Выставив круиз-контроль, катимся стабильными «сто» к границе. Если посмотреть
на карту, то хайвэй А20 идёт к границе абсолютным перпендикуляром. А сами штаты
расчерчены будто под линейку. Редко встретишь на картах местности такую точную
территориальную геометрию.
Как известно, Австралия разделена на шесть штатов (QLD, NSW, Victoria,
Tasmania, SA, WA) и две территории (NT, ACT). Статус штатов и территорий в основном
одинаков, но есть одно исключение. Федеральный парламент имеет полное верховенство
над любым решением парламента территории, в то время как над штатом – только в
определённых случаях, предусмотренных статьей 51 Конституции страны (разграничение
полномочий Австралийской федерации и штатов). Это к слову о государственном
устройстве, где основные полномочия отданы штатам, в то время как доминанта
федералов ограничена. Но сейчас разговор не об этом.
Глядя на карту нынешней Австралии, поневоле задаёшься вопросом, кто же автор
этой решётки-матрицы, которая делит землю материка на правильные и почти одинаковые
по размерам шесть кусков-штатов. Особняком стоит только Виктория, границу которой с
Новым Южным Уэльсом прочертили, повторяя извилистые изгибы реки Марри. Эта
прямоугольная правильность ощущается даже наяву, когда приближаемся к границе
Южной Австралии со стороны Милдуры (штат Виктория). Дорога прямая как карандаш.
Вероятно, именно карандашом когда-то размечали границы штатов.
Погодите, а существовал ли этот простой надежный «писатель» пару веков назад?
Наш мир меняется так стремительно, что с предположениями надо поосторожней. А вдруг
в те времена карандаша в помине не было? Оказывается, был. История появления
прародителей карандаша уходит глубоко в древность. Её интересно почитать на сайте
www.popmech.ru и других. Если кратко, то поначалу карандаш представлял собой палочку
из графита и глины. Первым его запатентовал француз Никола Жак Конте в 1795 году.
Потом научились «одевать» графит помоднее, в узкий деревянный цилиндр, каким он
остаётся до сих пор.
Получается, к моменту высадки на территории колонии Нового Южного Уэльса
первых британских каторжан в 1788 году карандаш как чертёжно-писательский
инструмент уже существовал. К слову, эскадра состояла из 11 кораблей, которые привезли
736 каторжан и небольшой контингент военных. Вот почему иногда Австралию ехидно
обзывают страной каторжников. Но если учесть, в какую «конфетку с ярким фантиком»
эти несчастные, не дружившие с законом люди превратили далёкий, почти необитаемый
остров за двести лет, ехидство испарится так же быстро, как слюна на солнцепёке.
Возвращаясь к карандашному делению острова на штаты, можно немного
пофантазировать. Итак, в далеком 1770 году Джеймс Кук открыл восток Австралии
(нынешний Байрон Бэй и Голд Кост), провозгласил его британским владением и
аккуратно под линейку прочертил прямую границу посередине (район Дарвина) сверху
донизу через весь материк. Таким образом на карте Австралии появились две одинаковые
по площади территории: штат Новый Южный Уэльс (включая остров Тасмания) и Другая
Половина (без названия).
В 1825 году колонизаторы, оценив щедрость земли, захотели бо льшего и под
шумок полоснули карандашом по карте резко влево, расширив территорию Уэльса и
сдвинув границу Другой Половины к западу.
В том же 1825-м Тасманию отделили от Нового Южного Уэльса, превратили её в
отдельную колонию и каторжный ад для ссыльных.
В 1829 году Британия присоединила Другую Половину и назвала её Западная
Австралия, которая поначалу была свободной колонией (без ссыльных).
Управлять обеими Половинами было непросто, и их решили раздробить на куски
помельче. На территории огромного Уэльса, опять же под линейку, вычертили границы
новых колоний:
1836 – Южной Австралии, что изначально была свободной колонией (без
ссыльных);
1851 – Виктории (изначально свободная колония без ссыльных);
1859 – Квинсленда (поначалу без ссыльных);
1863 – Северной Территории как части колонии Южная Австралия.
В конце концов чертёжик получился красивым и правильным, кроме границы
Нового Южного Уэльса с одной-единственной колонией, какой была Виктория. Вместо
прямой линия получилась непривычно волнистой. Дело в том, что губернатор большого и
влиятельного штата никак не желал лишаться полноводной реки, кормилицы Марри. Ему
пришлось изрядно потрудиться, повторяя острым карандашиком все её изгибы. Таким
образом, граница между полным каторжан Уэльсом и свободной Викторией пролегла в
аккурат посередине реки.
