Композитор – Р. Паулс
Слова – А. Вознесенский
Исполнитель – А. Пугачёва
Жил был художник один, домик имел и холсты.
Но он актрису любил ту, что любила цветы.
Он тогда продал свой дом, продал картины и кров.
И на все деньги купил целое море цветов.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Утром ты встанешь у окна, может сошла ты с ума.
Как продолжение сна площадь цветами полна.
Похолодеет душа, что за богач здесь чудит.
А под окном чуть дыша бедный художник стоит.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Встреча была коротка, в ночь её поезд увёз,
Но в ее жизни была песня безумная роз.
Прожил художник один, много он бед перенёс,
Но в его жизни была целая площадь цветов.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьёз
Свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Премьера в «Новогоднем аттракционе» 2 января 1983 года.
Вознесенский создавал текст «Миллиона роз» на уже готовую мелодию песни «Подарила Мариня девочке жизнь» (латыш. «D;v;ja M;ri;a meiti;ai m;;i;u»), написанной композитором Раймондом Паулсом и поэтом Леонсом Бриедисом. Её в 1970 - 1973 годах исполняла на латышском языке Лариса Мондрус, бывшая в то время в СССР весьма популярной певицей [0]:
Когда в детстве, в детстве
Мне делали плохо,
Я спешила, спешила
Тогда мать найти сразу,
Чтобы взяться, взяться
Руками за её передник
И мать мне, мать мне
Тогда, усмехаясь, говорила так:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
Так шло время, шло время
И ну уже матери вместе нет.
И самой мне, самой мне
Со всем надо справиться.
Но в моменты те, моменты те
Когда сердце ноет болью горечи,
Я сама себе, сама себе
Тогда, усмехнувшись, говорю
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
Что забудется, забудется
Мне всё в деньских заботах.
И вдруг, вдруг
От неожиданности осекаюсь.
Так как слышу я, слышу я
Что сама про себя
Шепчет тихонько, тихонько
Уже моя дочка, улыбаясь, так:
Подарила, подарила, подарила Мариня
Девочке, девочке, девочке жизнь.
Забыла, забыла, забыла дать, однако,
Девочке, девочке, девочке счастье.
В 1981 году «латышский» вариант этой песни на конкурсе «Микрофон» исполнила латышская эстрадная певица Айя Кукуле (Aija Kukule), после чего песня приобрела определенную известность в СССР. Дело оставалось только за русским текстом, чем и занялся поэт Андрей Вознесенский.
Из воспоминаний Вознесенского:
«Сочинять для эстрады я начал исключительно ради денег. Пришел к Микаэлу Таривердиеву, а он и говорит: «Напиши для меня». Я и взялся из спортивного интереса. Сперва, была песня «Не исчезай», но она не пошла. Потом мы с Паулсом написали «Барабан» - песня тут же стала шлягером, ее запели во всех ресторанах страны. Я проснулся от шелеста купюр, они, как листья осенью, сыпались на меня, сделав за короткое время немыслимо богатым человеком.
Но члены Союза композиторов затаили на Раймонда Паулса обиду и решили пожаловаться самому Сергею Георгиевичу Лапину - всесильному председателю Гостелерадио. Кто-то сел за рояль и сыграл, слегка переврав, мелодию «Барабана», получилось нечто, напоминающее израильский гимн. Бред полный, но Лапин испугался. Страшно испугался! «Барабан» тут же исключили из репертуара, вычеркнули отовсюду.»
Тогда в отместку Вознесенский написал «Миллион алых роз» - к этой песне придраться не смогли, так как мелодию уже приняли на конкурс в 1981 г.
Работая над переводом, Вознесенский вспомнил строки из романа Константина Паустовского «Повесть о жизни», пятая часть «Бросок на юг» (1960), где рассказывалось о любви грузинского художника Нико Пиросмани (1862 – 1918г.) к французской певице и танцовщице Маргарите де Севр и текст песни был полностью изменён. Очевидно, именно этот изменённый вариант и принёс песни оглушительный успех.
Первую пластинку с песней в исполнении Аллы Пугачевой фирма «Мелодия» выпустила в 1982 году громадным тиражом - 6 млн. экземпляров, который был мгновенно раскуплен, и с тех пор весь Советский Союз распевал песню про «миллион алых роз», в которые превратил свою жизнь художник ради любимой женщины. Оставалось только представить её на телевидении. И премьера состоялась в программе «Новогодний аттракцион» в ночь с 1 на 2 января 1983 года. В нем участвовало целое созвездие популярных артистов советской эстрады - София Ротару, Людмила Гурченко, Александр Абдулов, Ирина Алфёрова, Валерий Леонтьев и др., но главным номером, естественно, шла Алла Пугачёва, которая выступала в двух ролях: ведущей (вместе с Игорем Кио) и исполнительницы.
