Сидим у Валерки – уроки прогуливаем. За окном дождь. Валерка крутит на мафоне запись "Альфы": "Я московский озорной гуляка" - песня, которую я сто раз уже во дворе слышал. Все местные гопники себе записали. Больше в том альбоме ничего крутого не было, только сопли какие-то.
"Это Есенин, "Москва кабацкая", - говорю я тоном знатока, - там еще много чего, что можно напеть". "Москву кабацкую" я наизусть выучил, и когда заканчивается песня, читаю несколько строчек по памяти: "Пой гармоника, скука, скука. Гармонист пальцы льет волной. Пей со мною, паршивая сука, пей со мной."
Есенин мне нравится сам по себе, поскольку в школе эту часть его творчества не проходят. Там он шпарит по блатному, как Аркаша Северный. Впрочем, многие выражения лишние, - "гармонист пальцы льет волной" - ну зачем это? Слишком красиво, как у обычных поэтов. Мне сразу представляется вечно пьяный музработник в санатории "Дюны", Иван Игнатьевич, который дрожащими с похмелья руками растягивает меха, издавая при этом жалобный рев...
Я тут сам написал стихи про зону, зацени - говорю я Валерке. Ну круто, давай почитай, - отвечает тот.
Я вынимаю из внутреннего кармана брезентовой «стройотрядовской» крутки сложенный в четверо тетрадный листок, разворачиваю, и читаю с выражением:
А эшелоны идут на Восток, -
Туда, где лес, холода, лагеря.
Лишь просвистит паровозный гудок,
Как дикий крик упыря.
Колючей проволокой воздух прошит,
Бараков сотни лежат, как гробы.
Охрана спирт беспробудно глушит,
Но не уйти от судьбы.
Я остановился, потому что на этом текст пока заканчивался. И когда Валерка спросил: это все? Я ответил: продолжение следует – пока еще дальше не придумал. Должно еще быть одно четверостишие.
- Как-то у тебя мрачно получилось, - отозвался Валерка, - но все равно круто! Это я понимаю – не чужое переделать. С этими словами он ставит на мафон группу "Примус": "До открытья магазина целых двадцать пять минут" Очень злободневная песня. Теперь, из за указа Андропова, в рабочее время бухло не продают, - около универсама с утра длинная очередь алкашей, всем тяжело, в том числе Валеркиному отцу. А нам пофиг - мы не пьем. "Примус" - тоже запрещенная группа. Говорят, КГБ разыскивает автора песен по всей стране... Потом мы слушаем последний концерт «Динамика» - очень классно.
Но в животе уже урчит. "Есть пожрать чего-нибудь?" - спрашиваю я. Валерка лезет в холодильник и достает сыр в коричневатой оберточной бумаге. Я отрезаю кусок батона и делаю бутер. Валерка между тем просматривает репертуар кинотеатров на последней странице "Ленинградской правды". В "Прометее" "Дознание пилота Пиркса".
- Можем на два часа успеть, если сейчас дернем" - говорит он.
"Прометей" - ближайший к нам кинотеатр на Просвете, но до него все равно ехать на трамвае остановок шесть. "А что за фильм?" - спрашиваю я. "Фантастика" - отвечает Валерка, - прибалты снимали". Ну это мы любим. "А сколько у нас денег?"
Я роюсь в карманах и нахожу пятьдесят копеек - как раз на два билета на дневной сеанс - "Есть!". "С тебя на трамвай", - бросаю я Валерке.
Мы тут же обуваем кеды и вышвыриваемся из квартиры. До трамвайной остановки еще пилить и пилить, но мы идем не напрямик, а делаем крюк, чтоб не попасться на глаза кому-нибудь из учителей. Проходим мимо дома Доброва. Там на крыльце возле парадняка сидят двое ребят, один с полиэтиленовым пакетом на лице. Пакет то прилипает к лицу, то раздувается, как легкое, в ритме дыхания. "Что они делают?" - спрашиваю я Валерку. "Да глюки ловят - клей "Момент" нюхают, - отвечает невозмутимый Валерка, и мы через арку выходим на Просвет.
