору. Кто на общей кухне гремит посудой у керосинок и вяло ссорится. Кто что варит-парит, поскольку оттуда тянет едой. Как за темнеющим нашим окном во дворе громко и зло кричит мать Вити-Хрюни. Загоняет его домой: "Витька, щас же домой! А то ремня всыплю!"...
Но отвязать верёвеу я, послушная девочка, конечно, не смею. (Об этом и речи не может быть). Хотя бельевая верёвка завязанная на лодыжке, возле шнурованного ботинка, совсем не тугая. Но всё же есть, есть у меня, горемычной, (со щеками, высохшими от слёз и мокрым носом), одна отрада. И имя этой отраде - Дымка. Серая словно дым, наша добрая кошка Дымка. Моя подружка, моя сестричка. Тёплая, мягкая. Когда-то жалким котёнком подобранная мамой на рынке. И вот я сижу на полу, а Дымка рядом. Трётся, сочувствует. Потом, свернувшись у меня на коленях, уютно греет меня, мурлычет. И, тоже голодная, как бы меня успокаивает: мол, не плачь - не горюй, "всё проходит и это пройдёт". В конце концов, помогает мне задремать, и даже заснуть. И поздно вечером мама, отперев дверь, застаёт нас спящими, в темноте на полу, у ножки кровати.
Потом, я помню, как мама, присев на корточки, холодная с улицы, обхватив, целует меня. Щеки её мокры от слёз. Она достаёт мне из сумочки две конфеты "Ромашка". Ах, какие у них на фантиках чудо-цветочки! Это значит, её учительницу музыки в "приличном доме" угощали чаем. И она, закрыв клавиатуру чёрной крышкой и сидя уже за чаем, умно, красиво беседовала с хозяйкой, спрятав под стул, ноги в стоптанных туфлях. А конфеты не съела, а припрятала для меня.
Потом мы с ней обе, уже улыбаясь, под знакомый радио-голос Левитана, с каким-то облегченьем в душе, едим за нашим круглым столом собственную картошку. Горячую и рассыпчатую. Вкусную даже и без жиров. Без маргарина и лярда. (Лярд, слово-то какое звучное было. Всего в один слог!) И Дымку кормим у печки. А потом я, наконец, засыпаю в своей кровати. Так сладко. С "Ромашкой" в ладони, укрытая маминым одеялом чуть пахнущим её духами "Красная Москва". Слава Богу, как же на свете всё хорошо! Как всё счастливо! И даже Левитан из черной тарелки радио, что висит над входной дверью, вещает какие-то хорошие новости. Послевоенные. "Последние известия". Значит, скоро папа с войны вернётся. И уж больше я карточек не потеряю.
21. Не знаю, почему, но сегодня я вдруг вспомнила стихи великого, но, думаю, незаслуженно забытого, верней, как-то мало любимого писателя Горького? Максима Горького-Пешкова. Особенно молодым поколением. (Впрочем, кого они нынче знают больше заморского этого Поттера? И всех прочих "Властелинов колец" и Питеров Пенов?) Вспомнила Горького, раннего. Его отважного парня "Данко" с его, вырванным из своей груди и сгорающим сердцем. Сгорающим для людей, чтоб осветить им дорогу к спасенью. Вспомнила "Девушку и смерть", "Буревестника", "Старуху Изергиль"...А как мудры и бессмертны, а, главное, как злободневны строки его? Обращены они к тем, кто не знает добра и добра никому не делает. Живёт как червь в навозе. "А вы на земле проживёте,/ Как черви слепые живут./ Ни сказок про вас не расскажут,/ Ни песен про вас не споют". Пророческие слова. Как выстрелы. Каждый в десятку.
И злободневные. (Хотя сказал их очень давно совсем молодой человек Алёша Пешков) И надо каждому из нас хоть иногда вспоминать их. Или хоть слышать по радио. В назидание). Что б постоянно что-то доброе делать.. Хоть самое малое. Ну, хоть чуть-чуть. И не себе любимому. А ближнему. И даже не очень.
22. Какой-то журналист меня спросил в интервью. "В Вашем доме часто бывали гости. Скажите, кого бы сегодня Вы хотели бы видеть за своим столом?"
"Вопрос хороший", так нынче стандартно в СМИ отвечают чиновники. В ответ спрашиваю: Только кого Вы в виду-то имеете? Творцов или нет? Классиков, или современников? Живых или мёртвых? Век 19-й или 20-й? А может, античность? А может, новое тысячелетие? Тогда мой стол с гостями не будет иметь конца. Но догадываюсь, Вы спрашиваете про современнив?.. Но и тут стол был бы длинным. Я представила комнату в нашей студии-мастерской под чердаком на 17-ом этаже. Юра там писал картины на мольберте. В том числе и знаменитый свой триптих "Поле Куликово". Мы обычно там собирались с друзьями-гостями. Во главе, конечно, мой муж сидел. А я далеко, напротив. Как во времена наших бабушек, "у самовара". (Которого у нас уже не было. Хотя он, бабушкин, конечно же, был, но я его подарила храму Святого Митрофания Воронежского, в музей. Там много моих подарков, старинных чудесных вещей. Тяжелая ступка из бронзы с пестиком. Бесценный письменный прибор на мраморе: бронзовый мишка сидит меж хрустальных чернильниц, а крышки их бронзовые, как купола храмов. К прибору был нож с каменной ручкой для разрезания листов книги. Подсвечники. Пепельница и прочее. Всё это 19 век. Всё наше родное, фамильное). А возле себя, по правую руку, сидели бы батюшки. И первым, был бы, конечно, из Хеврона Игумен Игнатий (Иван Ракша, 1900 - 1986.) от Дуба Мамврийского. Он (бывший белый офицер, в 30-е годы принявший постриг, был игуменом в Палестине по 1986-ой. Похоронен там же у великого Дуба. (Мёртвых у Бога нет). Потом будут сидеть за столом "святые" отцы, нынче меня окормляющие духовно. Отец Димитрий (Смирнов), отец Борис (Орлик), Игуменя Варвара из Пюхтицы, и мать Иннокентия - регент женского Пюхтицкого монастыря. Игуменя Георгия из Горнего монастыря (Иерусалим) и дальше я вижу справа сидят - мои подруги монахини и монахи, которые за нас, грешных, постоянно молятся Господу. .. А от меня слева я посадила бы за свой стол в ряд дорогих мне мирян. Поближе ко мне родную Надежду Плевицкую-страстотерпицу, потом, конечно бобушку с дедом и мать с отцом. Потом дочку Анечку, сродную сестру Наташу-геолога, потом учителей и творцов - Свтлова и Женю Носова, Шукшина и Юру Казакова, Бондарева и Астафьева потом (всё-таки) Гену Айги. А дальше список будет большой. Там и Пастернак, и Ахматова, и Ильин, и Шмелёв... В общем стол был бы длиннющим. (Лишь бы они согласились придти к нам с Юрой) Но все они мне близкие и родные, всё православные., все творцы-мудрецы. А умный человек рядом Это ведь Божий дар. (Жаль внучка моя этого не понимает)