Зеркало – в доме вещь нужная. В старину в богатых домах на дне сундука хранилось да девке в приданное давалось. А как без него красоту наводить? Оброс сей предмет приметами да суевериями. То место ему нужно определённое, то смотреть в него надо с оглядкою, то взглянуть на своё отражение, если вернуться на полпути пришлось. Треснуло зеркало – не к добру, а разбилось на крошки-осколочки – закопать и забыть, где прикоп лежит. Ребёнка малого к зеркалу не подносят, чтоб испуг не хватил да падучая. Коли смерть в дом пришла, занавешивать, покрывало накинуть на зеркало.
А хозяйка ему – зеркалица, дух незлобный, а всё же с характером, на охрану к тому же приставленный. Ох, не любит она нечисть, не жалует, принимать ее облик отказывается. Оттого домовые, злыдни, кикиморы, да привидения в зеркале никогда не отражаются. Тонка граница между мирами, хоть зеркалица на страже всегда, а и есть у неё свои слабости. Любит больно дух солнечных зайчиков, вместе с ними в наш мир вырывается. Ну а нечисти это на руку, иль на хвост, как душа велит. Если недогляд какой, или просто совпадение, да не может зеркалица назад вернуться, есть, где злу разгуляться, потешиться. Прёт оно силой со всех щелей, сгубить человека пытается.
***
Умерла тётка Зоя перед самым Покровом. Умерла тихо, без хвори и жалоб. С вечера скотину управила, борща наварила, мужнино исподнее постирать умудрилась. Легла и заснула, не забыв мужу напомнить, чтобы дом не спалил со своими цигарками. А утром растерянный дед Кондрат стал стучать по воротам соседей, делясь своим неутешным горем.
Тётку Зою в округе уважали. Зубоскалить попусту не любила, сплетни по соседкам не собирала, кому надо чего из мелочей по хозяйству, никогда не отказывала. «Большой души человек был»,- вздыхали соседи, оглядывая пришедших проститься с хорошим человеком. Смерть человека никогда не красит, а над тёткой Зоей больно свирепо поработала костлявая, изменила до неузнаваемости. При жизни была покойница женщиной дородной, а тут ещё больше увеличилась, расплылась по своей домовине. Лицо набрякло, затянулось восковой бледностью, нос вытянулся и заострился, как вороний клюв, глаза глубоко ввалились, а сквозь тонкие ниточки синих губ выглядывал кончик жёлтого зуба. Ни дать, ни взять ведьма, затаившаяся перед шабашем.
Старухи перешёптывались, глаза отводили, а дед Кондрат, казалось, ничего не замечал, бестолково суетясь у стоявшего посреди комнаты гроба. Дочь, приехавшая из города и взявшая на себя все хлопоты, несколько раз пыталась усадить деда Кондрата между сердобольных старушек, но тот вскакивал и поминутно оглядывался, всё ли по-людски, не забыли ли чего, горит ли свеча, занавешено ли старое зеркало, не слишком ли громко тарахтят соседки.
Оказию заметил только утром, когда зашёл в комнату. Люди на ночь домой разошлись, остались две соседушки, коим до дома через дорогу. Надо уважить покойницу, чтобы всё чин чином было, с молитвами да книгочтением. А какой старый человек всю ночь без сна выдержит, хоть к утру да на минуточку, а прикорнёт. Заглянул Кондрат в комнату, а женщины привалились друг дружке и задремали. Пахнет сосной да церковной лавкой, свеча оплыла совсем, вот-вот погаснет, а покрывало, которым зеркало укрыли, на пол сползло, обнажив гладкое стекло. «Ох, как нехорошо, и когда случилось, ведь недавно смотрел», - охнул Кондрат, подбирая с пола упавшее покрывало. Беды вроде нет большой, а всё непорядок, недогляд, стало быть. От такого недогляду у деда кошки когтями по сердцу прошлись, кровь в лицо ударила, и под жидкой бородёнкой зачесалося. Солнечные лучи силу ещё не набрали, а в окно проникли, отражаясь в зеркальной поверхности и рассыпаясь по комнате яркими бликами. Один из таких непрошенных гостей уселся прямо на нос покойницы, отчего тот ещё больше вытянулся и сморщился, будто чихнёт сейчас тётка Зоя, отгоняя тёплый ласковый отблеск. Фыркнул Кондрат, задёргивая шторы, горький комок сглотнул, опять к зеркалу кинулся исправлять случайность окаянную. Только комок до нутра не дошёл, вернулся ещё с большей горечью. В зеркале, из своей домовины пялилась на него широко открытыми мутными глазами покойная жена, не то со злобою, не то с укором. Что ещё более странно, не было в нём ни соседушек, ни красного угла, ни пламени свечи, муть одна тёмная и холодная. Дед Кондрат не из робкого десятка, суеверия над ним власть не имели, а тут струхнул, попятился от наваждения, мысленно осенил себя крестным знамением. В голове прояснилось только тогда, когда где-то хлопнула дверь, собака брехнула, завозились соседушки, наполняя комнату заунывным бормотанием. Накинул злополучное покрывало на зеркало, ругая себя за слабость и малодушие.