Пока несколько десятков лет привыкали к расчерченной прямыми линиями карте и
своим статусам, колонии повзрослели и запросили самостоятельности. Она была дарована
1 января 1901 года. В этот день появилось содружество штатов, или Австралийская
федерация, которой в 2021 году исполнится 120 лет.
В 1911-м для строительства новой столицы Канберры и переноса её из Мельбурна
(столицы Австралийской федерации 1901–1927) выделилась Австралийская столичная
территория. Её чертили без линейки, и она получилась круглым пупком на теле
всемогущего Уэльса.
Надо полжизни положить, чтоб найти конкретных авторов-чертёжников, кто
расчертил границы штатов под линейку. Но сейчас это неважно. Важно понять, что делали
это британцы. Им не свойственны бесконтрольные всплески души или «отсебятина»,
присущая творческим, свободомыслящим или более расхлябанным народам. По этой
причине у них быть не может каких-нибудь кривых линий или других округлостей.
Вот почему дорога к границе с Южной Австралией идёт строгим перпендикуляром.
Прямей и скучнее её нет, что заставляет втопить газ до упора и мчаться вперёд как
очумевшие гонщики. При всём желании никакой отсебятины здесь не светит. Отрешённо
смотрим перед собой на бесконечность серой ленты асфальта, что пропадает за
горизонтом. С обеих сторон размытым пятном мелькает однообразная картина пожухлых
кочек травы. И больше ничего. Ни птица не пролетит, ни зверушка не пробежит, ни
машина мимо не просвистит. Сплошное вселенское одиночество.
Поддавшись всеобщему унынию, безнадёжную ямщицкую «а-а-а-ы-ы-ы»
затягиваем в унисон. Незатейливый ямщицкий мотив продолжается с перерывами часа
два, как вдруг на горизонте внушительной радугой появляется огромное полукольцо,
которое будто обнимает дорогу. На нём тоже полукольцом большими жирными буквами
красуется слово Dunlop. Перед вывеской шеренга машин. Наконец доходит, что худобедно, но дотянули-таки до кордона.
Но при чём здесь вывеска DUNLOP, что закрыла полнеба? Она может легко ввести
в заблуждение даже местного путника, не говоря об иностранном. Согласно вывеске,
прибыл он к Данлопу. Циклоп, что ли, такой, что здесь водится?
Средних лет мужичок в покемонского цвета куртке машет рукой, тормози, мол, не
видишь, граница. Не-а, не видим! На огромной оглобле написано Dunlop, а не South
Australia. Но спорить не будем, хотя мужичок не похож на погранца. Ни фуражки тебе, ни
формы с погонами, ни жезла. Но цвет куртки несколько настораживает. Да и границу в
Австралии пересекаем впервые, а это волнительно по причине памятных отголосков с
родины.
– Готовь документы! – настраиваю водителя на дисциплину пересечения границы.
– У меня только права! – видимо шугается он.
– Сколько раз напоминала паспорт взять!
– А твой где?
– Главный перевозчик это ты! Я просто пассажир...
Нашу перепалку внезапно прерывает тот самый мужичок в ядовитой куртке и без
фураги. Он заглядывает в открытое окно с моей стороны и, улыбаясь, приветствует обоих:
– Как дела, ребята? Границу с Южной Австралией пересекаем, знаете? Что везём из
запрещённого?
Только сейчас замечаю плакат, где расписано, что нельзя ввозить в южный штат.
Чертов Dunlop отвлек всё внимание на себя. Пунктов в списке немного: овощи, фрукты,
виноград и виноградная лоза. Родительское воспитание и привычка блюсти австралийский
закон не дают соврать:
– Немного картошки и огурцов.
Мужичок на слово не верит, тем более что слово с акцентом, и так же приветливо
просит открыть багажник. Пока суетимся, долго вылезаем из машины, он стоит в сторонке
и разговаривает с кем-то по мобилке. Продолжая говорить так, что не слышно ни одного
слова, подходит поближе и склоняется над чревом багажника.
А уж там чего только нет! И картошка, и огурцы, и морковка, и яблоки. И главное,
полбагажника арбузов, собранных за границей. Чувствуем, что вляпались по-серьёзному.
Вот он, бесславный конец нашего автопробега: пересечение границы с незаконным
товаром, обман уполномоченного, отсутствие документов. Это значит наручники, штраф
и плохое настроение.
