Вариации на тему
Воскресным утром, морозным и солнечным, взлохмаченный, небритый человек по имени Алексей Николаевич неподвижно сидел под вешалкой, под полами шуб и дубленок.
Тридцать секунд тому назад он бесцеремонно выгнал незнакомца в форме лейтенанта медицинского бюро доноров и запер входную дверь на все замки и задвижку. Теперь он сидел под вешалкой и боялся возвращения визитера.
Но прошло еще полминуты, а в дверь так никто и не позвонил. Зато шубы, непросохшие после вчерашнего снегопада, уныло пахли мокрым зверем, а детские дубленки – потом и страхом государственных преступников.
- Муж, кофе остывает, - раздался с кухни голос жены, - кто приходил?
- А и, правда, кто приходил? – подумал Алексей Николаевич, выбираясь из-под животных даров человечеству, - Кто он такой, этот недоносок?!
Пробравшись на полусогнутых к столу на кухне, он вцепился двумя руками в кружку. Кофе остыл.
- Ошиблись квартирой…
- Вот как? Зачем же ты 15 минут торчал в коридоре, даже возмущался чем-то? Если бы не мое лицо, я бы обязательно…
На лице жены еще сияли иссиня-черные следы омолаживающей подтяжки. Проклятая бедность! вынудила омолаживаться старым дешевым способом вживления каркаса. И скрываться от посторонних глаз, от позора и насмешек, а, главное, от доноса и увольнения из стрима космических технологий за использование устаревших методов поддержания дресс-кода.
Алексей Николаевич скользнул взглядом по лицу жены и от ужаса еще больше согнулся над кружкой.
- По-моему, он был из медицинского бюро! У них такая красивая форма с эполетами…
- Да, верно.
- И такие милые личики, как у девочек.
- Да-да, гренадеры-убийцы, Einsatzgruppe!
- Что?!
- Ничего…
- А зачем он приходил? – не унималась жена, - кто ему был нужен?
- Откуда я знаю…
- А если правду мне сказать?
- Я! Я ему был нужен. Ты довольна?! – пружинка внутри Алексея Николаевича стрельнула, не выдержав сжимающей силы.
Жена прислонилась к холодильнику, чтобы не мешать хаотичному движению мужа по кухни.
- Город, страна, вся планета просит меня отдать свою печень основателю Рашен Компьютерс!
- Зуйку Ёоулуну?!
- Ему, ему, мерзавцу, ему, двухсотлетнему живодеру! – взбешенный Алексей Николаевич метался из стороны в сторону, - знаешь, что сказал мне молокосос из бюро? Поздравляю! Он сказал: «Поздравляю вас, Алексей Николаевич, вас выбрали донором!» А как я буду жить без печени?!
- Ну, - тихо вставила жена, - у Лидии Васильевны левое легкое забрали, и ничего…
- А у Саввы Петровича Бренера лобную долю мозга, и он тоже прекрасно себя чувствует в пансионате героев-доноров.
- А ты сказал этому подонку, - закричала жена, поскольку выскочившая пружинка больно впилась в ее тугой левый бок, невольно напомнив о лишних килограммах, - что у тебя двое детей? Несовершеннолетних, между прочим!
- Конечно! На что мне этот подонок заметил, что государство потратило свои силы и средства, воспитывая и обучая наших детей, несмотря на мои скромные успехи в космической отрасли. И вместо того, чтобы вовсе не иметь наследников, мы с тобой обременили государство не одним, а двумя ртами!
- За кого они нас держать, скоты!
В ту же секунду снизу настойчиво постучали по батареям.
- Извините, ваше превосходительство! Это я.. это нас тут… комары закусали… скоты…
- Ну, какие комары в феврале, Наташа?! – шепотом сказал Алексей Николаевич.
Потом в кромешной тишине муж и жена поймали пружинку, сжали ее до нужных размеров и засунули обратно в Алексея Николаевича, в то место, откуда она выскочила так некстати.
К вечеру поднялся ветер. Желая мужу спокойной ночи, Наташа сказала: «Сходи завтра к шефу, поговори, ну, что за хрень, ей-богу. Ну, разве мало нам этих несчастий»!
И хотя в их комнате было темно, как в могиле, Алексей Николаевич увидел кивок жены в сторону кровати, где спали их несовершеннолетние чипованные дети.
