Семейная крыша
После войны майор Кузьма Яковлевич Наякшин продолжал жить так, как будто он находится на фронте. Он был последним истинным большевиком в нашем городе Самаре, хотя внешне ни чем не выделялся: маленький, сухонький, лысенький, в бериевских очечках. Однако энергия, бившая из этого человека, буквально валила с ног окружающих, хотя, возможно, они падали от его речей типа " сейчас бы сюда сотню красных конников, и мы решили бы эту проблему по пролетарски". Приходя на рынок, он заявлял южанам, что скоро сюда придут отряды Блюхера, и вы будете умолять бесплатно забрать ваши дурацкие персики и абрикосы. В винном магазине он пугал продавщиц, что наступит время маузера, который уронит цены на спиртное, так как пусть никто не надеется, что водка - основа советской экономики, ее фундамент - коммунистический дух. В бытовых конфликтах он заявлял, мол, не для того Зимний брали, чтобы тут кто-нибудь жировал. У деда был командирский голос и, разозлившись, он мог орать на три квартала вокруг.
В детстве случилась такая история. Я с матерью должен был встретить его на пристани старого водного вокзала, что находился на Некрасовском спуске. Мы сидели на скамейке и ждали. Появился ожидаемый водный трамвайчик. С самой середины реки вдруг услышали голос деда: " Я вам тут разорю белогвардейское гнездилище, вздумали в буфете под прилавком прятать от народа пиво. Не выйдет, я вам устрою Кузькину бабушку, халера вас забери". Вскоре по сходням спускался дед, неся в руке авоську, набитую Жигулевским в пол-литровых стеклянных бутылках, называвшихся "чебурашками". Тогда это был дефицит.
Глава рода ходил принципиально в помятых брюках, в старых тридцатых годов ботинках и беспрерывно курил вонючие папиросы, разбрасывая окурки во все стороны: дома, на работе и в обкоме партии. На важных заседаниях в присутствии высшего начальства старик стряхивал беломорный пепел на номенклатурные ковры, смачно сплевывал и громко сморкался, зажав пальцем одну ноздрю. Носовые платки уникум воспринимал как символом буржуазной пошлости. Он плевал на любые приличия и условности, демонстрируя пролетарскую косточку.
Бабка уважала своего мужа за крутизну. Она говорила, что живет за ним как за каменной стеной на этом страшном пиратском корабле, называемом Совдепия. Пустив дым через нос, она добавляла, мол, если бы не комиссар, то нас никого бы просто не было; закроет он глаза и всем крышка, а твой папаша все размотает и по косточкам разнесет.
Происходила наша" семейная крыша" из села Кара-Елга, Акташинской волости Уфимской губернии. Дед родился 27 октября 1900 года. Мать Анна Лукинична, обедневшая дворянка, а род отца Якова Несторовича происходил из татарских мурз, крещенных при Иване Грозном. Родители числились в крестьянском сословии и в метрике записаны православными. Семья гордилась братом отца Федором Нестеровичем Наякшиным, который служил матросом на знаменитом крейсере "Варяг". Деду с детства пришлось много работать: сапожником, столяром и даже певчим в церковном хоре родного села. Пришла революция и изменила всю жизнь, можно сказать вывернула наизнанку. Дед выбрал для себя самый верный путь, став красногвардейцем. Боевое крещение он принял в сражениях с Комучем в 1918г..
Большевик прошел с Россией через все перипетии, перевороты, перегибы и шатания. Иногда, хлебнув горькую, он пускался в воспоминания о Великой Отечественной войне: " Помню дело было в Польше. После прорыва немецкой обороны наш полк остановился на ночлег. Потребовались дрова. Я приказал спилить березу. Тут выскакивает с берданкой польский кулак и заявляет, что это реликтовая береза, одна единственная на весь его земельный участок , и это дерево даже фашисты не посмели трогать. Я на него навожу ТТ и говорю неси картошку, мироед, мы же твои освободители."