***
Почти две недели прошло, как схоронили тётку Зою. Вроде, жизнь должна дальше идти, а для деда время на одном месте остановилось и давай его по хребтине всякими недоразумениями охаживать. Шорохи да стуки стали делом привычным. То за печкой завозится, по углам заскрипит, то в окно среди ночи стучать начинает, скрестись. Кондрат отметины не раз находил, словно кто стеклорезом по стеклу прошёлся. Двери стали сами собой открываться, а потом шаги тяжёлые, до скрипу в половицах. И это всё в доме, где один человек живёт! С зеркалом вообще чертовщина твориться стала. К утру иногда так запотеет, что потёки по стеклу и раме до самого полу доходят. Не водой доходят, киселём ржавым с приторным запашком пропавшего студня. Поверхность совсем потемнела, будто кто серой краской с обратной стороны выкрасил. Больше всего пугали деда отпечатки длинных пальцев, ясно выделяющихся на стекле. Сколько ни тёр, с каждым днём их всё больше становилось, по всему видать, с той стороны кто-то проход ощупывает. Несколько раз порывался Кондрат снять его со стены да выбросить к чёртовой матери, толку от такой вещи нет, а ужас наводит. Останавливала не стариковская скупость, а привычка и желание, чтобы всё оставалось на своих местах, как при живой тётке Зое.
Между тем, странности из дома на хозяйство переползли. Ладно, пустобрех Волчок по ночам подвывать стал, это за ним и раньше водилось, а вот почему куры в курятник заходить перестали, этого Кондрат никак понять не мог. Коровёнку, которую дед по своему мужскому разумению перевести хотел, в молоке отказывать стала. Удой стал водянистый, синеватый, иногда с кровянистыми комочками. Всё это злило, угнетало и выбивало из жизненной колеи, вызывая бессонницу и желание приложиться к лучшему проверенному сорокаградусному средству.
***
-Ёханый пупок, хорошо пошла! – шумно выдохнул подвыпивший сосед, зашедший на огонёк с початой бутылкой волшебного зелья.
- Раз пошло хорошо, наливай давай ешо, - отозвался Кондрат, хрустя огурцом.- Ты закусывай. Сало, огурцы, покойница Зойка знатные огурчики делала.
Мужики расположились не в тесной кухоньке, а в большой комнате, больно захотелось деду гостя уважить, не каждый день сосед вот так захаживает.
- Ну ешо, так ешо, с хорошим человеком чего не выпить, - расцвёл сосед, разливая очередную порцию по стаканам.
Разлилась горькая по телу жарким пламенем, согрела нутро, освободила сокровенное, развязала языки.
- Слушай, Кондратий, а чего ты этот хлам не выбросишь? – спросил сосед, в который раз оглядывая серую раму на стене.- На свалку его, или на чердак, а вместо него картину какую, или календарь забабашь. Дюже жути нагоняет.
- Ага, давно пора, да рука не поднимается. Я его по молодости намертво к стене приделал, а оно, окаянное, мне такие страсти сейчас выдаёт.
Собрался Кондрат уже рассказать про то, как с зеркала покрывало упало, когда домовину ещё не вынесли, и про отражение покойницы, и про ржавые потёки, и про прочую чертовщину, да сосед не дал. Соскочил с табурета да к зеркалу.
- Так я тебе зараз пособлю снять эту хрень. Чего раньше не сказал?
Схватившись руками за облезшую раму, потянул её на себя, кряхтя и пошатываясь в хмельном возбуждении.
