Мой отец Часть 1 и Часть 2
Я решил про него написать потому, что это был человек неординарный, талантливый, настоящий инженер. Он прошёл большой жизненный путь, работая с выдающимися людьми своего времени. Этот рассказ я решил выпустить в виде маленькой книжки, которая будет напечатана в типографии, подарить своим внукам и внучкам. Заглянут они в неё или нет, это их дело. Моё дело – написать для них, и, может быть, для кого-то он послужит примером невероятного своего поступка на последнем году перед своей пенсией.
Родился он 18 августа 1913 года. Да, он родился за четыре года до революции, ещё в той – царской России в городе Луганске. Сегодня за этот город и за Луганскую республику сражаются до сих пор настоящие парни за свое право на свой русский язык, за свою самобытность, за вековые устои этой части России, где вносили свой вклад в те далёкие века мастера оружейного производства и которым ещё Екатерина II поручала отливать чугунные пушки- единороги, чтобы защищать побережье нашего Крыма и Севастополя от многочисленных недругов, пытавшихся отнять у России эту важнейшую территорию, защищавшую Россию с юга.
Сегодня Луганск в составе ЛНР сражается с Украиной за право оставаться в ней на правах автономии, на что сегодняшняя Украина категорически не согласна и готовится поставить Луганск и ДНР на колени. Думаю, что не выйдет.
По его немногочисленным рассказам о своём детстве я понял, что жилось им бедно, но с голоду не умирали. Недалеко от их дома была колбасная лавка, куда мой отец часто забегал к хозяину и помогал ему что-то починить, что-то покрасить. Он был мастером на все руки и хозяин его очень любил. Когда отец прощался с ним, уходя домой, то хозяин давал ему кулёчек с колбасными обрезками. Как говорил отец, это были настолько вкусные обрезки, что он нёс их домой и угощал ими своих родных. Его хвалили за щедрость, хотя в доме еда была всегда.
Детство и школьные годы его особым разнообразием не отличались. Увлекался математикой, физикой, черчением, рисованием. (Впоследствии, уже в моём пятом классе, кроме своей работы, он преподавал в нашей школе черчение и рисование. А я, будучи взрослым, работал конструктором на военном заводе и делал прекрасные чертежи.
Я иногда буду отвлекаться, переходя от его юности и взросления, на нашу с братом взрослую жизнь и многое из того, что мы почерпнули от него.
Он обладал природным музыкальным слухом и, не учась никогда в музыкальной школе, превосходно играл на фортепиано, и они с моей мамой составляли великолепный дуэт, так как мама обладала прекрасным сопрано. Он играл, аккомпанируя ей, а она пела арии и романсы на вечерах у друзей и в домах культуры. Но это было намного позже, чем я сейчас пишу о нём.
***
Раньше было модно после семилетки идти в техникум. И он, закончив семь классов, поступил в Харьковский автотранспортный техникум. Прилежный студент, он с отличием закончил техникум. И уже с наступлением призывного возраста, его, как автомеханика призвали на флот. А, так как им по окончании техникума тогда присваивали звание младшего лейтенанта запаса, то на флот он пришёл уже младшим лейтенантом и попал в кадры военно-морских сил Балтийского флота, где вскоре уже получил звание лейтенанта.
Он не служил срочную службу в ВМФ, а сразу начал служить младшим офицером. Достоверно мне неизвестно, как он попал в политшколу офицеров Балтийского флота, и после этого быстро продвигался по служебной лестнице. Он никогда этого не уточнял. И первые его фотографии появились в 1943 году уже в звании капитан-лейтенанта (фото на снимке), что соответствовало капитану в сухопутных войсках. Последнее фото, которое было у меня из его военного времени, на нём он был уже в звании капитана третьего ранга и командовал кораблём специального подразделения. Об этом будет рассказано ниже.
***
Так началась одна из главных страниц его военно-морской жизни. Жизнь на корабле, где он отвечал за судовые двигатели, была интересной и сложной. Образованных офицеров тогда на флоте ещё не хватало. Техникум тогда давал большие преимущества по продвижению по службе. До начала войны оставалось ещё несколько лет.