Дед прошел всю Великую отечественную войну от Подмосковья до Берлина в качестве комиссара, получил много орденов, но больше всего гордился медалью "За отвагу". Вытаскивая свою стальную реликвию из шкатулки, рассказывал такую историю: " Немцы окружили члена Военного совета, а нам поручили его отбить. Произошла страшная мясорубка, я сам бился в рукопашную. Приказ мы выполнили, а за это прилетела на грудь правительственная награда. Потом приказали лететь на самолете. Приземлились - медали нет. Переживал ужасно, а через месяц ее как-то нашли и мне вернули, разыскав по инвентарному номеру. Чудо, хотя в Бога не верил".
На войне комиссар обзавелся важными связями и получил поддержку в правительственных кругах, переписывался с Председателем Совета Министров СССР, Маршалом Н.А. Булганиным, позже с Ю.В. Андроповым. Дед дружил с Вячеславом Шишковым, от которого хранил письма, встречался с Алексеем Толстым и другими писателями. Солдат революции всегда хотел стать литератором, писал стихи, вел военные дневники. Однако жизнь распорядилась иначе. Он стал ведущим региональным историком- краеведом, специалистом по изучении жизни и деятельности В. И. Ленина. Пролетарский вождь прочно поселился в сердце и мозгах непреклонного большевика. Дед сажал меня на колени, давал конфетку и говорил, что это дедушка Ленин прислал и надо вырасти достойным великих идей.
Его острой критики боялась местная номенклатура, так как каждый ее представитель хотел теплого местечка, престижную квартирку, дефицита и деликатеса, а также шикарного отдыха на море или в правительственном санатории. Дед называл таких людей феодалами от социализма и вел против них классовую борьбу.
В 1954г. мой дед чуть было не разрушил свою научную карьеру, когда вступил в конфликт с Хрущевым по поводу Крыма, так как поддержал местного историка Геннадия Петрова, выступившего против передачи полуострова в подчинение Украины. Однако Никита Сергеевич убедил моего деда в том, что передача Крыма необходима из-за политических обстоятельств. Генеральный секретарь поручил профессору исследовать культ личности Сталина в Среднем Поволжье. Дед написал большую монографию, но в 1965г. она была конфискована органами госбезопасности, а архивные материалы, по которым писалась работа уничтожены. Я видел лишь несколько страниц из этой книги, и они произвели на меня самое тяжелое впечатление.
Старый коммунист много писал, публиковался, издавал книги и получал большие гонорары. Однако все деньги дедуля -мечтатель перечислял в фонд мира, продолжая ходить в потертом пальто и общипанной выцветшей пыжиковой шапке. Его отношение к деньгам и странное меценатство казалось глупостью для тех, кто не знал подноготную. Однажды профессору подарили элитного щенка немецкой овчарки, которого он назвал Акбаром. Со своей собакой ученый гулял утром и вечером в любую погоду и получал огромное удовольствие. Во время обеда дед сажал любимца на стул рядом с собой и ставил ему миску на стол с той же самой пищей, что ели все. Акбар сопровождал его в поездках на дачу и рыбалку. Деду часто случалось уезжать в командировки. Выгуливать пса приходилось родителям, которые делали такие постные лица, что пропадал аппетит. Однажды профессор вернулся из Москвы , и никто его не встретил радостным повизгиванием. Оказалось, что мамаша увезла собаку в неизвестном направлении, может просто усыпила. Дед поднял все свои связи в силовых органах, но лохматого друга так и не нашли.
Профессор пришел в бешенство, заявив, что так себя ведут только фашисты и денег больше никому не даст: ни рубля, ни копейки. Мать фыркнула, мол, куда деньги будешь девать? Тот ответил:" Не твое собачье дело, найду применение. " Так гонорары от изданий полились в фонд мира.
Наякшин действительно жил после войны, как на фронтовой передовой, беспощадно критикуя местную партийную и хозяйственную власть. Удержаться на плаву ему позволяли старые военные связи из столицы. Регулярно он ездил в Москву, где часто выступал как эксперт по Среднему Поволжью.
За трудовые будни боец получил роскошную квартиру в генеральском доме по адресу ул Чапаевская, дом 180, квартира 6. В этом доме когда-то жил сам Дмитрий Ильич Ульянов. Здесь во время большого сталинского террора арестовывали генералом, включая командарма Тухачевского. Наверное в память о них весной под балконами здесь прорастают полевые цветы.
