После очередного провала на вступительных экзаменах в Уральский Государственный университет им. Горького на философский факультет одна сердобольная тетенька из приемной комиссии при выдаче мне документов посоветовала поступить на вечерние подготовительные курсы при университете. А чтобы у меня была возможность работать и при этом было время на подготовку к экзаменам, можно попробовать устроиться на работу в пожарную часть. Она мне и адрес подсказала. От университета это было недалеко, и я решился попробовать.
Начальник военизированной пожарной части был не против меня взять на работу, но когда узнал, что я не служил в армии по причине плохого зрения, развел руками. Увидев мое огорченное лицо, захотел помочь. Почему-то по молодости мне очень часто встречались добрые люди. Он позвонил в одну из подчиненных пожарных частей, расположенную на УОМЗ (Уральский оптико-механический завод) узнал: есть ли там вакансии, после чего дал адрес и пожелал удачи.
На заводе пожарная часть относилась к категории профессиональных, и требования к состоянию здоровья там были снижены. Начальнику я понравился и он дал мне время, чтобы я съездил в свою деревню, уволился с прежней работы и вернулся. Как-то решение было быстро принято. Утром еще документы забирал, а к вечеру уже и работу нашел, и на счет общежития договорился.
Приехал домой, стал собираться. Мать в слезы: «Что ж ты старуху одну здесь помирать оставишь! Думала, надеялась, что век свой с младшим сыном доживать буду, а ты вот значит как, бросаешь меня». У меня ком в горле. С работой расставался легко. Рассчитали быстро. Могли, конечно, по закону заставить две недели отработать, но пошли навстречу, отпустили. Прощаться тяжело было. Сборы были не долги, все в один чемодан уместилось. Глаза у мамы не просыхали. Попросил, чтобы дальше калитки не провожала меня. Чувствовал, что крестит меня в спину. На автобусной остановке встретил знакомого с Воронцовки. Ответил ему как есть, на что он расхохотался: «Ты! В университет, на философский? Да тебя в техникум никто не примет». По логике вещей он был прав, но я об этом не догадывался.
Первым делом определился с общежитием. Судя по количеству кроватей и другим признакам, кроме меня должны были жить еще двое. Первый жилец появился на третью ночь. Открыв двери настежь – я уже спал – долго смотрел непонимающим взглядом. Знакомимся. Сосед назвался Николаем. Был не совсем трезв.
Коля был небольшого роста, лет 30, но уже с заметной пролысиной на голове. Лицо круглое с маленькими усиками. Ходил постоянно в фуражке с черным твердым блестящим козырьком. В прошлом Николай окончил пожарное училище, и сейчас работал начальником караула. Работа у пожарных была сутки через трое.
Второго жильца я увидел спустя пару недель. Звали Гошей. Тоже был небольшого роста, лет 45. Работал водителем, ну и где-то еще подрабатывал. Гоша недавно развелся с женой и часто задерживался у очередной зазнобы. В силу возраста был в нашей комнате как бы за командира, определял, когда необходимо выключать свет и что перекусить вечером. Очень любил селедку. Позже мы с ним часто утром ездили покушать пельменей на улице Пушкина. Это была единственная пельменная в городе, где пельмени лепили вручную, и уже к открытию там образовывалась огромная очередь. Минут за сорок можно было эту очередь отстоять и потом уже нажраться от пуза. Цены не поднимали, нельзя это было по тем временам делать. После сытной кормежки шли смотреть кино. На пересечении улиц Ленина и Карла Либкнехта было аж три кинотеатра. Минут через 10 после начала просмотра Гоша засыпал и при этом храпел со страшной силой. Люди делали замечания, будили, отсаживались. Мне было страшно неудобно за своего напарника.
Хорошо запомнилась первая смена. Начальник пожарной части, солидный представительный мужчина лет 45 с лицом умеренного алкоголика после краткой ознакомительной беседы сопроводил меня в комнату, где находился караул и представил как нового работника в должности младшего пожарного. Караул состоял из четырех человек: водителя, начальника караула, старшего пожарного и младшего. Мужики увлеченно играли в домино, и никто не обращал на меня внимание. В караульном помещении, кроме большого стола, стоящего возле окна, посередине стоял небольшой бильярдный стол. По периметру находились шкафы для одежды. Имелась также большая варочная электрическая плита.