Пока в голове лихорадочно мелькают картины заточения, унижения, штрафов и
превращение в наше отсутствие домашней Крыси в тощее, голодное и озлобленное
животное, мужичок деловито перерывает багажник. Руки у него свободны, потому что
мобилку к уху он прижимает плечом. Откуда ни возьмись, в одной руке у него появляется
настоящая советская авоська. Закончив разговор, он поворачивается к нарушителям.
Интересно, какие инструкции получил от начальства?
– Картошку, значит, везём?.. Ведь знали, что нельзя, правда? – обыденным, без
намёка на устрашение голосом вопрошает он.
– Дык... вечером в столице вашей на ужин поджарить... Поздно приедем, всё
закрыто.
– Запрещённый продукт... не положено, – таким же бесцветным голосом бубнит он.
– Там всего пару килограммов... А мы такие голодные, – клянчу, надевая маску «ну
пожалей».
– И морковки, смотрю, полно... и капусты... А арбузов, мать честна я! – весело
хмыкает мужичок.
– Да одна всего капустина! С майонезом пробовали? – пробую пробудить
кулинарный интерес.
– Я её вообще не ем... пучит, – улыбается таможня и начинает перекладывать
картошку в свою авоську.
– Послушайте, возьмите лучше арбузы! Все! Картошку, плиз, оставьте! –
попыталась отбить картошку.
Разве арбуз нормальная закуска после такого пробега? Одна сладкая водица.
Нужно что-то посущественней. Жареная картошечка и капуста с морковкой под
майонезом – в самый раз. И помидорчик свежий, с фермерской грядочки. Ой, где, кстати,
помидоры? Кажется, они в салоне, но туда он вряд ли полезет. Какая я всё-таки умная!
Приятные картины ужина, смешанные с всплесками переживаний за остальные
овощи-фрукты, прервало весёлое хмыкание. Мужичок беззвучно хрюкал, разглядывая нас
так, будто перед ним стояли не люди, а двухголовые ящеры.
– Арбузы, говоришь?
– Ага... домой набрали... засолить...
– Солить? Арбузы? – не унимался мужичок. – У вас всё в порядке?
От его хмыка-хрюкания стало не по себе. Зачем издеваться? Выписывай штраф и
мы поехали!
– Где вы их набрали? – спросил он уже серьёзно, увидев недоумённо-расстроенные
лица.
– Там, на бахче! – махнула я в сторону соседнего штата и песчаных дюн.
– Много их там?
– Много...
– Пробовали?
– Нет ещё...
– Советую попробовать...
– Зачем?
– Затем, что их даже верблюды не едят...
– Почему?
– Потому что горькие!
– Совсем горькие? – переспросила я, захлопав глазами.
– Совсем... Видите тот огромный бак? Можете туда выбросить... Всё ж легче
ехать... – без тени улыбки и даже с какой-то жалостью глянул он на наши обескураженные
лица.
Потом деловито побросал в авоську остатки картошки, добавил морковки и
поковылял к своему таможенному пункту. В ступоре от сказанного невольно провожаю
его взглядом. Мэн прошёл мимо бака с конфискованной сельхозпродукцией, но нашу
картошку туда не выбросил. Авоська, полная картошки-морковки, скрылась вместе с ним
за дверью пропускного пункта.
Не может быть... Такие красивые, круглые, тёмно-зелёные – настоящие! Не узнав
арбузную правду, нога отказывалась давить педаль акселератора. Съехав на обочину,
открываем забитый арбузами багажник во второй раз и видим богатство, которое не стоит
ни гроша. Сознание, как и нога, всё ещё сопротивляется поверить в это.
Что делать? Командир молча вытаскивает из-под сиденья увесистую алюминиевую
палку. Он хранит её там для самозащиты, чтобы отбиться в случае чего и от двуногих, и
от четвероногих. Сейчас совсем не тот случай, но палица как раз сгодится. Потом
подходит к багажнику, достаёт один арбуз, кладёт его наземь и с хорошим замахом арбузу
по темечку – тюк! Арбуз разлетается, разбрызгивая красную мякоть вокруг.
– Пробуй! – протягивает мужчина-воин изуродованную половину.
– Почему я? Ты рубил, ты и пробуй! – хитрит жена героя.
– Ладно! – легко соглашается он и смело впивается в мякоть зубами.
После чего начинаются «маски-шоу». Ломаной кривой у воина искривляется рот,
округляются и лезут на лоб глаза. Спустя пару минут начинается ТПС (топтательноплевательная сессия), поле чего короткометражка переходит в завершающую стадию.