Вернемся к переезду в этот легендарный дом, который произошел в 1966г. Новоселье омрачилось конфузом. Жильцы подписали коллективное письмо, что не желают появления в своем доме профессора химии, который будет травить своими ядами и создавать пожароопасность. Письмо заканчивалось трагическим вопросом: не профессор ли начал уже воровать общественное электричество? Разочарование перекосило лица соседей, когда они узнали, что въехал всего лишь региональный историк, заведующий кафедрой политехнического института, почетный гражданин города.
Из татарской глубинки в большую квартиру стали приезжать родственники. Они везли с собой банки с протертой малиной, сушеные белые грибы и просили старейшину помочь пристроить своих отпрысков в местные вузы. Дед терпел нашествия, бормоча сквозь зубы, ураза шайтан, но поддержку в целом оказывал, а малину уплетала вся семья.
Дружил марксист в основном со своими старыми партийцами. Вспоминаю судью Николая Михайловича Бузанова, работника обкома КПСС Ивана Степановича Злобина, ведущего строителя Александра Алексеевича Тибатина, экономиста Ивана Ивановича Долганова. Были также друзья, отсидевшие по двадцать пять в Гулаге.
Теплой компанией они часто ездили на зимнюю рыбалку с ночевкой, выражая полное презрение к уюту и быту. Там у костра закаленные коммунисты вспоминали прошлое, вставал вопрос о Сталине. Некоторые продолжали почитать вождя, но дед его ненавидел, считая предателем ленинского дела. Он говорил, что Сталин хуже Гитлера, так как дискредитировал великую и священную идею освобождения человека от эксплуатации. Кроме того, он был убежден, что усатый грузин убил больше россиян, чем бесноватый ефрейтор, делая парадоксальное заключение, что от Гитлера остались автобаны, а от Сталина шрамы в народной памяти, бункеры и колючая проволока. Порой дело чуть не доходило до драки, но водка всех примиряла. Помню как ночью у костра верный ленинец высказывал товарищам свои парадоксальные мысли. Он объяснял, почему страну называют Союз Советских Социалистических Республик? Советская власть - это новогодняя елка, на которую навешивают все новые игрушки и гирлянды в виде союзных республик. Должны появиться Баварская советская республика, потом Бельгийская, Голландская, Ирландская, Бразильская, Марокканская, пока весь мир не станет советским. Вот это и есть главная ленинская идея. Что придумал усатый? Объявил социализм в отдельно взятой стране, а это есть национал-социализм или гитлеризм, значит усатый - враг человечества.
Излюбленной темой деда был древний Рим, по истории которого он написал в 30-е годы при МГУ кандидатскую диссертацию, которую, правда, не защитил по политическим причинам. Рыбак говорил, что на одного свободного гражданина Рима приходилось 300 рабов, а вот в царской России на одного помещика до 200 крепостных к 1850г. а вот почему так? Тут Маркс объясняет - производительность труда выросла. Он чесал лысый затылок и вспоминал, что в детстве воспринимал помидоры как экзотический фрукт, а сейчас ими завалены колхозные поля.
Рыбалка располагает к откровениям и к юмору. Иногда дед засыпал около лунки, и друзья устраивали следующую шутку. Они привязывали к леске пешню, опускали ее на дно, а потом кричали: "Клюет!" Горе-рыболов просыпался, хватался за удочку, тянул, а пешня подо льдом крутилась от течения, будто огромная щука. Летом кто-нибудь из весельчаков воровал его старую замызганную рыбацкую шляпу, а потом присылал ее по почте бандеролью.
Еще одним хобби деда стала дача на 8 просеке. По его указанию там построили двухэтажный деревянный дом без фундамента. Большевик объяснил это тем, что через два-три десятилетия советская власть покончит с личной собственностью, и дачу снесут. Люди будут жить при коммунизме и поправлять здоровье в домах отдыха. Он полагал, что в общественных корпусах из стекла и бетона должны будут селиться по 365 человек, да так чтобы дни рождения не совпадали, тогда жизнь превратится в ежедневный праздник и чествование все нового именинника.