Прошел час, другой, но моя персона по-прежнему никого не интересовала. Было непривычно от того, что люди, находясь на работе, играли в домино. Играли на интерес водитель и начальник караула. Водитель - Созинов Виктор – мужик лет 30 с гладко выбритым черепом. Лоб крутой с хорошо прорисованными венами возле висков. Глаза чуть навыкате. Взгляд внимательный, неподвижный. Как позже я узнал, Виктор в свое время окончил школу с золотой медалью и поступил на матмех в университет. По какой-то причине проучился недолго, бросил. Женился неудачно и вскоре развелся. Чтобы по минимуму отчислять с зарплаты алименты устроился в пожарную часть. Где-то еще работал по совместительству. Выиграть у него в домино было невозможно. Он в уме быстро просчитывал все возможные варианты, и всегда знал: какие фишки находились у партнера.
Его напарник Коля Косулинский с деревни Косулино. Ему уже под полтинник. Он был ранее судим за убийство, и отсидел не менее 10 лет. Коля очень азартен и играл во все игры. Роста чуть ниже среднего. Волосы наполовину седые и неухоженные. Не волосы на голове, а патлы. Все тело у него в наколках больших и маленьких. Глаза с прищуром, подвижные и хитринкой. Левая нога с хромотой после какой-то травмы.
Пока эти двое без устали стучали костяшками, я слонялся как неприкаянный по пожарной части. Как необычно. Пришел на работу, а делать ничего не надо. Там, где был кабинет начальника пожарной части, находилась комната отдыха. В ней стоял телевизор, который днем никто не включал. На столе лежали газеты и журналы. Можно было почитать. В «пожарке» находился еще один парень, лет на пять старше меня. Он был не из нашего караула, но временно подменял иногда отсутствующих. Фамилия у него была Упоров, звать не помню. Он тоже ранее был судим по какой-то мелочи. В двух словах я бы охарактеризовал его как неудачника. Каким-то он был очень нервным и агрессивно возбудимым. Он ни во что не играл. Мутный какой-то и злой с ярко выраженными блатными замашками. Вот ему-то я и предложил поиграть в бильярд, хотя сам не умел, а только лишь имел общее представление. На мое предложение он посмотрел на меня оценивающе и спросил: «На что играть будем?», - «Как на что, так просто», - ответил я. Упоров посмотрел на меня как на с луны свалившегося: «Просто так здесь не играют, только на интерес. Если хочешь, могу с тобой по рублю скатать за партию». О-хо-хо. Конечно, я отказался и стал катать шары в одиночку. Он смотрел, смотрел на меня, потом сказал: «Если не на деньги то на «подстол» еще можно». Тут же разъяснил мне, что тот, кто проиграет должен под бильярдным столом на четвереньках проползти столько раз, сколько шаров не хватит до победы.
В то время я не страдал излишней гордостью и согласился. Конечно же, проиграл. Тем временем время подошло к обеду. Всем пожарникам кроме зарплаты – мне был положен оклад в 80 рублей – выдавали еще бесплатно талоны на питание в заводской столовой. По правилам никто из караула не должен покидать пожарную часть даже на короткое время. Но война войной, а обед по расписанию. Все члены нашего караула были рады моему приходу, так как автоматически решался вопрос с мальчиком на побегушках. Если вдруг и пожар случится, караул мог бы и без меня справиться, тем более еще никто со мной инструктажа не проводил. Стали снаряжать меня в столовую. Выдали два больших котелка в обе руки, надели пожарную фуражку на голову, в карман сунули несколько талонов на питание. Фуражка нужна была как отличительный признак для раздатчиц в столовой, чтобы без очереди отпускали. На первый раз дали мне сопровождающего.
Чтобы наполнить котелки пришлось пробиваться через толпу недовольных работяг. В выражениях они не стеснялись и крыли нас почем зря. Им всем хотелось быстренько пожрать, потом с наслаждением покурить в отведенном месте и сыграть пару партий в подкидного дурака перед второй половиной рабочей смены. В последующем мне всегда было неловко лезть с котелками без очереди. Ведь все понимали, что мы и так ни хрена не делаем на рабочем месте. Косулинский никогда пищу из столовой не принимал, брезговал. Он приносил с собой кусок мяса и готовил всегда в караульном помещении. Позже часто делился со мной, как с бедным студентом. Иногда просил почистить картошку. Потом придирчиво осматривал, ругал за «глазки» и толстую кожуру. Вечером народу в столовой было значительно меньше, и процесс получения еды проходил без отрицательных эмоций.
Во время дежурства в комнате отдыха прекрасно можно было готовиться к экзаменам, но жизнь вокруг била ключом. На этой работе мне никогда не было скучно. Все, что там происходило, было интересно. В основном все время проходило в азартных играх: бильярд, домино, карты. После 17.00 начальник пожарной части уходил домой, и наше заведение превращалось в Лас-Вегас. Многие азартные работяги шли к нам, а не домой. В деньгах я был ограничен и играл только на «подстол», либо какие-то услуги, например, сбегать за водкой.