По задумке режиссера Евгения Гинзбурга, Пугачева должна была исполнить «Миллион роз», раскачиваясь на качелях. Вот как об этом вспоминал Игорь Кио:
«Приспособили для её пения трапецию, на которой воздушные гимнасты работают свой номер. Трапеция эта устроена следующим образом: от нажатия кнопки она снизу стремительно взмывает под купол. Алла втайне от нас решила, что эффектнее будет, если и она выступит под куполом. Она подарила ассистенту, который стоит на пульте и нажимает на кноп-ку, пластинку со своим автографом - и он её в нужный момент поднял. А меня до этого ещё попросила, когда начнёт петь, закрутить трапецию вокруг своей оси, чтобы потом она раскручивалась.
Когда началась съёмка, мы просто похолодели от ужаса - ведь все же планировалось совершить внизу. А получилось так: я галантно посадил Пугачёву на трапецию, и вдруг певица через мгновение очутилась под самым куполом. Даже воздушные гимнасты по законам техники безопасности, если поднимаются на высоту свыше пяти метров, обязаны надеть страховочный трос - лонжу. Пугачёва же работала без всякой лонжи, без всякой страховки. И проделала все так, будто ей каждодневно приходится заниматься подобными делами. После съёмок Алла созналась мне, что единственное, чего она боится в жизни, — это высота…».
Из воспоминаний Гинзбурга:
«Это была страшная история. Причем первым, кто понял, что случилось, был я. Я сидел в ПТС (передвижная телевизионная студия) и следил за ситуацией. А остановить что-либо было уже невозможно. Единственное, что я мог сделать, это сообщить через помощника страховщикам, что Алла не пристегнута. Но она все честно сыграла и была совершенно свободна на трапеции».
«Хорошо, что у меня одно место мягкое, - смеялась уже потом Пугачева. - А будь худая - соскользнула бы..»
Реальный полет над залом, о чем часто грезила Алла, оказался достаточно жутковатым, но зрители восприняли его «на ура».
В 1983 году Алла Пугачёва с этой песней стала лауреатом всесоюзного телефестиваля «Песня года». С тех пор практически ни одно сольное выступление певицы не обходилось без исполнения песни под концовку концерта, на «бис», нередко в совместном исполнении со зрителями в зале.
В Японии эта песня не менее популярна, чем в России.
Японская история «Алых роз» началась почти одновременно с началом ее популярности в СССР. Тогда эту песню несколько раз прокрутили по токийскому радио, а затем - в передаче «Русский язык» на телеканале NHK – русская культура была здесь тогда безумно популярна. Песню услышала молодая девушка с редким для этой страны именем – Нина Хёдо. Столь странное сочетание русского имени и японской фамилии объясняется просто: Нина – дочь японца, работавшего когда-то на КВЖД и русской женщины, жившей в те годы в Харбине.
Увлекающаяся игрой на гитаре и сочиняющая стихи девушка попыталась перевести песню на японский язык, что было совсем не просто. После нескольких неудачных попыток Нине удалось сохранить смысл, стихотворную форму и передать то неуловимое очарование песни, которое и делало ее шлягером. О переводе Нины Хёдо вскоре узнали на NHK, и в одно мгновенье молодая исполнительница стала популярной. «Розы» тут же попали во все хит-парады и, пожалуй, впервые в истории японцы запели советскую песню, как свою.
Забавно, но многие японцы уверены, что это японская песня! А на железнодорожном вокзале в городе Фукуяма и сейчас звучит мелодия «Миллиона алых роз», когда поезда подходят к станции. Город знаменит розами, и эта песня для них – своеобразный гимн.[00]
Что касается текста песни, то Вознесенский указывал на источник - пятая часть романа Константина Паустовского «Повесть о жизни» «Бросок на Юг», опубликованную в 1960 г, в которой Паустовский описал городскую тифлисскую легенду о бедном художнике Нико Пиросмани. Сам Паустовский услышал эту легенду от художника Кирилла Зданевича.
В 1964 г. Булат Окуджава откликнулся на историю рассказанную Паустовским:
Что происходит с нами,
когда мы смотрим сны?