За это время отец смог побывать у себя на родине в Луганске и предстать перед родственниками в своей морской форме. Отец его, мать и сестра не могли наглядеться на этого красавца. Из их среды люди редко выбивались в столь редкие профессии.
После непродолжительного пребывания дома ему понадобилось снова поехать в Харьков. Там он встретился с друзьями и двумя товарищами по флоту. И тут в Харькове судьба сводит его с красивой молодой женщиной. Они познакомились. Женщину звали Антонина или просто Тоня. Она сразу же без памяти влюбилась в блестящего офицера, и на предложение отца стать его женой, сразу же согласилась. Эта женщина и стала позже моей мамой.
Её мама категорически была против этого брака, и потом всю свою жизнь боролась со своей дочерью только за то, что она выходила замуж против её воли и не за присмотренного ею жениха для мамы. Мама вышла замуж за отца, и они уехали в Ленинград, где отцу дали сначала комнату в доме для комсостава флота. В декабре 1940 года у них родился ребёнок, и этим ребёнком был я – автор этих строк.
Конечно я ничего не мог знать, что уже была война с белофиннами, что это была трудная для наших войск война. Отца после моего рождения вызвали на корабли, и он появлялся с тех пор дома очень редко. Конечно я этого не мог помнить, но знаю лишь одно, что первый раз я увидел своего отца только в апреле 1946 года, когда мне шёл шестой год. Подробнее чуть позже.
Продолжаю. Но ещё до моего рождения Советскому Союзу пришлось участвовать в войне с Финляндией.
Война с белофиннами (Финская кампания, Зимняя война) — вооруженный конфликт между Финляндией и СССР, который произошел в период с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940 года и завершился победой СССР и подписанием Московского мирного договора. В результате — в состав СССР вошло 11 процентов территории Финляндии со вторым по величине городом Выборгом (в котором, впоследствии, служил и я офицером особой армии ПВО).
Дело в том, что немцы, пользуясь войной нашей страны с Финляндией, сумели довольно быстро во время этой компании расставить на главных фарватерах из Финского и Рижского заливов большое количество мин разного характера: донные, магнитные, установленные на тросах на разную глубину.
Уже позже, во время нашей войны с Германией мы потеряли на этих минах большое количество кораблей и катеров.
***
О начале войны с Германией и до её окончания я могу рассказывать только со слов отца за время коротких встреч с ним у нас дома, но уже после войны.
Лето 1941 года стало чёрным периодом в истории Краснознамённого Балтийского флота. Выяснилось, что советские моряки к войне не готовы, а тем более не готовы действовать в условиях, в которые их поставил противник. Главным противником Балтийского флота оказались не вражеские надводные корабли, а самолёты люфтваффе, прочно захватившие господство в воздухе, и немецкие сухопутные войска, шаг за шагом занимавшие морские базы.
В октябре — декабре 1941 года флот выполнил боевую задачу по эвакуации гарнизона ВМБ Ханко в Ленинград. До 1944 года силы флота базировались в Ленинградской и Кронштадтской военно-морских базах (с января 1943 года — Кронштадтский морской оборонительный район), где вошли в единую систему обороны Ленинграда.
Относительно ВМБ (военно-морская база) в Ханко хочу сказать следующее: в результате финской войны мы получили часть полуострова мыса Гангут на 30 лет его использования в 1941 году. Этот полуостров находится в Северной части Финского залива и являлся финской территорией. По условиям договора этот полуостров был отдан нам на 30 лет в пользование вместе с городом Ханко.
Мы построили там мощную военно-морскую базу, которую до декабря 1941 года пришлось эвакуировать в Ленинград. Отец участвовал в эвакуации этой базы и чудом уцелел, так как некоторые из наших кораблей подорвались уже на немецких минах.
