Мемуары о кошке

Ольга Новикова 2
Была у меня кошка. Банальное начало, правда? Ну что ж, многие держат кошек, и это банально, но своя кошка – она для каждого особенная.
Я свою подобрала котёнком, когда мне было семь лет, а ей – ну, месяца три, я думаю. Я в то время горячо мечтала завести котика или собачку, как и большинство детей, и у большинства, кстати, это проходит. Родители относились к моим мечтам с прохладцей, понимая, очевидно, что кормить и убирать за зверушкой, скорее всего, придётся им. У матери же была на руках лежачая бабушка, отец много работал в своём НИИ, изобретая какие-то приборы для военных, брат учился в школе с математическим уклоном и попутно «отбивался от рук» - в общем, было не до кота. Так что твёрдого «нет» мне не говорили, но и бежать на птичий рынок покупать питомца не спешили.
А тут – опа – подарок судьбы. Маленькое, серо-полосатое с крысиным хвостиком существо почти беззвучно разевает розовую пастишку и всем своим видом демонстрирует желание сменить подвальное жильё на более комфортабельное.
Я потащила его домой. Папа сказал, что кошка тигровая, значит, привередливая, и чем я собираюсь её кормить? Не знаю, привередливы ли, в самом деле, тигровые кошки, но мою папа запрограммировал не хуже Кашпировского, хотя, возможно, он просто искал отговорку, чтобы не брать моего найдёныша на пансион.
Я сказала, что она будет есть молочко с булочкой. «Хорошо, - сказал папа. – Если она будет есть хлеб, оставим жить у нас». Я уверена, моя киса прекрасно поняла, о чём мы говорили – отломленный кусок батона она жадно слопала, и это был единственный раз, когда мне удалось накормить её чем-то, кроме свежей, только что  приготовленной – именно приготовленной, к сырой мы даже не прикасались – рыбы и ещё почему-то минтая в собственном соку из гастронома, составлявшего по жизни её рацион. Ни булочек, ни молока, ни сметаны, ни мяса, ни сосисок, ни сыра, ни колбасы, ни масла сливочного, ни мороженого моя киса больше никогда и ни за что в рот не брала, стойко выдерживая пост до сорока восьми часов, больше не выдерживали мы. Хорошо ещё, что выбор её пал на минтай в собственном соку- в мутное предперестроечное время эти консервы неизменно оставались в продаже – в отличие от других.
Назвали мы её Шпулькой. Назвала моя лежачая бабушка, наблюдая, как киса крутится вокруг своей оси со скоростью волчка, пытаясь поймать хвост – точно, как шпулька на швейной машинке.
Шпулька не была ласковой дородной кошкой. Гибкая, поджарая – на одном советском минтае не разжиреешь – она неохотно шла на руки и не любила ласкаться, зато охотничьи инстинкты не оставляли её. Не имея возможности реализовать их – мышей у нас не водилось, птичек с перил балкона ухватить она не могла, а выхода на улицу панически боялась - Шпуля охотилась на «всё, что движется». Неутомимо могла играть с бантиком, ловила мух, кидалась на кончик пишущей ручки. Довольно было слегка поцарапать пальцами по стене, и Шпуля летела из другой комнаты, вытаращив глаза, и кидалась. Увернуться было непросто, а, поймав руку, она хваталась за неё передними лапами, а задними отпинывала от себя, прижав уши. Правда, когти при этом выпускала очень умеренно – только чтобы удержать. Причём, в охотничьем азарте она подсигивала за рукой выше двух метров, под потолок. Одним из постоянных предметов ловли была обычная школьная резинка – ластик. Он из-за упругости, отскакивал от Шпулиных нападок в самом неожиданном направлении – это её задорило, и, бывало, целые вечера посвящались погоне за ластиком.
Ещё Шпуля обожала прятаться. Не потому, что что-то натворила, а так, для спортивного интереса. На зов она в таких случаях не шла, и мы после нескольких часов отсутствия нашей кисы в поле зрения, невольно принимались играть в эти хитрые пряталки, заглядывая в шкафы, под диваны и кресла, отодвигая от накрытого скатертью стола стулья, выглядывая в подезд и обыскивая балкон. Наконец, забава ей надоедала, и Шпуля подавала голос, а потом красиво выходила на сцену – из корзинки для белья, неплотно задвинутого ящика стола или новой коробки с мамиными сапогами.