У Виссариона Зуйка были деньги, влияние, бесчисленное количество шелковых шейных платков и внешность слегка идеализированного Авраама Линкольна за минуту до выстрела. Где бы он ни появлялся, в какие бы финансовые или научные корпорации не просачивался аромат его восточных духов, везде ему сопутствовали успех и удача. Владельцы корпораций целовали его пальцы за то, что он, потратив пару часов, мог подсказать, как сэкономить миллион долларов на программном обеспечении или утроить выпуск инновационной продукции, а подчиненные, как ни фыркали поначалу, а все равно за полгода выучивали его птичий язык и общались на этом языке и между собой, и вне стен своих офисов. И поскольку Зуёк перелетал из корпорации в корпорацию, то такие словечки, как «бэк-лог», «стрим», «эджайл» и «тритмент» стали звучать из каждой второй распахнутой форточки от Балтийского моря до Тихого океана, обойдя в употреблении застарелые «хайп» и «лайфхак» и набившие оскомину «баг» и «фичу».
Виссарион Зуёк был хайпо. Он обладал талантом делать деньги на бэк-логе и стриме, и не любил посредственности. Резко выступал против социальных программ, утверждая, что естественный и искусственный отбор также необходим современному человеку, как и древнейшим одноклеточным организмам. Имел орден за заслуги перед отечеством, 20 гектаров земли в Таскане и виллу на берегу французского Средиземного моря.
Десять лет назад Виссарион Зуёк получил прозвище «Ёоулун», что означало, луноликоподобный любитель ёоу. Вероятно, это ёоу и разрушило в конец его печень.
В понедельник гладко выбритый Алексей Николаевич шел по коридору Рашен Космонавтик в кабинет своего шефа Болеслава Николаевича.
«Вот наши отцы оба были Николаями, а как по-разному сложилась их жизнь и жизнь их детей» - думал Алексей Николаевич, лишь бы больше ни о чем не думать.
Отец Болеслава Николаевича был застрелен во время уличной разборки двух кокаиновых группировок, в то время как отец Алексея Николаевича, профессор, умер на кафедре антропологии в присутствии студентов и коллег, пожертвовав науке свою смерть, свои органы и кости.
Болеслав Николаевич сделал головокружительную карьеру в космическом стриме, получив должность начальника лаборатории технологического развития систем поддержки космического бизнеса одновременно с дипломом об окончании лицея инопланетного менеджмента и межгалактических связей.
Алексей Николаевич застрял в ущелье теории струн, был расслаблен, ленив и до, и после смерти отца, полагая, что подвиги, совершенные его родителем, обеспечат ему спокойную тихую жизнь в науке.
Алексей Николаевич был в два раза старше Б.Н., в два раза тоньше и в два раза неудачливее. Болеслав Николаевич за глаза называл Алексея Николаевича «bobik-ZERO». Б.Н. обладал многими достоинствами, среди которых значилось и чувство юмора.
- А, бобик-зеро… Заходите, Алексей Николаевич. Смелее, садитесь, садитесь сюда, это не электрический стул, это кресло для релакса, стилизованное под электрический стул. Ха-ха-ха. Правда, чудесная штука? Мне доставили ее сегодня утром, и сейчас мы ее на вас опробуем. Так. Давайте я пристегну ремни, ха-ха-ха. А, крейзи-бейзи, как настоящий! Вы не находите? Так. Удобно? Прекрасный гостевой стул! Для особо ценных гостей, тра-ля-ля. Надо еще массажер-гильотину заказать для Виссариона Валерьевича, если вдруг заглянет…
Алексей Николаевич прикрыл глаза:
- У вас, Болеслав Николаевич, не кабинет, а камера пыток.
Алексей Николаевич тоже имел неплохое чувство юмора.
- Конечно, я же начальник! Как еще прикажите держать подчиненных в узде?
- Ну, Виссарион Валерьевич ваших настроений бы не одобрил…
- А это не настроение, - вдруг раздраженно воскликнул Б.Н., - это жизненное кредо!
Потом, взяв себя в руки, произнес уже веселым располагающим голосом:
- Алексей Николаевич, а разве вы не получили вчера предписание явится в бюро вампиров? – так в шутку окрестили медицинское бюро доноров, - разве вас не выбрали донором для В.В.Зуйка?