Далее наш флот вошёл в систему обороны Ленинграда во время его блокады. Главные калибры наших кораблей препятствовали продвижению немецких войск в сторону окруженного Ленинграда.
По рассказам мамы уже к концу блокады меня, маму и бабушку удалось эвакуировать в тыл. Отец остался там на кораблях.
Его включили в состав экспедиции ЭПРОН.
Экспедиция подводных работ особого назначения (ЭПРОН организация особого назначения, занимавшаяся подъёмом кораблей, судов и подводных лодок и другими подводными работами). Помню, что были снимки этих кораблей ЭПРОНа с водолазами на переднем плане, но они пока мною не найдены. Возможно в следующих частях этого рассказа удастся их найти и опубликовать в Приложениях.
Вплоть до начала 1946 года эта экспедиция работала днем и ночью, расчищая фарватеры финского и Рижского заливов, освобождая их от глубинных мин, от противолодочных сетей.
Наконец, в апреле 1946 года уже снова в Ленинграде отец приехал домой. Я хорошо помню этот день, когда мы шли с ним по Васильевскому острову. В разных местах лежали на боку трамвайные вагоны, валялись столбы с проводами на них.
Он приезжал на несколько дней и снова уезжал. Он служил на флоте. Мама это хорошо понимала.
Наступил 1947 год. Еще были карточки. И я с мамой стоял в очередях за хлебом с утра и до позднего вечера. Отец приехал лишь в октябре этого года и, как он говорил, уже надолго. Наступил день тридцатой годовщины Октябрьской революции.
Мы шли с отцом вдвоём по улице Скороходова (от нашего дома) до Кировского проспекта. Отец был в парадной форме, золотые погоны, шевроны тоже горели золотом, но больше всего меня поражал кортик, висевший слева.
Женщины, идущие навстречу нам, останавливались, заглядывались на него и долго смотрели нам вслед. Впервые, в свои неполные семь лет, я испытывал гордость, глядя на отца. Тогда офицеры флота были элитой нашей армии и это было так на самом деле. В этот день я видел множество военных в парадной форме, но кортики были только у морских офицеров.
Только в декабре 1947 года отменили карточки, но отец всегда получал паёк, который присылал домой. Но хлеба в этом пайке не было, и за ним нужно было стоять в булочной. Продавец вырезала хлебные карточки и взвешивала четыреста грамм хлеба на каждую карточку. При взвешивании образовывались маленькие довески, чтобы было точно четыреста грамм. Мама разрешала мне съедать эти довески, пока мы шли домой.
Ко времени отмены карточек нас было уже трое детей: я, брат меньше меня и ещё меньше сестрёнка. Когда бабушка колола сахар щипчиками, то мне давала большой кусочек, брату поменьше, а сестре совсем маленький. Брат и сестра возмущались, а бабушка на украинский манер говорила «хватить».
Жизнь в доме налаживалась, но под эгидой противостояния мамы и бабушки. Мы – дети этого ещё не понимали.
***
В том же 1947 году в стране стали происходить совсем не лицеприятные события. Они сломали жизнь многим военным, как сухопутным, так и морским.
В конце февраля 1947 года на пленуме ЦК ВКП(б) маршал Жуков был выведен из числа кандидатов в члены ЦК. В этом же месяце Адмирал флота Кузнецов был снят с поста заместителя министра Вооруженных Сил СССР - Главнокомандующего военно-морскими силами и направлен служить на третьестепенную должность в Ленинград. 3 марта 1947 года на пост министра Вооруженных Сил СССР, был назначен абсолютно штатский человек Николай Александрович Булганин. И хотя ему присвоили звание Маршала Советского Союза - он не стал от этого военным.
Всенародная слава двух замечательных военачальников Жукова и Кузнецова не давала покоя Сталину и ущемляла его болезненное самолюбие. Все жертвы репрессий его исходили из этого же самолюбия.
