Альбина повела меня в театр. Должен заметить, что я не проявил и малой доли инициативы, только покладисто кивнул.
В Своевременнике давали: "Женщина в чёрном".
Красивая постановка! Но, надо было такому случиться, что Ника тоже придёт, и место её окажется рядом с моим.
Желая соблюсти контроль в одежде, мы проявили строгую сюжетную вовлечённость, придя на этот спектакль, как нам казалось в чёрном. Однако современные тенденции продиктовали, свою абстрактную палитру, где чёрным сегодня мог быть, по праву любой цвет радуги.
Лично я надел красный костюм, с неприметным зелёным галстуком. Альбина, стараясь быть не похожей на меня, облачилась в платье желтоватых оттенков, по-монашески замотавшись в ярко синюю гармозу.
Гармоза (от имени создателя - Harmosul), это такой декоративный фуфел на голове с двумя обтянутыми бархатной тканью блинами, приделанными к затылку нарочно, чтобы загораживать просмотр зрителям, сидящим сзади.
Эпатажная Ника пришла, как многим показалось почти без одежды. Альбина сразу запретила мне даже мельком смотреть в её сторону. Могу сказать лишь одно, из всех аксессуаров одежды, бывших в нашем пёстром зале, по-настоящему чёрными оказались чулки. Игриво поблёскивая и радуя глаз, они обтягивали стройные ноги Ники. Сидя в фойе, закинув ногу на ногу, она мастерски поднимала во множестве мужских умов высокую штормовую волну, идущую от родного берега к чужому, о скалистые рифы которого разбилось уже немало странствующих кораблей. В той обреченной флотилии, когда-то упёрлись килем в дно и боевые крейсеры, и торговые суда сытобрюхих негоциантов, и одинокий белый парус бесславно затерялся среди утёсов, на их общем фоне.
Острый взгляд Альбины недвусмысленно говорил о том, что по её мнению судоходство в тех краях, давно пора официально запретить.
Не скрою, хотелось бы мне сделать быстрый заплыв, ради того, чтобы одним только глазком взглянуть, какие диковинные пальмы растут на том берегу. И разумеется, сразу домой. Плавать туда и обратно я умею?
Не смотря на запреты, всё-таки я смог кое-что разглядеть, когда Альбину отвлёк сидевший рядом с ней театровед. Его брови нос и жиденькая маслянистая бородка подсказывали, что корнями своими он устроился по ту сторону реки Иордан, а живёт, соблюдая библейские законы, почему-то здесь.
Как бы хорош не был спектакль, но мы втроём спонтанно организовали свой, яркий искренний, полный надрыва и живого слова дивертисмент, на той же сцене.
Началось это мероприятие с того, что моя рука, самым случайным образом оказалась на коленке у Ники. Зная свою руку, я хорошо понимал, что она хотела, всего лишь защитить эту необузданную красоту от посторонних блуждающих взглядов. Но Альбина этого не знала и поняла всё по-своему. Можно подумать, что она не была знакома с моими руками.
Так получилось, что на сцену первым выбежал я. Прошу поверить, скакнуть туда меня толкнули, отнюдь не прелести Мельпомены, а примитивный инстинкт самосохранения. Вскоре, ко мне присоединилась Ника. Альбина охотно помогла ей это сделать, самым быстрым из всех известных способов, после чего поднялась и сама.
Стоявший на сцене Звеньков, игравший Рылёва хотел сказать, что-то по тексту, но Альбине этот текст не пришёлся по душе и она, лёгким движением тяжёлой руки отпустила Рылёва в оркестровую яму.
Столы и стулья оторвались от пола. Декорации стали заваливаться одна на другую и в зале повисла неизбежность общего краха. Энергично лавируя между падающими конструкциями, мы с Никой спасались от погони.
Главная героиня Верочка, по-моему её играл мужчина, потеряв босоножку сорок второго размера, скрылась в тени кулис, после чего тяжёлый занавес рухнул, создав облако реликтовой пыли.
Понимая, что отступать дальше некуда, неожиданно для себя, я сверкнул театральным талантом, рассказав всё, что на сердце лежит. Монолог мой был объёмным и весьма темпераментным, после чего я отвёл одну руку в сторону Ники, а другой приветствовал Альбину.
Зрители долго и возбуждённо рукоплескали, принимая наш выход, как запланированное действие. Кто-то восторженно посвистывал, иные же вели себя подчёркнуто благородно, кидая на сцену букеты цветов. Держась за руки, мы втроём поклонились. Улыбки у нас на лицах говорили о полном примирении.
Кто бы сомневался в том, что современная женщина может снять с мужчины обвинение только для того, чтобы заменить его на ещё более суровое, и в этом главная особенность местной культурной фольклористики. Вернее сказать, в полном её отсутствии.
Альбина решила меня бросить. Что может быть больнее.
Прощалась она со мной по-домашнему цинично.
— Что ты без меня будешь делать? Ведь ты, даже шнурки правильно завязать не сможешь, не говоря уже про трусы!
Стоя поодаль, Ника, то ли подтягивала чулки, то ли почёсывала коленку.
— Прошу прощения, а что трусы тоже надо было завязывать?
Спросил я с искренним удивлением.
— В твоём случае да, чтобы не забывать приходить в них домой.
Ответила Альбина, вспомнив пакостную историю, за которую она меня давно уже простила.
— Надеюсь, ты знаешь, что ему нельзя жирное и острое?
Рявкнула Альбина в сторону Ники, от чего та, ещё энергичней стала чесаться и поправлять чулки.