Коники

Ирина Кульджанова
Первая моя знакомая вживую лошадь случилась в третьем классе. Мы летом ездили с родителями в Беларусию, под Минском есть маленький военный городок - Марьина Горка. Там жил и служил бабушкин старший брат - дядь Миша. Он был все время занят на службе, но однажды вечером погрузил нас и все свое семейство - детей и внуков вперемежку - в три служебных машины и увез нашу ораву на хутор. Два маленьких дома под соломенными крышами на большой поляне, с трех сторон жуткий черно-зеленый лес, густючий и темнючий, даже ветром его не колышет- ветер бессилен. А с четвертой стороны такая же темная и неспешная река - Птичь. Сплошь заросшая кувшинками. Как же  было страшно вечером… К тому времени гоголевские "Вечера на хуторе близ Диканьки" мною были читаны неоднократно и беззаветно любимы, посему, как только хозяйка в доме задула последние свечки, я затаилась на большой кровати вместе с остальной оравой детей. Местные уснули, как убитые, а я лежала и слушала страшные ночные звуки, придумывала им объяснения и оттого пугалась и цепенела от страха еще больше. Когда дошла до крайней степени ужаса - нечаянно уснула. А утро было невозможно ослепительным. Вот когда солнечные зайцы кругом, и лучи во все окна, туман еще не рассеялся , стелится по низу и светится!  Я ужасно тогда рано проснулась, все еще спали - еще бы, там такая толстенная перина была! Убей не помню, как выглядела хозяйка и как ее звали, но она тоже к тому времени проснулась. Выдернула меня из сопящей сонной кучималы и мы пошли доить корову. Ну, вернее она доила, а я смотрела вокруг и ждала молочко. И тут где-то рядом кто-то громко всхрапнул. Совсем рядом! А тетка сидит, доит, с коровой болтает, будто и не произошло ничего! А на меня лошадь из тумана выдвинулась. ОГРОМНАЯ!!! Когда мы только пришли, ее не особо было видно, а потом бац! И стоит надо мною, глаз из-за гривы не видно. Жует цветики меланхолично. И я передумала помирать от страха - а ведь чуть было не померла. Но покататься на ней днем, когда все катались, все ж не сподобилась - она была кошмарно высокой.