Художник Пиросмани
выходит из стены,
из рамок примитивных,
из всякой суеты
и продает картины
за порцию еды.
Худы его колени
и насторожен взгляд,
но сытые олени
с картин его глядят,
красотка Маргарита
в траве густой лежит,
а грудь ее открыта -
там родинка дрожит. [1]
И вся земля ликует,
пирует и поет,
и он ее рисует
и Маргариту ждет.
Он жизнь любил не скупо,
как видно по всему...
Но не хватило супа
на всей земле ему.
В 1922 году Константин Паустовский, в то время - корреспондент газеты «Закавказский гудок», приехал в Грузию. Знакомые сняли ему комнату в доме у Зданевичей, со старшим сыном которых, Кириллом, будущий знаменитый писатель подружился.
Когда Паустовский приехал в Тифлис, младший брат, Илья Зданевич, уже жил в Париже, а Кирилл постоянно был занят. Потому писатель общался с родителями братьев, в основном – с их матерью, Валентиной Кирилловной. Другим его собеседником была жена Кирилла Зданевича - Валерия, которую Паустовский в своих мемуарах вывел под именем Мария. В 1936 году Валерия Валишевская [2] стала женой Константина Паустовского.
В это время, очевидно, не без помощи Паустовского Кирилл Зданевич приступил к написанию биографии Нико Пиросмани (Николай Асланович Пиросманишвили), которую опубликовал в 1926 г., где в частности и записал городскую легенду о бедном художнике. Вероятней всего именно он и был автором этой легенды.[3]
Кирилл Зданович 11 марта 1912 года посетил выставку авангардистов в залах Московского училища живописи, ваяния и зодчества на Мясницкой улице организованной М.Ф. Ларионовым и Н.С. Гончаровой вместе с другими членами объединения «Ослиный хвост». На выставке были представлены образцы народного искусства из Молдавии, откуда накануне вернулись организаторы выставки. В том же году Кирилл Зданович обнаружел такие же вывески в Тифлисе. Оказалось, что их автор - местный художник Нико Пиросмани. Кирилл разыскал его и купил у него несколько картин, отравив их Казимиру Малевичу. Тот в апреле 1913 года представил их на выставке в Курске.
Выставка прошла в здании 2-ой Курской женской гимназии на улице Московской. Каталога выставки не было.
Критический репортаж о ней опубликован в харьковской газете «Южный край» за 23 апреля 1913 года. На своих выставках «Ослиные хвосты» показывали не только собственные работы, но и произведения детей, «творчество» московских маляров, вывески тифлисского примитивиста Нико Пиросманишвили, которого они открыли для художественной общественности. В экспозициях также участвовали В.Д. Бубнова и Волдемар Матвейс.
Так, Нико Пирасмани вошел в круг современных художников.
Паустовский позже вспоминал:
«У Кирилла были знакомства с крестьянами, духанщиками, бродячими музыкантами, сельскими учителями. Всем им он поручал разыскивать для него картины и вывески Пиросмана. Первое время духанщики продавали вывески за гроши. Но вскоре по Грузии прошел слух, что какой-то художник из Тифлиса скупает их якобы для заграницы, и духанщики начали набивать цену.
И старики Зданевичи, и Кирилл были очень бедны в то время. При мне был случай, когда покупка картины Пиросмана посадила семью на хлеб и воду. Мария бегала на Дезертирский базар продавать последние серьги или последний жакет. Кирилл носился по Тифлису в надежде перехватить хоть немного деньжат, старик брал со своих недорослей плату вперед.
Наконец, хмурый Кирилл (чем больше он бывал растроган, тем сильнее хмурился) принес картину, молча развернул ее, сказал: «Ну, каково?» - и картина после этого несколько дней провисела на почетном месте в гостиной».
Вложив последние свои сбережения в картины Пиросмани, братья Зданович, очевидно надеялись на получение в будущем значительных дивидендов, как это произошло с картинами французских импрессионистов. [4] Но жизнь распределась посвоему.
Жизнь самого художника Пиросмани, ставшего всемирно известным благодаря шлягеру 80-х, была печальна и безрадостна.
Родился он в 1862 г. В середине 1880-х годов вместе с художником Гиго Зазиашвили, также самоучкой, открыл в Тифлисе мастерскую декоративной росписи. Заказов практически не было, и в 1890 году Нико поступил на работу тормозным кондуктором на железной дороге. Неоднократно был оштрафован за различные нарушения, и 17 января 1894 года уволился по собственному желанию.