Несвязный шёпот прошёл по углам, поверхность зеркала заколыхалась и натянулась, вползая в комнату раздувшимся пузырём. Сквозь пузырь проступили очертания шестипалых ладоней, яростно старавшихся порвать тонкую перепонку. С невиданной быстротой они ощупывали преграду, готовую вот-вот лопнуть под натиском неизвестной сущности.
Сосед смотрел на всё это, замерев от неожиданности и выпучив глаза. Но когда серую перепонку натянула огромная морда с длинным крючковатым носом и раскрытой пастью, в провал которой ушла добрая половина пузыря, его нервы не выдержали. Он отскочил назад, споткнулся о стул и загремел на пол, задрав кверху лытки. Перевернулся и пополз к двери на карачках, матеря водку, деда Кондрата и чёртово зеркало.
По углам уже не шуршало, а скреблось и выло, половицы во всём доме скрипели и стонали, прогибаясь под чьими-то тяжёлыми шагами. Дед дрожал, выбивая зубами дробь, так и держа в руках надкусанный огурец. Посреди комнаты стояла покойная жена, в том же облачении, в котором в домовину положили, щерилась на него остатками жёлтых зубов и показывала костлявым пальцем на зеркало. С облупившейся деревянной рамы тонкими ручейками стекала бурая грязь, заливая пол и наполняя воздух тошнотворной вонью. Дед несколько раз мотнул головой, поперхнулся, закашлял надрывно и повалился на бок, увлекая за собой клеёнку с расставленной на ней закуской.
***
Вторую неделю Гришка чувствовал себя плохо. Болела голова, тело ломило и выворачивало, горел огнём старый шрам на ладони. Маленький пузырёк со свернувшейся капелькой огня Ярилы, хранившийся на дне ящика комода, по ночам стал оживать, просачиваясь ровным светом сквозь щели. Ко всему прибавилось чувство, что кто-то за ним следит, следит и вдалбливает в голову слова, смысл которых Гришка никак не мог понять.
Соль, земля, полынь, огонь!
Чаша полная воды!
Ко святице на поклон
Против беса и беды.
Слова прилипали к языку, словно кто заставлял повторять их снова и снова. А легче становилось, ломота и боль отступали, тянуло в сон, хотя чувство, что за Гришкой следят так и не исчезло.
***
Потрёпанный уазик остановился около ворот, и из него вылез пожилой седовласый мужчина в грязных болотных сапогах. Гришка удивлённо уставился на гостя, оглядывая его с головы до ног.
-Как здоровье, Григорий? – насмешливо спросил приезжий. – Голова не болит?
Гришка рта не успел раскрыть, как гость с серьёзным видом продолжил:
- Вижу, что не болит. Помог, значит, заговор. Ну, будем знакомиться, или стоять будем? Никита Тимофеевич, - гость протянул большую морщинистую ладонь.
- Григорий Кудрявцев.
-Будем знакомы, Григорий Кудрявцев.
Видя Гришкино замешательство, мужчина выпалил прямо в лоб:
- Я двести километров отмотал не только ради того, чтобы с тобой поздороваться. Разговор у меня к тебе серьёзный, а времени мало. Тьфу ты, ну чего уставился, как мышь на крупу, так у вас принято гостей встречать?
Пока гость стаскивал болотные сапоги да шумно фыркал под струёй холодной воды, Гришкина бабушка собрала на стол. Она, казалось, совсем не удивилась странному гостю, который вёл себя как старый знакомый. Он по-хозяйски оглядел комнату, прищёлкнул, увидев бабушкины разносолы, но графинчик с домашней наливкой отодвинул.
- В нашем деле голова ясной должна быть.
- В каком таком деле? – настороженно спросила бабушка.
- Известное дело, в волховании, а то вы не знаете!
- Больно много волхователей развелось. За деньги и судьбу предскажут, и порчу наведут.
- Это экстрасенсы, по большей части которых шарлатаны. Волхв – совсем другое, и внук ваш тоже другой. Это вы и без меня знаете.
- Да знаю, - вздохнула бабушка и заторопилась к соседке, оставляя мужчин для важного разговора.
- Ну так слушай, Гриша. Сам Сварог, Перун да Велес силу земли людям передали. С силой этой человек рождается, выделяет она его среди прочих людей. Именно волхвы были когда-то великими учёными своего времени и сумели постичь то, что многим людям казалось потусторонним и неведомым. Шли к волхвам за советом, за справедливостью, называли их и кудесниками, и чародеями. Сами боги были на их стороне, боги языческие, а время память о них не стёрло. С ранних лет волхвы изучали законы природы, постигали тайны жизни, наблюдая за самыми разными существами, совершенствовали свой дух служением божествам. Оттого в опалу и попали. Власть, мудрость да зависть их сгубили, рассеяли по земле, растворили во времени да в людском неверии. Но, забытое, ещё не исчезнувшее. Мы с тобой свой дар на показ не выставляем, но и от людей не прячемся. Люди нас серьёзно не воспринимают, старые знания забыты и немногим открываются.