Первое время я часто это делал. Обычно проносил две бутылки водки за пазухой под пиджаком. Завод был военным с пропускным режимом. В охране работали в основном молодые девчонки, все приезжие в город за лучшей жизнью. Особо не придирались. Но если бы раз остановили, то выгнали бы с работы без права восстановления на любую должность. За одну ходку мне разрешали следующую смену пропускать, если она на выходной день падала. Итого получалось семь дней свободных. Я часто ездил домой в свою деревню маманю проведать.
От игры в бильярд сходил с ума. И смотреть и играть нравилось. Лучше всех играл Созинов. После него Коля Косулинский. У Созинова был свой кий, который он содержал в футляре под замком. Со стороны интересней всего было наблюдать именно за этой парой. Созинов хорошо сыгрывал «чужих» шаров. Заколачивал с треском и после каждого удара мелил наклейку у кия. Все делал не спеша, без эмоций. Коля же, напротив, всегда вел себя эмоционально. Играл в основном «своих» и после каждого удара заваливался всем телом в ту сторону, в которую катился свояк. В основном играли в московскую пирамиду. По этой причине Коля всегда играл накатом, так чтобы в случае промаха шар не отходил от лузы. Во время игры он мог без зазрения совести переложить шар Созинова на свою полку, а будучи уличенным в мошенничестве, рвал на себе рубаху, доказывая обратное.
Оба противника были мне симпатичны, и я болел за того, кто проигрывал. Обычно это был Коля. Свои проигравшие деньги он потом отыгрывал у других. Между нами сложились теплые отношения, своеобразные. Один раз он даже вступился за меня. Упорову я чем-то не понравился, наверное, тем, что со всеми у меня складывались хорошие отношения. Он все время провоцировал меня на конфликт. А тут как бы в шутку мы схватились с ним бороться. Победителя не выявили, но он был старше меня. Его самолюбие было сильно уязвлено, он непременно хотел уже биться со мной на кулаках. Я был близок к различного рода уступкам со своей стороны. И тут вмешался Коля: «Да что ты к пацану привязался? Ну, хочется тебе ударить его, ударь меня лучше». При этом он встал между нами. Упоров хоть и был ранее судим, но его судимость не шла в сравнение с Колиной. Он по этой причине даже в будущем ко мне уже не придирался. Да и не с нашего караула он был.
А с Колей мы схожи во многом были – оба игровые. Он часто вовлекал меня в разного рода авантюры. Один раз я забил в среднюю лузу «свояка» очень тонкого. Шары почти на одной линии стояли. Коля таких шаров сам никогда не забивал. После игры предложил мне за рубль еще раз такого же шара сыграть. Я сыграл. Потом еще и еще. Наковырял я ему на целых 36 рублей. Фишка заключалась в том, что я близорукий был. Шары стояли близко как от лузы, так и друг от друга. А Коля в силу возраста уже был дальнозорким. Потом он, войдя в азарт: «Ни хера себе студенту 36 рублей засадил» предложил мне за три рубля поднять копейку с пола ртом, при условии: не касаться пола никакой частью тела. Сам он поднял ее, сделав шпагат. Там еще хитрость была. Копейку надо было всасывать. Я повторил его трюк, но без шпагата.
Конечно, он отыграл свои деньги у меня в бильярд. Три смены подряд отыгрывался. А мне не нужны были его деньги, интересна была игра сама по себе. И забывал часто: зачем на работу туда устроился. Оправдывался сам перед собой тем, что на работе находился. Играть можно, а вот готовиться к экзаменам – нет.
У Коли еще большой палец на одной руке был покалечен, как-то неестественно загнут был к тыльной части ладони. Раз присутствовал при ссоре между ним и Созиновым. Коля поставил предпоследнюю фишку и сказал, что игру закончил, а последнюю фишку зацепил искалеченным пальцем, спрятал то есть. Созинов не поверил и резко сказал: «Руки!» Коля показал чистые ладони, а тот резко ударил ему по рукам, после чего одна фишка упала на пол. И тут же, как плеткой: «Урод!»
