Быть может, я вышел за рамки...
Ну что ж, звучи громче, реквием по мечте!
Лети вольной птицей, пора.
В конце концов, жизнь - лишь игра.
Сбросив оковы желаний, провожаешь их, одновременно с облегчением и чувством легкой скорби. Нет, нет, это - не твоё. Не твоя игра. Это игра, в которой всё идёт к немедленному поражению. Твоя игра - музыка. Скольжение пальцев по грифу гитары. Тебе - ничего не нужно, кроме того, что даётся даром. А если дар - то надо отдавать. Звучи гитара, пой свою песню до дна. И в ней - скорбь по всему человеческому, и бесконечная радость, что ты - душа.
@@
Как же хочется никого не знать, никогда не жить! Начать всё сначала. И следовать просто движеньям гармонии, ритму плеска волн или подхваченному ветром листку.
Не знать своих пристрастий. Не знать заранее, чем всё это закончится.
И знать единственное - кто ты.
@@
Моя кошка прибыла с другой планеты. Во всяком случае, по утрам, когда я вижу ее сидящей на подоконнике своей кухни с глазами, огромными как чайные блюдца, посреди которых посылают неведомые сигналы чаинки-зрачки, - я совершенно точно понимаю, что она - инопланетянка. А может даже и сама летающая тарелка, в особенности, когда сворачивается в аккуратный пушистый клубочек и начинает урчать, будто включает мотор, чтобы взлететь и забрать этого ничтожного обитателя кухни, смотрящего на него, на свою родную планету.
По утрам моя кошка перестаёт быть «кошкой» и становится пришельцем из космоса. И даже собака моя это чует и начинает на неё порыкивать, в особенности, если кошка подбирается ближе к хозяину: а вдруг и его превратит в пришельца, - кто тогда будет по утрам кормить?
Интересно, раньше и не замечал, что моя кошка- по утрам совсем не кошка. А может она такая и в другое время дня, но я не могу этого уловить. Может, по утрам она каким-то особым образом распускает свои антенны-усы, что выдаёт ее инопланетную сущность.
В общем, моя кошка - совсем не моя. А шпион на подоконнике. Смотрит, что там снаружи своими толстыми и объёмными, словно увеличительные стёкла, глазами. О, что там внутри! Глядишь и диву даёшься. Что там вдруг бесконечность сконцентрировавшаяся в мгновении. Там нечто бесформенное, что вдруг ощущаешь в глубине её тёмных зрачков. И тогда кошка - вдруг уже не кошка, и ты - уже тоже не ты.
А может, и правда, это такой кошачий гипноз, чтобы забрать тебя на свою космическую тарелку и унести далеко-далеко, за какую-то то там орбиту?
Одним словом, кошка - это не слово, и пусть обидятся на меня все филологи русского языка. Кошка - скорее шпион или представитель инопланетной цивилизации. А в ее глазах отражается бездна со всеми невозможными и невообразимыми ее обитателями. Быть может - они призраки или только звуки. Сверхплотные звуки, сложившиеся в песни. И если их не петь - то не будет Праздника. А не будет Праздника - так что же тогда нам останется? Нет, мы - это этот Праздник. Сделаем его нарядным и запоминающимся!
@@
Выдержка из интервью с лошадью, произошедшего во сне:
- Где Вы оставили своего жокея?
- На диске.
@@
И что же тебе всё-таки такое приснилось? Не вспомнить. Но очень любопытное, чувственное. Как итальянское кино. И как же ещё раз пересмотреть? Как никак, у тебя там была главная роль. И ты же сам выступал и режиссером, и композитором, и сам же наблюдал со стороны зрителя. Но вот фильм забыт. И на следующий день - ещё один. Что-то уже из французского. Какое-то чувство томления, знакомство с незнакомкой, вроде бы надежда на счастливую любовь, но только выходишь из кинотеатра - и снова лишь смутные очертания чего-то давно забытого, что вертится на языке, но постоянно соскальзывает. Проходит ещё день, и те недавние сны уже не играют совсем никакой роли. Что они были, что не были - всё одно. Также вот проходят и дни. И целые месяцы. И что там было в июне, а что в феврале? Одинаково далеко. И даже годы отличить друг от друга совсем непросто. Наверное, так и с целыми жизнями. Что было в прошлой - лишь смутные догадки, а о позапрошлой и вовсе говорить не приходится. Что ты в ней делал? Кого любил? Всё ветром унесло. Те чувства, что, казалось, пылали так ярко - давно остыли. Ты - уже в новом сне, новом дне, новом месяце, новой жизни. Тоже кому-то снишься. Тоже кто-то пытается тебя вспомнить, как едва ушедший сон. Ходит весь день с головой погружённой в его ещё не совсем развеявшуюся дымку. А к вечеру - прочь. Ты исчез. Он исчез. Всё исчезло и растворилось друг в друге. Пошли новые сны. Череда новых снов. Таких же коротких и скорых на забытьё. Что-то, несомненно, от каждого и остаётся- но оно так крепко спит, что никак не добудишься. Завтра - ещё один сон.