- Так я что, волхв что ли?
- Огурец ты зелёный, а не волхв. Мало дар иметь, к нему ещё знания нужны. Что-то в тебе уже заложено, что-то ты сам узнал, а что-то я подсказал.
- Картинки в голове, голос с наговорами, посылка с бутылочкой?
- От меня идут, - утвердительно кивнул головой Никита Тимофеевич. – А без помощи тебя нечисть в два счёта уничтожила бы и пятна мокрого не оставила. Для таких, как мы, институтов не предусмотрено. Знания друг другу передаём, помогаем и учимся в процессе.
Дав Гришке переварить услышанное, гость продолжил.
- Дела у вас на селе нехорошие творятся. Нечисть волнуется. Пока доехал, двух мавок у самой дороги видел и лешего. Он, зараза, мальчишкой прикинулся, пытался в чащу заманить. Не сообразил сразу, что ребёнок не по погоде одет, машину остановил, вылез, думал, помощь нужна. Мальчик рукой машет, в лес показывает. Я до первых кустов добежал и на тебе, по колено в землю ушёл. Ветки со всех сторон лезут, руки скрутили, спеленали, как куклу, вниз что-то тянет, а мальчишки уже след простыл, мшистая колода рядом шевелится. Я по этому мракобесию заговором. Хватка ослабла, а ноги не отпускает. Долго чертыхался, заговор читаю и ползу потихоньку, корни рядом, как ужи извиваются, в глубине чащи что-то ломится, а подступить не смеет. Дорогу вижу, машину вижу, так и выбрался, правда, сапоги свои землице подарил, пришлось в болотники влезть, благо в машине валялись. Ой, Гриша, не к добру это, когда нечисть к человеку сама лезет, не к добру.
В коридоре хлопнула дверь и в комнату вошла запыхавшаяся озабоченная бабушка.
- На Горюхино странное что-то творится. Говорят, скотина по всей округе мычит, собаки воют, Кондрата в больницу увезли, а он две недели, как жену схоронил. Сосед в стельку пьяный какой-то бред про зеркало несёт.
- В доме покойник был, а сосед про зеркало несёт? – Никита Тимофеевич на минуту задумался. – Вот тебе и не к добру, если, то, что я думаю, поторопиться надо. Далеко отсюда?
- На другой конец села, - ответил Гришка, поднимаясь с места вслед за гостем.
- Так, огонь Ярилы сохранил?
- В ящике, в комоде.
- Бери его да зеркало побольше захвати, на улице пасмурно, пригодиться может.
Через две минуты уазик отъезжал от дома, Гришка показывал дорогу, обнимая зеркало, второпях сдёрнутое с комода.
***
Весь околоток казался вымершим. Нигде не хлопали двери, не выглядывали на улицу из-за заборов соседские головы. Нависшую тишину нарушали тоскливые подвывания собак и жалобное мычание скотины в хлевах. Никто не появился, даже когда машина остановилась около сиротливо распахнутых ворот большого приземистого дома с маленькими зашторенными оконцами, собака даже из будки не вылезла.
Поднявшись на крыльцо, Никита Тимофеевич несколько раз стукнул по входной двери.
- Хозяин в больнице, а родственники, наверно, не знают ещё, - выглянул Гришка из-за широкого плеча.
- Нам на руку,- ответил мужчина, потянув на себя дверь.
В коридоре царил полумрак, а на чердаке и под полом слышались возня и постукивания.
- Домовой лютует, беспокоится. Не нравится ему что-то. Запах чуешь? Не почувствовать запах слежавшихся тряпок и прогорклого дыма было невозможно. Стены насквозь пропитались им, источая ещё один, слабо заметный, но тошнотворный и настораживающий.
- Сера. Запах серы всегда связывают с потусторонним миром, смертью, адскими муками и отвратительным духом греха. Эта вонь заставляет людей думать о жутком подземном царстве, где черти пытают огнём грешников. Странная смесь для такого места. Ох ты, язве тебя!