Выходное пособие вложил в молочную торговлю, и вместе с компаньоном Димитрой Алугишвили открыл молочную лавку, для которой нарисовал две вывески «Белая корова» и «Чёрная корова». Сам, однако, особенного интереса к торговле не проявил, многократно покидал лавку, ездил в родную деревню к родственникам. В конце 1890-х годов Алугишвили выдавал ему по рублю в день на проживание. Примерно в 1900 году Нико полностью прекращает заниматься торговлей, и начает зарабатывать себе на жизнь живописью.
Окружающие относились к нему как психически нездоровому человеку, с которым невозможно иметь дело. Во многом питательной почвой для этого были его собственные утверждения о том, что он может видеть святых, а его кисть будто бы «пишет сама». Он даже заслужил такие прозвища как «Семь пятниц на неделе» и «Не от мира сего». До конца жизни художник большую часть времени жил в полной нищете, ночевал в подвалах.
Паустовский, основываясь на его биографии написанной Кириллом Здановичем, писал в 1962 г.:
«Материала не было, и Пиросман начал писать на том единственном, что находилось всегда под рукой в каждом, даже самом дешевом духане, — на простой клеёнке, снятой со столика.
Клеёнки были чёрные и белые. Пиросман писал, оставляя там, где это было нужно, незакрашенные куски клеенки.
Потом он применил этот прием и для портретов. Впечатление от некоторых вещей, сделанных в такой манере, было необыкновенным.
Я навсегда запомнил его клеёнку «Князь», где бледный старик в чёрной черкеске стоит с рогом в руках на скудной земле. Позади него виден доведённый почти до топографической схемы горный Кавказ. Черкеска князя как раз и была непрописанным куском клеёнки глубокого чёрного цвета, особенно резкого в рассветном тусклом освещении. Я никак не мог понять, какими красками было передано это освещение.»
Летом 1912 года творчество Пиросмани заметили и начали пропагандировать футуристы, близкие к кругу Михаила Ларионова - братья поэт Илья и художник Кирилл Зданевичи, а также их друг, художник Михаил Лё-Дантю.
Кирилл Зданевич приобрёл у Пиросмани большое количество картин, многие художник выполнил на заказ. 10 февраля 1913 года Илья Зданевич опубликовал в газете «Закавказская речь» статью о творчестве Пиросманишвили под заглавием «Художник-самородок».
В июле 1913 года в тифлисской газете «Закавказье» Е.К. Псковитинов напечатал ещё одну статью о Пиросмани. Одновременно творчеством Пиросмани заинтересовались молодые грузинские художники Давид Какабадзе и Ладо Гудиашвили, а вернувшийся после учёбы в Германии Дмитрий Шеварднадзе так же начал собирать коллекцию его произведений.
Пиросмани был импульсивен и влюбчив. К моменту гастролей Маргариты де Севр в Тбилиси в 1909 г. он уже пережил несчастную любовь.
Рано осиротев (ему было около восьми), Нико жил в семье Калантаровых - зажиточных тифлисских армян (его отец - Аслан Пиросманишвили — пока был жив, присматривал за их виноградниками в селе Шулавери). В их доме в Тифлисе Нико был не столько прислугой, сколько воспитанником. У него была своя комната, его брали с собой в театр, Калантаровы поощряли его увлечение рисованием, словом, относились к нему «как к своему».
Повзрослев (около 1883 г.), Нико влюбился в одну из сестер Калантаровых - Элисабед. В письме, которое он написал своей возлюбленной, он сообщал, что понимает, какая преграда стоит между ними и как различно их положение в обществе, но надеется, что она, как человек образованный, окажется выше этого и согласится стать его женой - таково его твердое желание. Элисабед была старше его на 10 лет. Она была искренне привязана к юноше, выросшему в ее доме, фактически у нее на руках. Однако чувства испытывала, скорее, сестринские или даже материнские. Она ответила отказом, который разбил его сердце, а возможно и повредил разум.
Примерно 10 лет спустя Пиросмани предпринял еще одну попытку же-ниться: родственники присмотрели ему невесту в родном поселке Мирзаани. По этому поводу Нико даже прикупил черкеску и кинжал (обычно он одевался «по-русски», носил брюки и пиджак). Однако в Мирзаани что-то пошло не так. Свадьба не состоялась, а по возвращению в Тифлис Пиросмани бурно выяснял отношения с шурином (говорят, в руке он держал тот самый кинжал).