Виснуть на шторах или драть обои не было в её привычке, но зато скатерть со стола она однажды таки-стянула – вместе с тяжёлой хрустальной вазой, которая упала ей на хвост, переломив его. Ваза, естественно, разбилась вдребезги, а Шпуля обзавелась особой приметой – кончик хвоста зажил, но остался загнутым. Нам это пригодилось, когда однажды, она, действительно, потерялась.
Вот как это вышло: у Шпули было одно из любимых развлечений вскакивать на открытую форточку и сползать между стёкол двойных рам. Сколько раз мама, ругаясь, вынуждена была зимой отдирать бумажные ленты от щелей между рамами, чтобы достать из междурамья «эту заразу». Стоило недосмотреть, не закрыть как следует, форточку – и Шпуля уже там, сидит, сплюснутая между стёкол, довольная, как слон. Выбраться из тесного пространства самостоятельно она не могла. «Когда-нибудь я её там оставлю», - жаловалась мама, а папа невозмутимо говорил: «Просто не оставляйте форточку открытой», но проветривали мы часто, и всё равно нет-нет, да и забывали.
Ещё через форточку в зале Шпуля сигала на балкон, а вот в соседней комнате, где окна выходили туда же, а балкона не было, на окно-то она тоже прыгала и между рам съезжала, но наружу сигануть ни разу не пробовала – шестой этаж таки–высоковат.
Мы не знаем, как было дело, но предполагаем, что в какой-то момент что-то не сработало, и Шпуля сиганула в окно без балкона, как на балкон. Или просто сорвалась как-то с форточки, на раме которой обожала сидеть, потянувшись, скажем, за птичкой. Только однажды она пропала по-настоящему. В подъезд выбежать не могла – наученные опытом «пряталок» мы всегда, закрывая дверь, следили, дома ли кошка. Значит, в окно. И, значит, не разбилась – мы тогда обыскали весь двор в поисках мёртвого или покалеченного тельца.
Прошло, наверное, три дня моих слёз и всеобщей угрюмости, как вдруг в нашу дверь позвонили. Это был один из моих дворовых приятелей – мальчишка  чуть постарше меня, с небольшим дефектом речи, но с очень неплохим характером и определённым уровнем житейской мудрости – в моих детских воспоминаниях я уделяю ему много времени.
«В подвале в соседнем доме, - сказал он, - полосатая кошка мяучит с к`гивым хвостом. Не ваша?» Папа бросился в соседний подвал и уже через пару минут торжественно принёс отощавшую и грязную, но целую и невредимую Шпулю. Ещё пару дней она слегка прихрамывала, но потом поправилась и снова играла в охотницу со всем, с чем ни попадя.
С возрастом она, по утверждению мамы, научилась даже разговаривать и, приставая к ней по утрам, чтобы наложила в мисочку любимого минтая, отчётливо выговаривала: «Да-а-ай, да-а-ай, дава-а-ай!». А когда мама спрашивала: «Кому давать, Шпуля? Тебе, что ли?» - отвечала, возмущённо повышая тон: «Мне-е-е!»
Она прожила у нас десять лет и умерла от какой-то «женской» болезни. Скверно, что мы ничего не заподозрили сразу – киса всегда ела плохо, а в свои десять уже и не играла так много, температура у неё вроде была нормальной, и когда мы увидели раздувающиеся бока, даже подумали поначалу, уж не беременна ли она на старости лет – даже грешили на рыжего соседа Васю, лазающего к нам на балкон. Увы, всё оказалось куда печальнее. Это был асцит. Ветеринар сказал, что ничего поделать уже нельзя и предложил усыпить. Мы не могли так сразу решиться на это, взялись подумать до понедельника, но через день Шпуля умерла сама – просто вытянулась ночью на своём кошачьем месте и перестала дышать.
Увы, в те времена, ветеринарная помощь в городе была развита куда меньше, чем сейчас, и мало, кому приходило в голову обращаться туда. Тогда это было как-то не особо принято. Может быть, из-за того, что люди были заморочены другими проблемами – шёл восемьдесят седьмой год, время двигалось к «весёлым девяностым». Ветеринария бедствовала, зарплаты задерживали, не было денег на медикаменты, оборудование, начинался неприятный тотальный дефицит. Операций практически не делали, не говоря уж о диализе, химиотерапии, круглосуточной «скорой» и т.п. К проблемам с животными большинство относилось фатально, и мои родители, видимо, тоже. До поры мы вообще не знали, что где-то поблизости есть «собачья клиника», это сейчас мы привыкли водить домашнего пса и на прививки, и на профосмотры, не говоря уж о случаях, если заболеет.