На ночь все ложились спать. У каждого был свой шкапчик с постельными принадлежностями. Некоторые даже простынями пользовались. Я любил спать на сидении в пожарной машине. Как в санатории блин. Вот работа! Смена караула происходила в 8.00. Перед сменой надо было помыть полы в помещении, вынести ведро с мусором и протереть пожарную машину от пыли. Пыль нужно было протирать везде. Если кто-то из принимающих смену ее находил, караул домой не отпускали. Перебранки происходили при каждой смене. Потом мы строились в одну шеренгу. Выходил из своего кабинета начальник пожарной части (вспомнил фамилию – Богданов) Коля докладывал о том, как прошло дежурство. Все заканчивалось словами: «Караул сдал», «Караул принял».
За целый год работы на пожар я выезжал раз шесть не больше. Чаще всего случались ложные вызовы из-за неисправной сигнализации. Оператор на пульте врубал сирену, и мы, сломя голову, бежали к скамейке с обмундированием. За каждым была закреплена своя одежда: широкие брезентовые штаны, куртка с ремнем и топором, каска. За это время водитель заводил машину и выезжал из гаража. Вой сирены угнетающе действовал на психику. Всегда было немного страшно. Сказывалось отсутствие опыта. В нашем карауле лучше всех вел себя Созинов. Фактически он руководил всем процессом, четко отдавал каждому короткие и ясные распоряжения. Естественно не обходилось без мата. Возвращаясь в гараж, уже после пережитого стресса удивлялся перебранке Коли и Созинова. Коля матюкался после каждой грязной лужи, которую проезжал Созинов: «Ну ты что объехать ее не мог!» По утвержденному распорядку машину мыл весь караул кроме водителя. И не просто мыл, а натирал до блеска каждую деталь.
Занятия по тушению пожаров с нами никто не проводил. Бывало изредка, что начальник врубал сирену и стоял во дворе с секундомером. За территорию завода мы никогда не выезжали. Требований к состоянию здоровья не предъявлялось никаких. По сути - инвалидная команда. Мой сосед по комнате в общежитии Гоша тоже работал водителем. И как только врубалась сирена, приседал и хватался за сердце. Совсем не для него была работа. Коля Косулинский часто напивался после ухода начальника домой и не мог до туалета дойти, не то что руководить караулом. Завод был военным. Вот случись что-то серьезное и мы бы не справились. Одна надежда была на военизированную пожарную часть, располагавшуюся рядом с заводом. Там ребята обученные были. Чуть ли не каждое дежурство выезжали на пожары. А мы так, для комплектации штата. Положено иметь пожарную часть, вот и имели. Деньги мизерные – кто туда пойдет?
Лафа для меня длилась целый год. С такой работой я часто забывал: зачем я вообще сюда приехал. За всю трудовую жизнь нигде себя так хорошо не чувствовал. Разумеется, я брал на дежурство учебники, литературу. Может час, другой и занимался. До экзаменов было далеко. Можно десять раз забыть то, что прочитал. А тут совсем рядом бильярдный стол, хохот, ругань, перебранки.
На день пожарника случайно выиграл у Созинова – лучшего игрока. Вся пожарная команда хохотала. Сам начальник стоял в дверях и ехидно спрашивал: «Чо такое, Виктор, ты чо там потерял?» Созинов ползал на четвереньках не спеша, с достоинством, без всякой халтуры и приговаривал: «Учи меня, брат, учи. Так мне и надо!»
Денег, как ни странно мне хватало. Времени было полно. Сидеть в комнате общежития было неинтересно. А город большой, шумный, всюду движение. Немного напрягала необходимость чем-то питаться. Часто выручали талоны на еду, выдаваемые в «пожарке». Общежитие находилось рядом с заводом, и можно было сходить в столовую. Столовой близ общежития не было. Надо было идти три квартала. Кормили тогда почти везде отвратительно. Приходилось что-то варить самому. Обычно это был гороховый суп, постный, сваренный в большой кастрюле на несколько дней. Ну и, конечно же, жареная картошка. Кухня в обчаге была на две секции, то есть на 8 комнат. Там всегда бродили толпы красных тараканов, лежала разная, чья-то немытая посуда в раковине.
Помимо работы общался с Николаем, соседом по койке. Он как бы шефство надо мной первое время взял. Коля почему-то всегда ходил в пожарной форме. Ему как начальнику караула выдавался бесплатно материал на пошив, вот он и шил себе костюмы за казенный счет. Немного странный он был и авторитетом на работе не пользовался. Как будто ущербный немножко. Тем не менее имел в соседней секции зазнобу в виде заводской поварихи – молодой маленькой ядреной девки, очень даже симпатичной.