Он решил удалить подальше и Жукова, и Кузнецова. Чуть позднее он направляет Жукова для наведения порядка в Одессу, а потом переводит его в Свердловск. Кузнецова с третьестепенной должности в Ленинграде он отправляет на Дальний Восток. После этого в армии и на флоте пошли другие необдуманные перестройки кадров. Теперь славе Сталина, как победителя в войне над Германией ничего не мешало.
Многие офицеры флота подавали в отставку, лишаясь ещё не заработанной пенсии. Отец вместе со своим другом – командиром одного из тральщиков подали рапорты о переводе их на Дальний Восток на Тихоокеанский флот.
Мы с мамой и бабушкой, братом и сестрой ещё некоторое время оставались в Ленинграде, пока отец устроится на Дальнем Востоке.
***
Дальний Восток Часть 2
Это была совершенно другая и новая жизнь. Мы окунулись почти в первобытную жизнь, где не было света и за водой нужно было ехать на санках зимой на одну из горных речек.
Но это будет потом, а пока ещё нужно было понять куда и зачем ехать. Мобильных телефонов и в помине не было. Да и междугородных тоже.
Отсутствие связи с отцом сыграло очень плохую роль для нашей мамы. Если бы она знала о принятом им решении ехать на Тихоокеанский флот, и о том месте, где, в конечном итоге, оказался отец, то она ни за какие деньги не уехала бы из Ленинграда. И, как я сейчас думаю, дело дошло бы до их развода. Она, привыкшая раз две недели посещать Мариинский театр, и вдруг остаться без него, и без тех мужчин, которые оказывали ей знаки внимания, место жительства, в котором она в скором времени оказалась, повергло её в абсолютный шок. Но это будет чуть позже.
А летом 1951 года от отца пришла телеграмма из города Свободный Амурской области, где он просил маму сообщить ему дату нашего выезда из Москвы поездом Москва – Владивосток.
Стали собираться. Продали вещи, которые нельзя было взять с собой. Мамины друзья помогли всё упаковать и отвезли нас на Московский вокзал. Мы уезжали из Ленинграда в Москву. Я в десять лет покинул свой родной город, чтобы вернуться туда ровно ещё через десять лет поступать в институт. Это десятилетие было наполнено таким множеством впечатлений и событий, что можно было бы написать небольшую книгу. Но я ограничился этим рассказом.
Прибыли в Москву, где в то время было множество носильщиков с тележками на четырёх колёсах. На груди у них красовались эмалированные таблички с указанием к какому вокзалу они прикреплены. Я не знаю, где и когда были куплены билеты на поезд до Владивостока, но носильщик вёз наши вещи по перрону до конкретного вагона. Он занёс всё в вагон и получил деньги. Мне было почти десять, брату семь, сестре – четыре года. Мы разместились в плацкартном вагоне, который запомнился мне на всю жизнь.
И, если сегодня поезд «Россия» идет до Владивостока около семи суток (сейчас может быть и быстрее), то нам предстояло ехать около тринадцати суток и тянул нас обыкновенный паровоз. В вагоне было много детей. И часть из них были девочки моего возраста. Через некоторое время мы перезнакомились и, залезая н третьи полки, играли в карты и весело смеялись, когда кто-то оставался «дураком». Других игр не было. Пафоса в этой поездке тоже не было. На многочисленных станциях нужно было идти за кипятком с чайником. Мы с мамой покупали пирожки у старушек, огурцы, яблоки и яички. Нас было трое детей, ещё бабушка и сама мама. Она как- то притихла, ей эта поездка совсем не нравилась. Она что – то чувствовала нехорошее прежде всего для себя.
***
О чём сейчас думали мама и бабушка я не знаю. После семи дней пути все детям всё надоело, и мы бесцельно валялись по полками, смех звучал уже редко. Кругом тайга, мосты, реки, станции, свистки отправляющих поезд, скрученные жёлтые флажки проводниц и такие же флажки у дежурных по станциям.
Подъезжали к Байкалу. Станция Слюдянка. Здесь продавали байкальского омуля копчёного. Это было необычайно вкусно. Поезд стоял здесь долго. Говорили, что поедем через 64 тоннеля. Будет то темно, то светло. Так оно и было.