На остановке, кроме нас, только две бабки в цветастых деревенских платках и мужик в потертом кожане. Рабочий день, пусто. Изредка по Просвету в сторону Выборгского шоссе проезжает грузовик - "ЗИЛ" или "ГАЗ". Наконец, дребезжа колесами, подходит 55-й трамвай, и мы заскакиваем в него.
До улицы Брянцева, где находится «Прометей», мы удачно доезжаем без билетов. Выскакиваем перед стеклянной коробкой с черной крышей и идем в кассу. И поскольку народу мало, мы, купив два билета на «Дознание Пилота Пиркса», поднимаемся на второй этаж, где стоят игровые автоматы и находится бар. Мы идем прямиком к автомату «Морской бой». Валерка забрасывает пятнадцать копеек и автомат оживает, загорается свет. На горизонте движутся корабли, а в прицел перископа их надо ловить и запускать торпеду, нажимая на красную кнопку. Нажал, и видно как идет под водой торпеда. Потом, если попал, раздается взрыв – горизонт освещается, корабль тонет.
Я играю следующим. По правде сказать, это лучше, чем играть в морской бой на бумажке во время урока, - и не так зрелищно, и не поорешь от души, если попал. Но за это надо платить, а монет только на школьные обеды. Хорошо, что сеанс сейчас начинается, а то обед монет не останется. На входе в зал протягиваем бабульке-контролеру два зеленых билета, она надрывает край и мы проходим.
Садимся на заднем ряду, на жесткие деревянные сиденья, оттуда лучше видно – в зале совсем немного народа: два пенсионера в одинаковых серых костюмах и какие-то школьники на год старше нас, тоже в форме. Они нагло пялятся на нас, потому что мы не с их района, - типа они здесь хозяева. Но свет вдруг гаснет, и начинается фильм. На случай, если те пацаны заведутся, мы пересаживаемся ближе к выходу и решаем между собой драпануть раньше, чем фильм закончится.
Только мы успеваем расслабиться в креслах, представив себя космонавтами, как дверь в зал распахивается, и квадрат света падает в проход. Недовольная публика начинает свистеть. А я, обернувшись, вижу в проходе темные силуэты мента и двух мужиков с красными повязками дружинников. Это рейд против прогульщиков. Сейчас хватают всех, кто не на работе или не на учебе. И хотя у нас наготове отмаза, что мы учимся во вторую смену, могут все равно загрести в отделение и позвонить в школу. К чему нам эти приключения?
Мы просекли, что вторая дверь в торце, куда выпускают людей после сеанса, никем не охраняется, и бежим к ней. Распахнув ее ударом ноги, мы оказываемся сразу на улице Брянцева. Позади кинотеатра – пустырь, а через дорогу – универсам. Мы что есть мочи несемся к универсаму.
В универсаме сейчас совсем немного народа – между рядами с Боржоми, консервами и детским питанием «Малыш» бродит пара теток с авоськами. Мы углубляемся в конец к мясному отделу, чтобы снаружи, сквозь стекло нас было невидно. И в этот опасный момент Валерке взбредает в голову украсть чего-нибудь пожрать. Я отговариваю его – что у нас итак на хвосте дружинники. Но он, видно, совсем спятил, и сует в карман брюк пару шоколадных батончиков и бутылку пепси-колы. – Ты прикроешь меня на кассе, - бросает мне Валерка. Мы идем к кассе – я впереди, он позади. Кассирша с жирным двойным подбородком, которой явно не фиг делать, в отсутствие покупателей, пристально смотрит на нас.
- Мы ничего не покупаем – развожу я руками у кассы. И в этот момент на входе вырисовываются дружинники – не то, чтобы они гнались за нами – просто у них продолжение рейда. Завидев дружинников, кассирша осмелевает, и хватает Валерку с криком: попался, держите его! Дружинники приближаются. Валерка вырывается, и бросает в них бутылку «Пепси» как гранату. Она взрывается, разбрызгивая темную жидкость и осколки стекла. Это выглядит почти как подвиг Матросова. Дружинники от неожиданности расступаются и Валерка пробегает между ними к выходу, а я, недолго думая, бегу за ним.
2020