Зимой холодный воздух постоянно задувал к нам в комнату. Я принес с заводы деревянный брусок и закрыл им щель. Стало значительно теплее. Я гордился своей смекалкой и хозяйственностью. Через пару дней порог исчез. Позже обнаружил его под дверями поварихи. Конечно, я не стал его отдирать, но у Коли спросил: зачем он так поступил. Коля бессовестно отпирался. А я тогда сильно удивлен был. Не тем, что он порог прибрал, а тем, что не признавал свою очевидную вину. Но я на него не обижался. Предвидел нелегкую судьбу у него впереди.
На работе познакомился с Витей Рейновым. Он, как и я не поступил с первого раза в университет и тоже на философский факультет. На работу он к нам устроился диспетчером и в дальнейшем мы с ним тесно сошлись. После знакомства я перебрался к нему в комнату жить. С Витей мы активно знакомились с культурной жизнью города. Чаще всего посещали драмтеатр и к концу года побывали на всех постановках. Ходили также в оперный театр, театр музкомедии, даже в консерваторию посещали. Со слухом у меня проблемы, так и не постиг всех прелестей классической музыки. Максимум выдерживал минут 20, потом засыпал. Тем не менее сумел немного увлечься джазом. Билеты тогда на все мероприятия недорого стоили за исключением приезда звезд отечественной эстрады. На концерты Пугачевой попасть было невозможно. Цены перекупы ломили астрономические. В моду входили дискотеки на малых и больших площадках. Дворец спорта был забит битком.
Некоторое время мы с Рейновым фактически проживали в комнате вдвоем. Потом к нам подселили еще парня после армии – Сашу Зажигина. Саша – бывший детдомовец и удивлял нас своей жизненной философией, верней ее отсутствием. О будущем не думал. С ним тоже я много времени проводил. Играли в настольный теннис, а также за сборную общежития по волейболу.
Помню выступление группы «Машина времени» в кинотеатре «Космос». Все желающие не вмещались, стояли в проходах. Молоденький Макаревич и другие на удивление были одеты по-уличному: в джинсах и футболках. До них все участники ВИА всегда одевались в специально пошитые костюмы. Тогда народ, в последние годы правления Брежнева, раскрепощаться стал. Удивительно было смотреть, как в конце концерта молодежь танцевала прямо в зале. Раньше бы за такие выходки точно милиция бы в участок отвозила. Мы чувствовали себя частицей каких-то исторических перемен, вернее их начала. Да, интересно было быть молодым, в начале жизненного пути в ожидании неизвестного, но непременно счастливого будущего.
Конечно же, ходили в библиотеки. Я, например, был записан в три. В районной можно было брать книги домой. Там даже я увидел «Диалоги» Платона. Не удержался и своровал эту книгу: засунул за пояс сзади. У меня старший брат так в поселке делал. Возможно, таким образом, он и пристрастил меня к регулярному чтению. Кроме местной ходил несколько раз в неделю в библиотеку им. Герцена и очень редко в библиотеку им. Белинского. Там на дом книги не выдавали, только читать можно было. В «Герцена» быстро литературу выдавали. По совету Рейнова брал многотомную историю России и СССР, кажется в 12 томах и важный садился за стол. В читальном зале читать было тяжело, быстро уставали глаза и клонило ко сну. Даже первый том не осилил. Но все же интересно было сидеть и думать, что вот и ты причастен к миру высоких помыслов и знаний. Там же было много студентов из университета, которые уже что-то познавали, были на самом верху интеллектуальной лестницы. Я же был счастлив просто дышать с ними одним воздухом. Особенно вдохновляли молодые девчонки, сидящие совсем рядом по разные стороны и читающие какие-то очень умные и интересные книги. Хотелось посмотреть названия этих книг, подержать их в руках, понюхать. Пишу и улыбаюсь: надо же чем голова была занята. Какой там секс, о чем Вы говорите?!
В той же библиотеке прочитал в то время недоступную и почти запретную книгу Достоевского «Бесы». Очень тогда меня интересовал главный герой романа господин Ставрогин со своими неограниченными возможностями. А то, что книга была малодоступна, так все просто объясняется. Она же против большевиков, против всеобщего счастья через убийство. И ходил читать этот роман километра за три, да еще зимой в любой мороз. И ведь не нужен он мне был по программе. Даже в университете на филфаке он необязателен для прочтения. Запомнились возвращения домой, в обчагу затемно, по снегу и огонькам светящихся окон по всему городу.
Потом пришла весна, а за ней лето и вновь вступительные экзамены. Конкурс сумасшедший. Рейнов набирает 21,5 баллов. Проходной для работяг и отслуживших в армии 22 балла, но его зачисляют по полупроходному. Он счастлив. Я же, как всегда сдаю на тройки и пролетаю четвертый год подряд. Жить не хочется и умереть страшно.