Один мужчина позвал меня к себе и велел смотреть на скалы после последнего тоннеля. Там должен быть виден высеченный из камня бюст Сталина. Наконец, я увидел его. Мне было десять лет. Может быть это действительно был он. Мужчина пояснил, что это сделал беглый заключённый. Он там недалеко и был похоронен. Это тоже запомнилось навсегда.
«Какая большая страна» - думал я, «И какая пустая и бедная». И мне тоже после ленинградских улиц было немного грустно. Я не сказал здесь, что перед самым отъездом из Ленинграда мама, мама получила телеграмму от отца, чтобы мы выходили из поезда в городе Свободном. Он нас там должен был встречать.
Тоннели кончились и через три часа были уже в Улан- Уде. На тогда это ни о чём не говорило, а ещё позже была Чита.
Это сейчас я, как экскурсовод, мог рассказать многое об Иркутске и Чите, но в то время я ничего об этом не знал. Скучные города.
Когда мои одноклассники позвали меня из Алма-Аты в Томский политехнический институт поступать, мне разрешили поехать. Первое, на что я вступил тогда, это были тротуары из досок и совершенно тёмные улицы. Я не стал сдавать экзамены и уехал домой. Я был в ужасе от Томска в 1959 году. (к слову сказать, Томск не лежит на восточносибирской магистрали, а до него по отдельной ветке нужно ехать от Новосибирска. Его мы уже давно проехали. Эти воспоминания относятся ещё к далёкой будущей жизни, но все они укладываются в эти десять лет со времени отправления от Казанского вокзала в 1951 году.
Вообще, когда я позже уже стал взрослым, то, проезжая в детстве все сибирские города (уже за Читой), то я представлял их как задворки Российской империи. Но я ошибался: задворки начинались в наше сегодняшнее время значительно раньше.
А пока мы ехали в полном унынии и усталости от почти двухнедельной поездки. Но Свободный уже приближался, и мы стали укладывать вещи, чтобы выходить.
Приехали. Отец с несколькими мужчинами взялся выносить вещи, попутно обнимая маму, детей. Поезд ушёл дальше. Погрузились в грузовую машину с крытым верхом. Доехали до города Норска. Заправились бензином, поехали дальше, кругом тайга. Мама начала плакать: она поняла, что ничего хорошего здесь не будет. Ехали несколько дней и ночей. Дорога называлась какой-то Тракт. Мне тоже не нравилось это место – так далеко от железной дороги.
Наконец, приехали. Нам дали полдома в этом посёлке. Отец уже был здесь. Он всё приготовил, кровати, шкафы – все из досок. Кровати были сделаны по типу коек на подводных лодках, то есть рама и мешок из крепкой ткани. В доме было три комнаты- детям, маме с папой и бабушке, и ещё кухня.
Мама снова долго плакала: «Куда ты меня привёз? Это – край света, где театры, где рестораны, почему не Владивосток?». При ней он не объяснял причину нашего появления здесь.
Чуть раньше он и его друг возвратились из Владивостока. ПО прибытии туда, они поняли, что им там делать нечего, подали рапорты об увольнении. Это было массовым явлением.
А в чем было дело?
«Также, как и другие флоты СССР, Тихоокеанский флот подвергся серьезным потерям. Корабельный состав сократился в несколько раз». Они увидели, что делать там после Балтики больше нечего. Поехали до города Свободный. Там в Свободном они встретили директора автобазы в Стойбе (посёлок в тайге). Он предложил им работу с приличной зарплатой. Они согласились.
Но маму это не устроило. Несколько успокоившись, она говорила отцу: «Пообещай мне, что не более, чем через два года мы вернёмся обратно и не будем жить в этой дыре!». Отец пообещал.
Школа была, вернее были две школы – начальная и семилетка. Начальная была за два километра от нашего дома.