- Да, да, все верно, - Алексей Николаевич распахнул глаза и тяжело и нервозно сглотнул набежавшую слюну, - именно поэтому я и пришел к вам сегодня…
- Ну-с, и почему ко мне, а не сразу в бюро?
Алексей Николаевич дернулся, кожаные ремни резко и четко вошли в его запястья.
- Развяжите меня, пожалуйста.
- Нет! Сидите смирно и говорите, с какой целью пришли.
- Болеслав Николаевич, - и смелость, и решимость рухнули «стремительным домкратом», оставили А.Н., бросили его на произвол беспощадной судьбы, а вместо них пустоты заполнил страх и мерзкое, въедливое чувство бессмысленности, - спасите меня, заступитесь за меня перед комитетом автоматизированного донорского центра…
- А вы что, ценный кадр?
- Я – ученый…
- А… Вы должны гордиться, что вас выбрали. Ваша печень послужит нашему Зуйку… От этого будет больше пользы, чем от вашей науки.
- Да, я понимаю, но Зуёк всего-навсего менеджер… он не сделал ни одного открытия…
- И что? Что с того? Кому нужны ваши мизерные открытия? Зуёк делает деньги для нашей корпорации, а это получше, чем ваши долбанные струны.
- Да, я понимаю, Виссарион Валерьевич - великий менеджер… Но почему я?! Почему не молодой, какой-нибудь тридцатилетний юноша?.. из, из…
- Потому что тридцатилетний юноша в Рашен Космонавтик имеет быстрые и гибкие мозги, не в пример вашим, а тридцатилетний юноша из другого Рашен уже отравил свою печень алкоголем… Алексей Николаевич, - устало сказал Б.Н., - у вас появился шанс сделать в своей жизни что-то действительно полезное, что-то важное. Принести пользу обществу, как говорили в прошлом веке. Вы этим случаем пренебрегаете. Вы дрожите, как крыса. А ведь у вас двое несовершеннолетних детей, и вам надлежало бы показать им пример отваги и самопожертвования.
Болеслав Николаевич замолчал. В нависшей тишине трещали электрические разряды. Алексей Николаевич, уронив голову набок, пристально изучал ремень на правом запястье, под которым горела и щипала полоска содранной кожи.
- Коллега, - сказал Б.Н., - я не буду за вас заступаться. Вы – никудышный работник, даже не ученый, а так, технолог или копирайтер. Долгие годы вы предавались праздности, делали что хотели, вернее, не делали того объема задач, - и он сделал ударение на слове «задач», - который подобает исполнять любому сотруднику лаборатории. Вы прятались за спину своего папаши, за его заслуги. И что в результате? Вы сами повинны в своей судьбе, вы сами ее сотворили, разве не так? Я устал.
Б.Н. прошел вглубь своего кабинета, за плюшевую дыбу и нажал на кнопку громкой связи:
- Лилия Владимировна, детка, зайдите и снимите бобика-зеро с электрического стула.
Медицинское бюро автоматизации донорских операций располагалось в бывшем католическом храме, построенном в готическом стиле из бурого кирпича. Вдоль дорожек, ведущих к храму, цвели красные розы. Их алые лепестки особенно эффектно смотрелись на белом февральском снеге. Форма сотрудников бюро также была ярко-алого цвета с темно-коричневыми лампасами и золотыми погонами. Все сотрудники были молоды и имели прелестную внешность-унисекс. Когда-то в этом храме подрабатывали студенты отца Николая. И все-таки, несмотря на всю красоту устремленных ввысь шпилей, высоких сводов, мраморных полов и искусных витражей с картинами изъятия органов, нечипированные люди обходили храм стороной.
Алексей Николаевич припарковал ё-мобиль недалеко от входа для туристов – небольшую часть храма занимал музей донорских операций. Глотнул кока-колы и поставил будильник на 15:21. Через три минуты будильник зазвенел, Алексей Николаевич убрал бутылку и вышел из машины.
Он шел по дорожке к храму, вдавливая в снег красные лепестки роз.
Приветливый и миловидный солдат медицинской службы учтиво распахнул перед ним дверь. Быстро миновав музей, Алексей Николаевич на цыпочках прошел по боковому нефу к алтарю. Он согнул ноги в коленях и навалился туловищем, локтями, подбородком на деревянную кафедру. «Господи, господи, если бы я умел молиться. Если бы знал хоть одну молитву. Господи, господи! Зачем ты так поступаешь со мной? Господи, милосердный, помоги мне, ради бога, господи-и-и!»