Обошлось без кровопролития: Пиросмани был вспыльчив, но «отходил» быстро, и зла долго не держал. Что именно произошло в Мирзаани, не знают даже самые дотошные биографы. Согласно распространенной версии, ссора с родственниками вышла не из-за сватовства, а на коммерческой почве (Пиросмани в то время торговал молоком и мукой). Так или иначе, личная жизнь художника не складывалась. Впрочем, в течение всей жизни Нико сохранял уважительно-благоговейное отношение к женщинам. И даже проституток рисовал в возвышенных поэтических тонах.
«Когда я пишу погибших ортачальских красавиц, я их помещаю на черном фоне черной жизни, но и у них есть любовь к жизни - это цветы, помещенные вокруг их фигур, и птички у плеча. Я пишу их в белых простынях, я их жалею, белым цветом я прощаю их грех.» - говорил он.
Французская актриса Маргарита де Севр прибыла в Тифлис вместе с театром миниатюр «Бель Вю» в 1909 году.
Пиросмани к тому времени уже окончательно обнищал. Свою долю в молочной лавке он потерял, поскольку был совершенно лишен коммерческой жилки. Не способствовали процветанию бизнеса и его «чудачества». К примеру, Пиросмани мог в самый разгар торговли закрыть лавку, купить у проезжающих мимо крестьян целую телегу с сеном, снести охапки сухой травы в свою комнату и ходить по ней босым, крича при этом «разве не здорово, что не нужно ехать в деревню, чтобы получить такое удовольствие?»
Он рисовал сутками напролет, утверждая, что его заставляет лично святой Георгий. Он практически не бывал трезвым. Обанкротившись, Пиросмани рисовал вывески за еду и выпивку – охапки цветов были ему не по карману, а уж о возах, как писал Паустовский и говорить не чего.
Вероятней всего, что Пиросмани и вовсе никогда не видел Маргариту де Севр - он влюбился в её афишу. В его голове её образ преобразился в соответствие с его видением реальности, который ни как не связан с реальной Маргаритой де Севр, кроме её имени.
Маргарита де Севр действительно существовала в реальности. Сохранились ее фотографии и афиши гастролировавшего в Тифлисе варьете «Бель Вю».[5] О ней упоминали в мемуарах и письмах современники Нико Пиросмани - его работодатели, партнеры, родственники, его первые биографы.
Описывали ее по-разному. Кто-то утверждал, что Маргарита де Севр была большой артисткой, обладательницей дивного, словно «расщепленного», «двойного» голоса. Ее национальность была в Тифлисе тех лет экзотикой и тоже интриговала публику. На первых порах посетители кафешантана, где выступала Маргарита де Севр, считали ее (как всякого иностранца) обрусевшей немкой, что страшно нервировало хозяина заведения. Другие намекали, что у певички из кафешантана в увеселительных Ортачальских садах (в ту пору выполнявших в Тифлисе функции квартала красных фонарей), наверняка были таланты поважнее голоса.
В 1968 году (Пиросмани уже полвека как не было в живых) Маргарита де Севр неожиданно материализовалась в Париже. Во всяком случае, так представилась 80-летняя посетительница выставки Пиросмани, которая проходила в Лувре. Сотрудники музея сфотографировали актрису Маргариту на фоне одноименного портрета, после чего она вновь исчезла - на этот раз окончательно, так и не подтвердив и не опровергнув свою причастность к этой истории.
О последних днях Пиросмани сообщает Кирилл Зданевич, собиравший сведения о художнике буквально по крупицам, цитируя слова владельца винного подвала Созиалишвили, куда часто ходил Нико: «Приходил ко мне каждый день и садился один за стол, никто не видел его в компании, и угощенья ни от кого не принимал.».
Он прожил еще полтора года, из которых почти все время проболел. В первых числах апреля 1918 года давний приятель Нико - сапожник Арчил Майсурадзе нашел его в подвале дома № 29 на Малоканской улице. Нико лежал на полу, прямо на битом кирпиче, и на вопрос: «Кто здесь?», - сумел ответить: «Я». Он уже никого не узнавал; врачи в больнице, куда Арчил отвез его на пролётке, диагностировали одновременно нефрит, отек легкого, застой в печени и гипертрофию сердечной мышцы. Документов у Пиросмани не было, и в больничной книге записали: «Мужчина лет 60, бедняк, происхождение и вероисповедание неизвестно».
Нико Пиросмани скончался в Тифлисе 5 мая 1918 года. Местонахождение его могилы неизвестно.