Быт устраивался. Приближался сентябрь. Отец вдвоём с другом занялись специальным двигателем, собирая его из запчастей. Его установили на стенде и соединили с генератором. Через месяц к первому сентября в обеих школах загорелся первый свет, а за сентябрь и октябрь основная часть посёлка была освещена. Народ сам вкапывал столбы, пригласили опытных электриков из области. Они смонтировали провода и ввели вводы в дома. К Новому году посёлок был освещён.
Два моряка Балтийского флота дали этому, забытому Богом посёлку, электричество. Они стали самыми уважаемыми людьми в посёлке. Местные плотники построили возле нашего дома тёплый сарай, и люди подарили нам кур и поросёнка. Не было только петуха. В одну из поездок в Норск одна бабуля продала отцу петуха и щенка.
Мы с братом пошли в школу: я в четвёртый, а брат во второй класс. Мама стала заведующей местным клубом. Привезли откуда-то киноустановку и в посёлке теперь было кино. Бабушку устроили контролером в клубе. Отец работал день и ночь, налаживая транспорт для длительных и далёких перевозок. Вся жизнь здешних посёлков зависела от автотранспорта. Удалённые на большие расстояния и идущие по тракту сквозь тайгу, автомобили требовали большой надёжности. Любая поломка зимой на тракте могла грозить гибелью водителям. Связи тогда не было никакой.
Учился я в школе на отлично. Конечно я многого не понимал в жизни родителей. У нас с братом были свои детские забавы. Зимой катались с сопок на лыжах, сделанных из дранки. В сопках ветра не бывает и мороз в пятьдесят градусов переносится легко.
Я не буду описывать все эпизоды нашей жизни в посёлке, так как это заняло бы много времени и места.
Отцу поручили создать проект нового клуба. Как сейчас помню, этот большой плакат висел в старом клубе на стене. Отец прекрасно чертил и рисовал.
Клуб начали строить. Кстати, он со своим другом построили пилораму и, благодаря ей не нужно было теперь возить доски издалека, а пилить начали сами и для нового клуба пилили брус. Кирпичей в посёлке не было. За три месяца до смерти Сталина новый клуб был построен. Откуда-то привезли киноаппарат и в посёлке начали показывать кино.
Март 1953 года. Умер Сталин. Мы- дети стояли наряду с взрослыми без шапок, люди плакали. Сегодня я всё это воспринимаю по – другому.
Сталин настолько прочно вошёл в нашу детскую жизнь, что можно с его именем было ложиться спать и вставать. Похвальные грамоты были с портретами Ленина и Сталина
По субботам вся дружина строилась в коридоре школы и это называлось спевкой.
Мы пели:
«На просторах Родины чудесной, закаляясь в битвах и в борьбе,
Мы сложили радостную песню о Великом Друге и Вожде!
Сталин – наша слава боевая, Сталин – нашей юности полёт,
С песнями борясь и побеждая, наш народ за Сталиным идёт!».
Там ещё было много куплетов. Конечно, мы не понимали горечь утраты, мы были детьми!
***
Но, как я писал выше, он – Сталин оказался виновником того, что убрал Жукова и Кузнецова и мы, в конечном итоге, с отцом оказались здесь. Того Балтийского флота уже не было. Хотя позже, к 1956 году постепенно все преобразования, произведённые Сталиным, были возвращены назад. К июлю – августу 1953 года отца позвали друзья – тоже моряки балтийцы в Казахстан в город Усть -каменогорск.
Директор автобазы не хотел отпускать ни отца, ни его друга. Они подготовили машину, запас бензина, еды и в однажды ночью, бросив кур, поросёнка, собаку и козу (мебели у нас не было), мы просто бежали из посёлка. Догонять утром нас не было смысла. Никто и не догонял. Через три дня и три ночи мы прибыли в Свободный и успели на поезд Владивосток - Москва. Ехали уже с отцом. Впервые так долго мы были вместе с ним всей семьёй. Нас ждала новая и совсем другая жизнь в Казахстане, но мы пока этого не знали.
Продолжение следует.