Однажды один мужик ехал на запряжённой лошади неизвестно откуда и неизвестно куда. Только видно было, что он вёз на телеге корчаги для каких-то хозяйственных надобностей. Корчага – для тех, кому не ведомо, - это тот же горшок из глины, только большого размера. Сколько их там, корчаг на телеге помещалось, бог его знает. По-видимому, много было, потому что одна корчага на повороте с возу упала и прямо в овраг и скатилась. Как мужик не смог этого не заметить? – Непостижимо. Может, он о чём-то думал, о хорошей жизни мечтал? А, может, вообще не думал, а досыпал положенное после прошедшего долгого трудового дня и короткой ночи.
Корчага благополучно вниз скатилась и даже не разбилась. Видать, была добротно и на совесть сделана. Пусть иногда и говорят: «Это вам не горшки да корчаги обжигать!». А зря так говорят, дело-то это трудное, кропотливое.
В общем, мужик корчагу потерял и даже не спохватился. Что упало, то пропало. Подумаешь – одной корчагой больше, одной – меньше! Малая потеря на хозяйстве пагубно не скажется.
В жизни всегда так – кто-то теряет, а кто-то находит. В овраге том, куда корчага скатилась, муха-горюха жила. Её так назвали, потому что век мушиный недолог и труден – много не налетаешься, то дождём собьёт, то птичка склюёт. Приходится выживать и горе мыкать. А тут муха-горюха видит, счастье сверху само прикатилось. Она и подлетела, и, как положено, спрашивает: «Чей дом-терем, жу-жу? Кто в тереме, жу-жу, живёт?». Хотя можно было и не спрашивать. Ничейный дом-то, потерянный – с неба свалился и к тому же пустой. В доме-тереме тишина. Ну, раз такое дело, муха внутрь залетела. Как только она там оказалась, у неё сразу от приятного запаха голову закружило. Дело в том, что корчага была не новая и плохо промытая, на стенках какие-то жирные крошки остались. Вот удача для голодной мухи – и дом и еда, два в одном! Стала муха в корчаге жить-поживать. Жужжит от счастья!
Прошло совсем немного времени. Глядь, к мухе комар пожаловал. Залетает, пищит: «Чей дом-терем, пи-и-и? Кто, пи-и-и, в тереме живёт?». А муха к нему навстречу вылетела и отвечает: «Я, муха-горюха, жу-жу!». А потом спрашивает, как будто, не знает: «А ты кто?». Комар отвечает: «Я комар-пискун, пи-и-и, пи-и-и!». Муха прикинула про себя: «Хоть и пискун, но как ни как мужчина в доме. Не одной же мне век коротать» и говорит: «Залетай ко мне жить. Вместе-то веселее будет!». Комар, конечно, согласился. Стали они вдвоём жить. Муха жужжит, комар пищит.
Какое-то время прошло, прибежала к ним мышка-норушка. Пропищала для прилику: «Кто, пи-пи, в тереме живёт?» и всё такое… На постой попросилась. Надоело ей в норке тёмной жить, от белого света прятаться, как будто такая жизнь всем мышам судьбой прописана. Муха не очень рада была. Известное дело, мыши не только зёрнышки грызут, но и чужими крошками питаются – вон их сколько на стенках корчаги. Авось, до верху не доползёт, не достанет. Зато комар очень мышке обрадовался. Громко запищал, заволновался, начал к ней на мордочку садиться. Живую кровь почувствовал. Что ни говори – пища на дому. Иной раз можно и присосаться. В общем, мышку-норушку пустили. Она быстро в корчажный терем сухой травки натаскала. Себе лежачок обустроила. Стали они втроём жить. Муха жужжит, комар с мышкой пищат.
Однажды к терему прискакала лягушка-квакушка. Захотелось ей болотное место жительства на теремковое сменить. Заквакала: «Чей, ква, домок-теремок, ква? Не пустите ли, ква, в такой чистоте пожить, ква?» Муха-горюха, комар-пискун и мышка-норушка, недолго думая, пустили лягушку-квакушку к себе для совместного проживания. Стали они какое-то время вчетвером жить. Муха жужжит, комар с мышкой пищат, лягушка квакает. Но вот однажды в корчажном тереме бесследно исчезли муха и комар. Мышь особо не интересовалась, куда они делись, а лягушка молчала.
Время шло. В один прекрасный день к терему подбежал заяц. «Я, - говорит, - зайка-скакун, длинноухий фыркун. Кто, фырр, в тереме живёт? Сделаю кувырок, фырр, не пустите ли меня, фырр, в теремок?». Мышка с лягушкой согласились. Место есть. Почему не пустить? - Теплее будет. Стали они втроём жить. Мышка пищит, лягушка квакает, заяц фыркает. Все довольны: Сами живут и друг другу жить дают.