Наибольшие собрания работ Пиросмани находятся в Государственном музее искусства народов Востока и в Третьяковской галерее (экспозиция на Крымском валу) в Москве, а также в Государственном музее искусств Грузии в Тбилиси.
[0] Из интервью Ларисы Мондрус от 22.10.2011:
«Я росла в Риге в русской семье, училась в русской школе. А вот в садик ходила латышский, потому что в русском не было мест, и, как все дети, быстро освоила язык.
Нас (с Пугачёвой) объединили песня Раймонда Паулса «Миллион алых роз» и моя домработница Люся.
Алла долгое время ревновала Люсю ко мне, ведь после моей эмиграции та стала работать у нее. Когда Пугачева была на гастролях в Германии, я заходила к ней и по телефону разговаривала с Люсей.»
[00] В Японии почти на каждой жд/станции есть свои уникальные мелодии, которые можно услышать при приближении поезда. Играет эта мелодия и в вагонах. Они называются эки-мэро (станционная мелодия). Это сделано для того, чтобы пассажиры могли узнать свою станцию, не отвлекаясь от книги или телефона. В Фукуяме, который часто называют Городом Роз, для эки-мэро выбрали композицию «Миллион алых роз».
[1] Окуджава соединил две картины Пиросмани в одну: «Актриса Маргарита», где изображённая стоит с букетом цветов и диптрих «Ортачальская красавица», очевидно посчитав, что на обоих картинах изображён один и тот же персонаж. (Неудивительно, если учесть качество изображения, причём на диптрихе изображены две разные женщины – проститутки)
[2] Валерия была сестрой известного польского художника Зиги Валишевского (1897 – 1936), чьи работы висели в кабинете писателя. Сама Валерия тоже была художницей. Она была довольно своеобразной женщиной. После того как Валишевская разошлась с Кириллом Зданевичем, она вышла замуж за доктора Навашина и уехала с ним в Америку. После возвращения в СССР они развелись. Тогда-то Валерия и стала женой Паустовского.
Кирилл Зданевич и Паустовский одно время были влюблены в одну женщину - Ольгу Ивинскую (1912 – 1995), ставшую последней любовью Пастернака.
[3] После того как была закончена «Повесть о жизни», Паустовского неоднократно номинировали на Нобелевскую премию, а Марлен Дитрих падала перед ним на колени в Центральном доме литераторов, поэтому в его лице Пиросмани обрел весьма авторитетного «биографа». И хотя сам Паустовский писал, что он лишь пересказал один из вариантов истории, не заботясь о ее подлинности («пусть этим занимаются придирчивые и скучные люди»), ему поверили. Паустовский перевел эту версию из разряда городского фольклора в ранг официальной общепринятой мифологии. 20 лет спустя Андрей Вознесенский и Алла Пугачева окончательно закрепили ее в этом статусе.
[4] «Арсенальская гора ночью» - одна из первых работ Пиросмани, впервые она была выставлена в Тбилиси в 1919 году. Картина хранилась в Государственном музее искусств Грузии до тех пор, пока советское правительство не решило подарить ее французскому писателю Луи Арагону. Тот был женат на Эльзе Триоле, младшей сестре Лили Брик. Большую часть жизни он горячо поддерживал коммунистические идеи. Впрочем, со временем Арагон в них разочаровался и резко отрицательно характеризовал советский тоталитаризм. Подаренная Арагону картина Пиросмани некоторое время хранилась в московской квартире Лили Брик, а затем вновь перекочевала во Францию.
Впервые на торги картина была выставлена в 2007 году. На аукционе Sotheby’s она ушла в частную коллекцию за 1 млн. фунтов стерлингов (1,6 млн. долларов). В следующий раз в 2010 году картину выставил на торги аукционный дом MacDougall’s, и она ушла за 1,075 млн. фунтов стерлингов (1,72 млн. долларов). После этого на торги Christie's картину выставили в 2015 году. Сделка была совершена по телефону. Покупатель – грузинский миллиардер Бидзина Иванишвили отдал за картину 962,500 фунтов стерлингов (1,486,100 долларов). Так «Арсенальская гора» вернулась в Грузию.
[5] Есть основание считать, что варьете «Бель Вю», было организовано в дачном районе под Петербургом Териоки (Зеленогорск) при гостинице «Бель Вю», которая после отделения Финляндии в конце 1917 г., была переименована в гостиницу «Пуйстола» («Парковая»). Последнее назначение - Дом детского и юношеского творчества. Здание горело между 2005 и 2008 г. Снесено в сентябре 2013 г.