Слышатся отчаянные крики «воды! скорей!». Потом снова ТПС, но уже не арбузом, а
водой. Женщина воина услужливо кудахтает вокруг и исполняет все желания. Лизнув
кусочек раскрошенного арбузного чрева, понимает страдания героя. Весь рот тут же
заволакивает жутким стрихнином. Высунувшись из окон, вся вереница с интересом
наблюдает бесплатное представление.
Чуть отплевавшись, резво прыгаем в машину, подкатываем к огромному ковшу,
наполовину заполненному запрещённой продукцией, и очень быстро избавляемся от всех
горько-зелёных голов. После шоу зрители разъезжаются, и мы снова в числе первых на
границе.
Но она снова перекрыта. На сей раз огромной фурой. Картина напоминает
полицейскую погоню за бандой вооружённых преступников. Их «бэха» мчится на всех
парах по прямой как стрела дороге, а тут вдруг бац! – огромный фургон поперёк. Мы тоже
опаздываем. На ночлег. «Какого черта? Только этого не хватало!» – тихо материмся в
салоне.
К нам снова подскакивает тот же мужичок, но уже без мобилки и авоськи, и, весело
улыбаясь (тоже был зрителем), объявляет:
– Фургон обломался... покрышка лопнула. Придётся подождать, пока оттянем.
– Долго?
– С полчасика!
Мы с командиром вздыхаем в унисон – всё-таки не полдня. Адреналин
возбуждения и стрихниновой горечи схлынул, и мы молча уставились на фургон, который
в самом деле скособочился на одну сторону.
Именно в тот самый момент стало заметно, что с подкошенной стороны льётся
тонкая струйка. Я забеспокоилась:
– Это что – бензин так шурует? Щас как бабахнет! Надо всех предупредить!
– Успокойся! Бензин не может быть вишнёвого цвета...
– Может, соляра?
– Помолчи, знаток... это что-то другое...
Как по команде высовываемся из окна, и тут в нос шибает крепкий винный запах.
Не может быть! На наших глазах истекает красным вином огромный трак.
Русская душа заметалась, заволновалась. Алкогольный продукт исчезает
безвозвратно, впитываясь в бурую землю, но никто и ухом не ведёт. Не суетятся в поисках
тары, не подставляют вёдра, пластиковые бутылки – всё что есть под рукой, чтоб сберечь
хоть немного, хоть десяток литров. Не меняют колесо всем миром, наконец, случись это
на родине.
Будто подстреленный фургон продолжает истекать венозной кровью шираза, и
вместе с ним истекают кровью наши души. Пятно под ним увеличивается на глазах, и эта
картина вызывает почти физическую боль. Не в силах больше смотреть на это,
инстинктивно двинулись вперёд. Фургон всё же можно было объехать, скатившись на
покатую обочину. Проехав под оглоблей границы, тормозим возле водителя фуры,
который стоял поодаль в группе погранцов. Оттуда доносятся взрывы смеха. Ну не
варвары?
– Эй, ребята, что течёт?
– Баки с вином съехали набок, один треснул...
– Стальные баки?
– Не, пластиковые...
У винодела, который вложил столько сил и любви в этот замес, сегодня явно не
лучший день. Без любви с вином нельзя, без любви это бездушная винная субстанция. И
вот любовь вместе с вином испаряется на наших глазах. Как жаль!
У нас денёк тоже не блеск. В первую очередь из-за арбузов. И конечно, из-за
невосполнимой потери. Горе винодела принимаем к сердцу как своё собственное.
Оставшаяся до Аделаиды треть от общей дороги заполнена переживаниями.
Почему всё-таки ни одна живая душа не пошевелилась, предприняв что-нибудь
необычное, экстраординарное, чтобы как-то залатать течь и спасти продукт? Почему, в
конце концов, не предложили разобрать всем желающим? К переживаниям
примешивалось очумение от дороги, где глазу буквально не за что было зацепиться. По
обе стороны – клочья жухлого ковыля, что в движении сливался в две скучные выцветшие
полосы. Они тянулись вдоль безликого асфальта десятки километров и пропадали за
горизонтом.
В редких перерывах между зомбосостояниями сокрушаемся по поводу пропавшего
зря вина, вспоминаем добрым словом мужика-погранца, кто не штрафанул и не обобрал
до нитки, и иногда затягиваем совместную ямщицкую.
И вот, наконец, среди плоской пустоши появилось зелёное поле виноградников.