На свою дачу старый большевик приезжал ранней весной и разбрасывал удобрения, потом он появлялся регулярно: обрезал ветки на яблонях, высаживал экзотические цветы, включая красный мак, выращивал клубнику, малину, черную и красную смородину. Когда приходило время урожая, мы закатывали яблоки и вишню в трехлитровые банки, делая компот. Яблок оказывался порой слишком много. Тогда дед насыпал их в тележку и возил по местным летним детским садам, приговаривая, что продукт пропадать не должен. Дед убежденно говорил, что на планете слишком много голодающих и уничтожать продукты это фашизм.
Осенью для профессора наступала золотая пора. К нему приходил агроном Соколов, и они занимались прививкой деревьев. Получалось, что к одной яблони прививали до десяти различных сортов. Это вызывало у деда полный восторг.
Лет в шесть дед меня впервые взял на трибуну, где отцы города встречали ноябрьскую демонстрацию трудящихся. Под огромной чугунной фигурой героя революции Валериана Владимировича Куйбышева воздвигли специальный большой широкий деревянный помост, где собирались номенклатурщики с женами и детьми. Меня одели в приличный костюмчик, и старый большевик , взяв за руку, провел через множество милицейских и гэбэшных кордонов к заветному месту, своего рода партийной Мекке.
Детишки стояли у металлической ограды слева и справа от трибуны. Сначала был парад с ракетами, длинными и блестящими, как жирные колбасы. Чеканя шаг, проходили различные рода войск, потом двинулись колонны трудящихся с транспарантами, флагами и портретами вождей. Дед тем временем с друзьями накачивался дармовым армянским коньяком, закусывая бутербродами с черной икрой в театре оперы и балета, перед которым и происходило все это действо. Я же стоял в толпе молодняка, словно белая ворона. Номенклатурные дети толкались, пинались, оттирали друг друга, ерзая задницами. Никакого
благоговения перед великим праздником в их поведении не замечалось.
Дальнейшее вызвало настоящий шок. Несколько пацанов стали плевать из трубочек пластилиновыми шариками в проходящий мимо пролетариат. Один даже достал рогатку и палил шпонками из-под куртки. Милиция делала вид, что ничего не замечает, видимо, хулиганы принадлежали к недосягаемой советско-партийной элите. Когда действо закончилось, я тащил поддатого деда домой. Он смачно сморкался, зажав одну ноздрю пальцем, и орал, что все обуржуазились, одеваются как капиталисты и нет настоящих рабочих в косоворотках, кепках и голенищах , а значит нужна новая революция.
Так впервые я увидел противоречие между словом и делом, между заветами Ильича и жизнью. Кругом висели плакаты с советской пропагандой, где смельчаки добавляли некую народную суть. Например, к надписи " Народ и партия - едины" чья-то шаловливая рука приписывала фломастером " в своем стремлении к рублю"; или " Труд - источник богатства"... и объект преследования ОБХСС. На доме офицеров висел огромный плакат с изображением солдата, целящегося из автомата в прохожих. Внизу все читали: " Наша цель -коммунизм". Здесь и добавлять было нечего.
До перестройки старый марксист не дожил, а то бы, пожалуй, пошел бы с наградным наганом на продажную власть. В 1982г. в главном корпусе, что на Галактионовской угол Вилоновской он спускался по окованной железом лестнице в столовую. Какой-то студент пробегал мимо и как бы невзначай толкнул профессора, тот прокатился затылком по ступеням и потерял сознание. Почетного гражданина отправили в обкомовскую больницу на Чапаевскую улицу , где он лежал в элитной палате вместе главным режиссером драмтеатра Петром Львовичем Монастырским. Несмотря на усиленное лечение, дед через неделю умер. Его сотрудник кафедры истории КПСС утром позвонил нам домой и сказал, что необходимо немедленно прийти на кафедру, мол там вскрыли сейф и могут пропасть деньги и рукописи. Моя мать побежала в дедовский рабочий кабинет и увидела лишь пустой открытый сейф. Заместитель заведующего глумливо сказал, что все сотрудники будут хранить на столе пачку Беломора и коробок спичек в память о великом ученом. Из сейфа пропала огромная рукопись книги по истории Самары, написанная в честь 400 летия города 1586-1986гг. Договор с Куйбышевским книжным издательством повис в воздухе и фундаментальная работа не увидела свет под именем профессора.