Следующие мои лошадки были уже после школы. На абитуре повезли нас на картошку, в Самарку, на старые колхозные поля. Сейчас вот думаю - как мы там жили... Нас поселили в старых коровниках, окна не застекленные, нам выдали рулон полиэтилена и пару килограмм гвоздей- мы сами затягивали окна. На сто человек - один молоток и пара булыжников... Я жила с нашими девчонками - Ирой Черновой, Индирой, Гулей Касимовой . Было жутко холодно, все время есть хотелось, никаких рядом магазинов тебе, ни душа, ни матрасов каких-никаких. Обжились кое-как, всем  вместе приходилось из всего выкручиваться. На кровати настилали выданное одно из двух шерстяное одеяло, спали в одежде - в куртках и шарфах. Первой по оказии приехала через пять дней моя мама - вся еда, что она привезла с собой, была слопана в одночасье - голодные были все как бобики. Потом она позвонила всем родителям - и по очереди начали наезжать все, кто мог, привезли постель, еду, обогреватель, кипятильник - жизнь наладилась. Мы подружились с мальчишками из соседнего отсека - теперь у нас в распоряжении была грубая мужская сила и развитая техническая мысль - а мы их подкармливали, и у нас было тепло и уютно. Через неделю была первая дискотека. Мы, напахавшись в поле на картошке, отмывшись по очереди в ведре, нагретом большим кипятильником, были готовы к грядущему веселью. Но в зале всегдашней столовой было как-то не очень, и я решила - ну ее нафиг, эту дискотеку, пойду лучше в барак. Вышла на улицу и увидела человек десять местных мальчишек, привязывающих лошадей рядом со входом. Лошади были смешные. Маленькие. Повыше пони, конечно, но все равно низкорослые. С мохнатыми ногами, мохнатыми гривами, наглыми мордами. Они фырчали, перебирали ногами и всячески выражали свое недовольство. В общем, хозяева этого табунчика ушли плясать, а я уселась неподалеку на ступеньки - мне было на них весело смотреть. Тут - то меня и застал один из наших "соседей" , Серик - баурсак. Он вот уже как неделю безнадежно страдал по Индире. Зная, что она со мною в одной комнате живет, решил мосты построить . "Хочешь,- говорит-покататься? Я все устрою!". И я , конечно же, обрадовалась. А он снял повод с привязи, закинул меня на одну лошадь, сам прыгнул на другую :“Упирайся ногами в стремена , держи крепко повод и не бойся!”  И МЫ ПОНЕСЛИСЬ! Меня болтало, как в центрифуге. Думала, вылечу из седла . И, кажется, я орала...А потом коник подо мной вдруг перешел на галоп- ну это я потом узнала, просто меня перестало бешено и невпопад трясти , и я просто ритмично куда-то проваливалась с разбега. Под это уже можно было подстроиться, сгруппироваться как-то... И мне перестало быть страшно... Не думаю, что мы скакали как-то очень уж быстро. Мне казалось это какой-то бесконечной бешеной гонкой, но, черт побери, это было нереально весело!!!
Мы вернули коней до того, как их хватились. На непослушных ногах я ввалилась в нашу "комнату" , фыркая и тяжело дыша, и мне казалось, что это я эту лошадь на своей спине вскачь катала, а не она меня.
Через пару вечеров таких экзерсисов местные нас засекли. Серик огреб по полной, а мне мальчишки разрешили брать лошадь - но только под присмотром. Пару раз мне на хвост падали девчонки знакомые, мальчишки из соседних комнат - к концу следующей недели никому уже не нужна была эта дискотека... А я каждый день ждала вечер. Перезнакомилась с местными ребятами - мне выделили опекуна, не помню, как его имя, зато лошадь его звали Каракат- переводится черная смородина. Опекун мой немного говорил по-русски, и ужасно гордился, что я ни разу не вывалилась из седла. Однажды мы гоняли затемно, и в степи нам навстречу ребята с соседнего схоза попались- решили, что я казашка, потому что " русские на лошади как надо ездить не умеют! " Хорошо, что я ничего по казахски тогда не понимала, а то бы полезла доказывать, что это не так… Мне потом опекун перевел. Индира, кажется,  тоже потом пару раз  рысачила, но Серик все же не стал ее фаворитом. О, женщина, коварство твое имя!

И теперь снова - та же Самарка. Теперь тут коневодческое хозяйство, и лошади совсем другие - меланхолично-апатичные алтайцы и более резвые башкирцы, но новичкам их не дают. И подо мною до раздражения спокойный Монгол. Мы бредем с ним по степи, он на ходу зажевывает высокую траву, и воздух такой же чистый и холодный, пахнет полынью и чабрецом, в какой-то момент я из вредности подтягиваю повод повыше, не давая ему сорвать очередной цветочек, он понимает, что до дома еще далеко,  есть спокойно я ему не дам, и мстит мне мелкой рысью. И мне приходится встать в стременах,  огреть паразита по крупу что есть силы ладошкой. До него доходит вся правда жизни, и мы, наконец, разгоняемся... И я согреваюсь, вообще целый мир сгожусь согреть!!! И, наконец, начинаем чувствовать друг дружку, и он меня слушает, и весь день проходит в замечательных уступках слабостям друг друга. На станции целую его бархатную морду - у нас обоих просто ослиное упрямство, мы друг друга стоим, но пока что повод держу я. Он кивает на каждое мое слово - и у меня рождается ощущение, что он гораздо умнее, чем прикидывался. Буду скучать по нему.
Это был очередной счастливый день.


Иногда смотрю на небо и думаю - как же хорошо, когда очередной круг замыкается, все становится на свои места и обретает окончательный смысл.