Но вот однажды на пороге корчажного терема появилась лиса. «Я, - говорит, тяф-тяф, - лиса, лесная крас;. У вас тут сухо, тяф-тяф, а мои ноженьки, смочила роса. Тяф-тяф!». Жители терема как-то разом замолчали, приуныли. Особенно сильно встревожился заяц, а мышка забилась поглубже в свой лежачок. Заяц начал поначалу возражать: «Ты, лиса, фырр, не только лесная краса, но к тому же, фырр, болтушка и большая хитрушка, фырр!». А лиса в ответ: «Да не бойся ты меня, тяф-тяф, косой побегушка! Не трону я тебя, тяф-тяф. В негодность пришла, тяф-тяф, моя земляная избушка! Одним словом – гнилушка! тяф-тяф! Где мне жить?». Поверили, пожалели, пустили. Начали вчетвером жить. Мышка пищит, лягушка квакает, заяц фыркает, лиса потявкивает.
Совсем немного времени прошло, как вдруг в одно утро обнаружилось, что куда-то пропал заяц. Мышка и лягушка на лису вопросительно смотрят, а та отвечает: «Что вы все всполошились, тяф-тяф? Он, наверное, тяф-тяф, погулять пошел. Залежался тут у вас, тяф-тяф. Ноги поразмять решил». Втроём день другой живут. Мышка пищит, лягушка квакает, лиса потявкивает.
Через какое-то время исчезла мышка. А лиса лягушке говорит: «Она, наверное, тяф-тяф, ушла норку свою проведать. Не вселился ли кто туда, тяф-тяф, без её ведома». Ну, ушла, так ушла. У каждого есть дела свои, личные. Лягушка и лиса продолжают жить в корчажном тереме вдвоём. Лягушка квакает, лиса потявкивает.
Но однажды лягушка вдруг объявила о своём уходе: «Спасибо, ква, этому дому, ква, пойду, ква, к своёму! Пожила, погостила, пора, ква, и честь знать. Поскачу обратно, ква, в своё болото. Там, ква, как-то привычнее и надёжнее. Где, ква, родилась, там, ква, и пригодилась». И ускакала, только её лиса и видела.
Живёт лиса в тереме одна, потявкивает. Учуял её волк, зубами щёлк, подбежал к корчажному терему, спрашивает скороговоркой: «Кто в тереме, клац-клац, живёт, меня в гости не зовёт?». Лиса увидела его и говорит себе под нос: «Явился, тяф-тяф, не запылился! Пусти тебя в гости, останутся шкура да кости! Тяф-тяф!». Волк ей в ответ: «Ну, что ты кума, лесная крас;, клац-клац! Хоть на ночь меня приюти, клац-клац, мне бы только маленько соснуть, клац-клац». Лиса ему отвечает: «Да здесь места мало, тяф-тяф. Мы вдвоём не уместимся, тяф-тяф. Чего тебе тут валяться-то? Тяф-тяф! Волка ноги кормят!». Волк слушать не стал, в теремок с большим трудом протиснулся. Пролежали лиса и волк всю ночь вдвоём, не спали, друг на друга озирались. Лиса потявкивала, а волк подвывал, да зубами клацал.
Наутро медведь мимо идёт, спрашивает: «Чего это, вы, тут вдвоём делаете, ррык-ррык?». Лиса и волк отвечают: «Сам не видишь? Мы здесь, можно сказать, живём. Тяф-тяф! От трудов праведных отдыхаем, клац-клац!». Медведь рассмеялся: «От каких это трудов праведных, ррык-ррык? Глазами не видывал, ушами не слыхивал, чтобы лиса и волк трудились, ррык-ррык, да и вместе в одном тереме уживались, ррык-ррык». Лиса и волк отвечают медведю: «Сам на себя посмотри, «работничек»! Тяф-тяф! Не суди, и судим не будешь, клац-клац. А то, что мы тут вдвоём кантуемся, тяф-тяф … Так, как говорят, в тесноте, да не в обиде, тяф-тяф». Медведь хохотнул: «Где двоим внизу тесно, ррык-ррык, третьему сверху уместно! Я вам, ррык-ррык, обоим придавыш!». Сел медведь на корчажный терем и раздавил его вместе с лисой и волком. Сидит и от удовольствия рычит.
Мораль сей сказки такова: И то правда, ха-ха, - сами не живём и другим жить не даём. Ха-ха!