@@
Сейчас подняться, воспарить. Прямо как вертолёт - вертикально, понемногу отрываясь от дивана. Вместе с музыкой, одним тоном, который вибрируя, нарастает в звучании, ты пропеваешь его в голове, и он растекается по тебе, а ты по нему, становимся единым, да, и вот сейчас бы, ещё чуть-чуть и подняться вверх, улететь, с телом или без- какая разница! - и почти веришь в это, что это возможно! Ещё чуть-чуть бы веры и смог бы, смог улететь! Ведь ничто не держит здесь, на диване. В этой комнате, городе, стране, мире. Всё мирское вдруг изничтожилось, утихло, и не за что ухватиться, и только слившись пением со звуком- можешь найти оплот, ещё одно временное пристанище. Сливаясь, вибрируете вместе, до мурашек по телу, и что ещё? Только это! Конечно, завтра вернётся всё на круги своя, но это будет лишь позже. Сейчас - лишь одно желание: забраться вверх вместе со звуком, подняться над этим миром иллюзорных желаний и хоть на мгновение заглянуть туда - в полное спокойствие и безмятежность, в то, что не рождается и не умирает, в то, что вечно - каким бы ты ни был, и кто бы ни писал эти строки.
@@
Это путешествие всегда было вглубь. Просто я того не осознавал. Даже те пятнадцать лет назад, когда в многочисленных своих зарисовках писал о том, что ищу тебя- я искал нечто совсем иное: саму тайну, сам смысл и его же бессмыслие, искал самого себя. И вот теперь - ты снова лишь как возможность, само воплощение мечты, лишена конкретной формы- ты смех вдали, и его же эхо в слезах, ты вспыхнувшее видение, радуга в небе- тобой можно лишь грезить, о тебе можно лишь только мечтать. Ты духом из другого мира, твои глаза не могут быть одного цвета... У тебя не может быть одного имени. Ну разве что два. Магда-Елена. Или Анна-Бэль. Лишь только сходят эти прекрасные созвучия с уст - и вновь возгарается огонь мечтания и страсти, хочется чтобы имена обрели лик, хоть на мгновение увидеть его в отражении чистой воды. Пока не побежит волна и не скроет его в своей пене, не заглушит голос в своём плеске. А голос твой- всегда воображаем, будто читаешь книгу и там он звучит единственно и неповторимо. Да, примерно таким резким я был раньше. Те пятнадцать лет назад. Я не мог даже подумать, чтобы самому на кого-то обратить внимание. Мне виделось, что ты сама выйдешь из тумана и я узнаю тебя, и ты мне скажешь, что пришла ко мне из другой жизни, из мира другого, быть может даже из сна. Я на полном серьезе думал, что так это только и происходит. Теперь я уже не думаю. Теперь я это просто знаю. Я говорю это а шутку, а быть может в серьез. Ведь всё на свете- лишь Его игра. Ему захочется - так оно и произойдёт.
@@
Ночной ветер. Я словно в двух местах сразу. Словно в двух мыслях, и ни в одной нет покоя. Со мной, словно с собакой, играют в тарелочку. Я просыпаюсь и не могу уснуть - порывы ветра барабанят в кухонную дверь. Я то на одном боку, то тут же на другом, и всё это словно соединено знаком легато, а может это ветер стучится не в двери, а в сердце. Я плыву в самом себе. Я не в фокусе. Фокус- со мной. Если я зазеваюсь - ветер может залететь ко мне в рот. И нас станет снова несколько. Один с центром в области живота, другой - где-то с районе ноги. Один из меня встаёт и закрывает форточку на кухне. Теперь ветер уже просто за окном. Бушует там вовсю. Другой из меня открывает на всякий случай глаза, чтобы удостовериться, что никто ни на одного из нас не смотрит. Давно как не было этого ощущения - что кто-то просто уставился в тебя и следит. Но это же моя кровать, кто ещё может в ней поселиться?? Ветер на время затих. Можнотврспрдьзоваиься паузой и зевнуть. Главное - не ферзя. Главное- мне нельзя. Чуть ли не единственная шахматная клетка в декабре, где пишется по-настоящему. Где слова разметаны словно листья на ветру. Где они никому не принадлежат. Дрожат гласные. Это ветер вновь прокатил за окном...
@@
По сути я классический однолюб. Правда, неплохо бы знать, кто эта одна?!