Никита Тимофеевич смотрел на смердящую бурую жижу,
растёкшуюся по полу. Тёмный провал внутри потрескавшейся деревянной рамы уходил внутрь бездонной пропасти.
- Чего это? – Гришка вопросительно посмотрел на мужчину.
- Это? Зеркало без хозяйки, без зеркалицы. Зеркалица увиденное отражает, девкам суженных гадает, дом от тварей охраняет. С той стороны кто проберётся, голод, мор в дому начнётся, - присказкой ответил Никита Тимофеевич, осторожно подходя к зияющей дыре. Хозяйку-то выпустили, а назад не впустили. Доставай-ка, Гриша, огонь Ярилы да зеркало, становись напротив, огонь в зеркале отразится, может, вернётся хоз…
Шестипалые мохнатые руки с лёгкостью прошли через прозрачный барьер и вцепились в мужчину, затаскивая его внутрь дыры. Из лужи на полу поднялся вверх ядовитый туман и разостлался по полу белыми клубами. То тут, то там замелькали обескровленные измученные людские лица, разевающие рты в немом крике. Из дыры вырвались полчища летучих мышей и закружились по комнате в демоническом вихре. Что-то острое полоснуло Гришку по лицу, десятки тварей вцепились в куртку и штаны, запутались в волосах, острые зубки стали кусать и рвать оголённое тело. Никита Тимофеевич сопротивлялся, мотая ногами и отталкивая от себя шестипалые лапы, когда над ним зависли красные глаза, злобно сверкающие из густой темноты.
От семи седмиц,
От Небесных Криниц
Сойди, Благость Божия,
На наше Требище,
На Свято Капище!
Здесь Огонь горит,
Здесь Слава гремит,
Здесь Треба восходит,
Здесь Сила водит,
Круг хороводит..
- Гришка, огонь давай, зеркало ставь!
Облепленный кучей зубастых тварей, Гришка с трудом сделал шаг вперёд, направляя зеркало на чёрную дыру. Другой рукой вскинул вверх заветный флакон, в котором уже набирал силу, разгорался животворящий огонь. Яркие лучи залили комнату, отразились с зеркальной поверхности и вторглись внутрь бездны, испепеляя летучую нечисть и шестипалые лапы. Красные глаза сверкнули последний раз и растворились в жарком пламени, разогнавшем потусторонний мрак. Из дымящейся рамы тяжело вывалился ободранный и измазанный сажей Никита Тимофеевич.
***
-Повоевали маленько! Гляди-ка, и хозяйка вернулась.
Из зеркальной поверхности смотрело на мужиков их собственное отражение. Искусанный помятый Гришка и не менее симпатичный оборванный и взлохмаченный Никита Тимофеевич. Ко всему показало зеркало великую разруху в виде перевернутых стульев, битой посуды и скомканных половиков.
-Хорошо, что дом не спалили.
-Как видишь, и нас не задело. Огонь этот против зла да черени, а людям для службы и помощи.
- Как так, зеркалица своё место покинула, а назад не вернулась?
- Любопытный ты, Гриша. Это хорошо! Бывает такое. Может, в неровен час, окно задёрнули, может, чего и похуже. С лучом ушла, с огнём вернулась. А вот и соседи на разведку пришли.
С улицы хлопнула дверь, и в коридор ввалился полупьяненький мужичонка и востроносая женщина, с подозрительно бегающими глазками.
- Э, кто здесь? Чего надо в чужом дому?
- Свои мы, к Кондрату заехали с гостинцами, дом открытый, а его нет.
- В больницу положили, после зелья твоего палёного! – женщина яростно намахнулась на мужичонку.
- При чём тут это? Говорил же, зеркало колдовское.
- В голове у тебя зеркало, алкаш проклятый! Ходишь, чё попало собираешь, от людей стыдно!
- А искрило тогда сейчас что? Тоже померещилось?
- Да ничего не искрило, - удивился Гришка, подыгрывая Никите Тимофеевичу. – И зеркало как зеркало, висит себе на стене, как положено. А выпили вы, видать, знатно.
- Ну что, Гриша, поехали хозяина проведаем, - подмигнул мужчина и прошествовал мимо озадаченных соседей.
Уже на крыльце обернулся:
- Дом закрывайте, присматривайте тут по-соседски. А это всё с пьяных шар вам померещилось. Предрассудки, суеверия, а кто не верит, к тому не прицепится.