В рабстве гоблинов

Натаниель Йорк
Однажды, у вот этой пещеры, я увидел монетку. Золотая, она застряла в трещинах камня и игриво поблёскивала на солнце. Конечно я вошёл в пещеру, много где я слышал о спрятанных кладах. Но это оказалось самой плохой идеей в моей жизни. Только мне стоило пройти дальше, вглубь тьмы, как я услышал скрежетание камня - остатки света вдруг исчезли. Не успел я как следует сообразить что к чему, как на меня была накинута тугая рыбацкая сеть, и что-то тяжёлое опустилось на мою грешную голову.

Очнулся я уже в цеху. Маленькие гадкие гоблины, они заливались весёлым криком и что было мочи хлестали длинными кожаными кнутами с верхнего этажа пещеры тех, кто был внизу, то есть меня. Со мной были и другие бедолаги. Все как один тощие, измождённые, мешки с костями. Под ударами кнутов и высшего руководства, мы приступили к рабскому труду. Каждый выполнял какое-то своё идиотское дело - один просеивал тяжёлые камни, другой промывал их в ледяной воде подземного источника, третий камни снова смешивал в большой куче, четвертый пачкал камни глиной и углём и всё начиналось заново.

Моей задачей было мотать холщовое полотно. Полагаю, гоблины использовали его как мешки для своих подземных сокровищ.
Полотно приходило, а я его принимал: мотай, измеряй, отрезай, загружай.
Вполне вероятно, что на другом конце пещеры был человек, ответственный за размотку моих рулонов. Но я мотал. Мотал и мотал, и если работал хорошо -  не били. Гоблины не давали ни сидеть, ни есть, ни спать. Ни на секунду мы не прекращали работу, а силы заключённых, они поддерживали магическими эликсирами, которые испаряли в пещере, как отвратительные благовония. Что именно получалось в итоге нашей работы я так и не понял. Наверняка что-то во благо зла. Вот оно как всё было налажено у гоблинов, а они только смотрели на нас, лёжа в углублениях пещеры и рассказывали друг другу шутки да ходили на обед.

Не сразу я догадался, как мне выбраться из этой западни - шли недели, месяца, года… Моя работа была простой, но монотонной. Бесконечные рулоны ткани -
вёрсты, миллионы вёрст мотания до скончания времён. Я весь оброс. Мои одежды изорвались, а кожа, кожа покрылась мхом, влажный пещерный воздух для которого был особо благоприятен. Но надежда и тогда не покидала меня: Я выберусь отсюда, выберусь отсюда и плюну на ваши гоблинские могилы! - я об этом мечтал.

В своём тяжелом труде я настолько преисполнился мастерством, что ненароком изучил каждую пядь моего занятия, моих инструментов, как я двигаюсь, как именно я беру волокно, в каких местах прикасаюсь к рулону. И стал я как оживлённый истукан - делать всё быстро и не ошибался в движениях. И тут меня захватил задор. А смогу ли я делать мою работу с закрытыми глазами? И мало помалу стал я играючи прикрывать то один глаз, то другой, а спустя недели и вовсе оба. И достиг я того же мастерства без своих глаз как с ними. А работал я наравне со всеми! И снова захватил меня задор. А смогу ли я исполнять мою работу не только без глаз, но и без мыслей о работе? И мало помалу стал я меньше думать о действиях, пока тело моё их выполняло, а думал я о чём хотел, а не о рулонах. И достиг я такого, что руки мои без меня мотали ткань, ноги без приказов приседали за рулонами, а сам я улизнул из цеха и бросился наутёк.

Долго блуждал я по низким влажным коридорам гоблинского подземелья (будь они прокляты) затерянный и испуганный, пока не почувствовал дыхание свежего воздуха в одном из туннелей. Впереди был тупик, но я начал упорно колупать камни завалившие ход - к монотонности не мне привыкать. В конце концов, тонкий солнечный лучик просочился в пещеру и ослепил мои запылённые глаза. Я раскопал выход и вырвался наружу. Вот так братцы я и очутился в этом лесу и увидел вас, стоящих у рощи неподалёку!