Сознание встрепенулось, обрадовавшись долгожданной зрительной перемене.
Виноградники напоминают многорядье выстроившихся друг другу в затылок пляшущих
зелёных человечков. Почти каждый ряд украшают алые розы, и это приятно уставшему от
серой пустоши глазу. Однако розы здесь не для радости туриста, а как сигнальный
форпост обнаружения опасного вредителя – тли филлоксеры. Отважные розы берут на
себя её первый удар.
Нескончаемые ряды виноградников теряются где-то за горизонтом, превращаясь
вдалеке в тонкие зелёные нити. Вдоль дороги они тянутся такой же бесконечной полосой,
лишь изредка прерываясь на фермерские подворья или на солидные хранилища из чистой
нержавейки. Хранилища блестят на солнце огромными цилиндрами шлифованного
серебра на зелёном фоне бесконечного виноградного царства. Такое гипнотическое
зрелище сопровождает путника добрых пару сотен километров.
Зелёные виноградники похожи на армию пляшущих человечков. Их ноги подняты
в унисон и так и застыли в воздухе. Что напоминает эта картина? В поисках ответа
заторможенный мозг с трудом копается в файлах памяти. Ну конечно! Картина – не что
иное, как военный парад на Красной площади! Стройные ряды красавцев-солдат браво
чеканят шаг, будто равняются по невидимым глазу лучам-линиям. Виноградная армия
Южной Австралии шагает так же четко. С той только разницей, что здешние бойцы
шагают чуть приседая, будто танцуют сиртаки.
Представив, как прикольно смотрелся бы праздничный парад Победы, если бы
наши парни шли чуть приседая на каждом шаге, я весело хмыкнула. Комадир словно ждал
этого, чтоб расшевелить вспухший от молчания язык:
– Чему радуемся?
– Красной Армии Виноградников!
– При чём здесь наша армия?
Делюсь неожиданным открытием, и мы весело хрюкаем, раззадоривая самих себя
картинками одна смешнее другой. От хрюканья напряжение дороги рассасывается,
уступая место спокойному созерцанию.
– Сколько виноградников! Просто Клондайк какой-то! – охаю с регулярностью в
десяток километров.
– Крым отдыхает! – вторит командир.
– Белого винограда мало, однако? Сплошной шираз (shiraz)!
– Жарища днём, холод ночью – всё, что для него нужно.
– А хранилища какие красивые! Выглядят как игрушечные! Стоят себе посреди
чистого поля нетронутые.
– Что ты имеешь в виду?
– У нас мигом распилили бы и растащили металл по норам!
– Здесь без справки, где взял, металл не примут.
– У нас тоже вроде такие правила.
– Правила – одно, а их исполнение – совсем другое, – философски замечает
командир.
Мы замолкаем и глазеем каждый в своё окно, перемалывая, почему здесь людям не
приходит в голову красть внаглую. Основная масса населения закон, конечно, уважает. Но
в семье не без урода, тем более в семье с каторжным прошлым. Индивидуумы
встречаются похлеще наших, но в обратной пропорции по отношению к злостности
преступления. Чем мельче здесь человечек, тем крупнее желает поживиться, в то время
как на родине наоборот: чем богаче и влиятельнее персона, тем больше хочется хапнуть.
Такая зависимость сложилась в Австралии не без помощи СМИ. Стоит богатому и
влиятельному провиниться, считай, его песенка спета. Беспощадными нападками доведут
до разорения, до болячек и даже до смерти. Чтоб неповадно остальным.
Теории и примеры путались в голове до тех пор, пока вдалеке не появились
размытые очертания холмов. Дорога из прямой изогнулась дугой и ожила, а в голове
щёлкнуло, что мучиться осталось недолго, и хаос никому не нужных теорий испарился.
С обеих сторон замелькали редкие деревья и первые признаки большого города
вдалеке. Слева появился знак, извещающий, что приближаемся к знаменитой Barossa
Valley – австралийской винной Мекке. Если берега могучей реки Марри снабжают почти
весь мир превосходным ширазом, то здесь среди пологого межгорья выращивают не один
сорт винограда.
Однако свернуть в Бароссу было и не с руки, и не ко времени. Солнце на глазах
катилось к закату. Вдруг в гостинице вместо живого человека встретит большой
амбарный замок? В долгой дороге с ежедневным пробегом в сотни километров
стремление к приключениям постепенно сошло на нет. Безумно захотелось тёплой ванны,
уюта, мягкой кровати, бездумной мыльной оперы и ужин в постель.