@@
Ночью опять бессонница. Почему-то возникает всегда в тот самый раз, когда пытаешься вернуться к утраченному редкому искусству вставаний до восхода солнца. Словно, что-то упорно не хочет моих ранних бодрстврствований. И получается, что два часа спишь, потом два часа с книгой на кухне, подгружаешься с головой в роман, который бросишь на следующий же день, как одноразовый пластиковый стакан из-под кофе в железную урну в парке. Потом снова засыпаешь, и уже очень поздним утром, встаёшь, завтракаешь и идёшь в тот самый парк, чтобы оставить в одной из его урн тот самый пластиковый стакан. Море для всех творческих людей ноне закрыто. Работать в нем велено лишь сухогрузам. Так придумали, что творческой работы в нем больше не сыщешь. И значит опять приходится не работать и чудить со словами, будто бы ты и вправду какой писатель, а чаще - просто брести без дела по парку, топография которого уже изучена словно порнография. И все предыдущие в ней строки - лишь для одного сравнения, которое кажется до жути обидным, но так метко описывает эту жуть. Например, первая любовь, сравнимая с некогда блестящей, ещё пахнущей свежим лаком, гитарой. Струны натянуты- тронь одну и в сердце ее эхо, и тень мелодии уже витает где-то рядом, и нет вдруг вокруг ничего, кроме неё одной- ещё робкой, лишь просящейся к пальцам. А теперь эта гитара пылится где-то на чердаке. Придётся туда заглянуть, чтобы отнести всякий ненужный хлам и тут и она, вполне себе гармонично смотрится в компании со сломанным, без ножки, стулом и большой картонной коробкой из-под настольного хоккея. И теперь так задумаешься - и нет ничего в том и обидного. И жути нет никакой. За окном по накрытому целлофаном уличному дивану лениво и тяжело барабанит пришелец-дождь. Ночь катится к утру, - все три слова с ударением на первый слог. Погудят немного провода на столбах. Потом ещё два часа сна - и забудется и эта ночь, и бессонница, и все мысли встанут утром с подушки и подойдут бродить на кухню, потом в парк, потом кончится декабрь, потом случится ещё бессонница. Пришельцы заиграют на барабанах... Или в настольный хоккей. По морям поплывут сухогрузы, прогудят провода на столбах.... А потом - бах! - и случится что-то ещё. Быть может, даже тот же самый Ричард Бах напишет один из последних своих романов. Про чайку, которая была плодом яблок. ....
@@
А солнца не было неделю.
Затменье, что и говорить..
@@
Просыпаешься - и весь день можно ни о чём ни думать!.. И вовсе не потому, что воскресенье. Скорее, девятый день недели - назовём его, ну скажем, снотворник. Когда всю ночь снятся сны такие чувственные и реалистичные, что нормально бодрствовать уже невозможно. Бодрствование -является плавным продолжением тех снов, в которых с тобой столько всего происходило, что просто нужно взять паузу на весь оставшийся день! Ни с кем не разговаривать, никому не мешать, не играть в тарелочки с соседом по балкону, в шахматы по переписке, в рассуждения, что тебе хоть что-то понятно в этой жизни или другой. Таким образом, снотворник можно полностью посвятить неспешной прогулке по окрестному лесу, запутываясь порой в кустарнике или взгляде в просеку облаков. Когда всю ночь приходится выбирать между быть или не быть (с девушкой, которой у тебя и нет) и терять в багаже гитару в аэропорту г. Акапулько (Мексика), пытаясь найти контакт со стюардами сразу на четырёх языках, и всё это бессмысленно, потому что рейс изменили, гитару специально увели под шумок, и главным стоит вопрос просто выбраться из этой Мексики хоть куда. Когда в ночь занят такими серьёзными вопросами днём уже не до дня. Просто запутывайся в кустарнике и пытайся не думать, где ты спишь, а где нет. Возможно, всё и наоборот, и тебе снится, что ты гуляешь по лесу, а история с девушкой и утерянной гитарой происходила на самом деле. На самом деле, возможно утерянной была как раз таки девушка, а снилась гитара, в которой запутался в струнах, в пальцах, в мелодии, которая из одной перетекла в другую, а ты не успел перетечь, начал абзац на «и», и вообще- сам ты здесь не причём, и Мексика тоже, и заброшенные аэропорты, пути к которым ищешь по проселочным дорогам, спотыкаясь о кактусы, о лево и право, и о соле мио светит так ярко, что пот проступает даже из сна, и просыпаешься без девушки, а есть ли в чехле та самая гитара уже даже и не имеет важности. Опять выпутываешься из кустарника, бредя по окрестному лесу, из одной мысли в другую. И если мысли есть и наяву и во сне, то может нет и никакой разницы между сновидением и реальностью, между вторником и снотворником, между девушкой и утерянной волшебной мелодией на гитаре. Между поднявшимися над леском туманом и твоей затуманенной головой.
Просыпаешься - и на весь день исчезает какая-либо разница. Мысль о мысли - не напоминает ли это о том, что всё, что мы видим - лишь отражение зеркал друг в друге, и где нет ни первого, ни последнего? А может, там нет вообще ничего, и мы лишь думаем, что видим; думаем, что есть, и чего нет... И кто такие эти вот «мы»? Может просто- участники одного телепатического сеанса? Или шахматного сеанса по переписке. Мы снимся друг другу. Мы бодрствуемся. Возможно, мы - просто шелуха, от того, что есть в нас. Во всяком случае, надеемся на это.