- Алексей Николаевич, - произнес за спиной ласковый голос. Стены храма умножили его готическим эхом, и бледное солнце пустило свой луч в стрельчатое окно под куполом, - могу ли я вам помочь, Алексей Николаевич? Бюро скоро закроется на спецобслуживание, мы располагаем не более чем десятью минутами.
- Десять минут – это время, за которое можно решить судьбу человека, - Алексей Николаевич оглянулся на голос. Перед ним стояло прекрасное создание с аккуратной светлой бородкой, небесного цвета глазами с копной золотисто-рыжих волос собранных в тяжелый пучок на макушке. На золотых погонах создания сверкали три полковничьи звезды.
- Мадам, - прошептал Алексей Николаевич, - мадам, я призван стать донором…
Он попытался выпрямить колени, но ноги от напряжения отказались ему подчиняться, и он рухнул на одно колено, а затем по инерции повалился на бок, и с трудом замедлив падение руками, посмотрел на нее снизу вверх:
- Я очень хочу жить, мадам. Я очень люблю свою маленькую жизнь, мадам, свои утра, когда на кухне меня ждет горячий кофе, свой день в лаборатории за компьютером, свои вечера, особенно за городом, на даче, когда мы все вместе, вместе с детьми идем на охоту за шишками или... Я люблю смотреть в телескоп на звездное небо. Это правда смешно, мадам, но оно такое совершенное и такое живое. Я – ученый. Физик. Это плохо, мадам? Это скверное желание?! Надо радоваться, что есть возможность… возможность послужить?
- Какой орган у вас изымают? – спросила полковник.
- Печень, - ответил с пола Алексей Николаевич.
- В таком случае смерть не наступит. Вам оставят небольшой кусочек вашей печени, которая со временем может полностью восстановиться. Два-три месяца незначительных мучений и вы снова будете в рабочем строю. Вам не о чем беспокоиться, Алексей Николаевич.
Серебряные колокольчики звенели в голосе рыжеволосой полковника. Алексей Николаевич тяжело поднялся на ноги, задыхаясь, и не веря ушам своим.
- Вы уверены, что так и будет?
- Абсолютно. Печень – тот орган, который восстанавливается даже из кусочка, величиной с горошину.
- И я смогу пережить эти два-три месяца?
- Вы здоровый и крепкий мужчина. Ваш возраст позволяет не волноваться за последствия операции. Пойдемте к экрану, я покажу вам в динамике, как будет проходить восстановление.
И они направились в другой конец храма, где стоял монитор, величиной с теннисный стол.
- Смотрите!
Перед глазами промелькнул мультик, в котором бешено делились клетки печени.
- Все просто, все прекрасно. В вашем случае это будет несложная манипуляция и быстрое выздоровление.
- Благодарю вас, мадам! Вы не представляете, что вы для меня сделали.
- Не стоит благодарности, Алексей Николаевич! Наше бюро всегда дарило и дарит людям веру и оптимизм. Мы делаем мир прекраснее, не правда ли? Вы будете жить и спасете жизнь важному лицу, возможно, даже государственному деятелю… Кстати, вы знаете, кто будет реципиентом?
- Да.
- Вы – счастливый чел, Алексей Николаевич!
- Да, мадам, сейчас я чувствую себя счастливым. Впервые за долгие годы. Счастливым! Даже жутко как-то, как будто это сон…
- А кого вы осчастливите?
- Готов вас, мадам!
- Нет, я имею в виду, кто наследует вашу печень?
- Зуёк, мадам, Зуёк Виссарион Валерьевич.
- Зуёк Ёоулун?
- Так точно!
Прекрасные голубые глаза распахнулись, и милое лицо стало таким очаровательно юным, что вызвало бы отклик у любого, даже самого черствого сердца.
- О, большая честь вам выпала! Такой великий человек будет носить вашу печень!
- Да, мадам, надеюсь, она приживется без проблем.
- Конечно! Должна прижиться. Тем более что сотрудники нашего бюро сделают все возможное и невозможное, чтобы она прижилась. Единственное, ее нам придется взять у вас целиком.
- Как?! Целиком – это что значит?
- Целиком, чувак, это значит, целиком, - полковник улыбнулась широко, в тридцать два сверкающих зуба, - это значит, что никаких горошин, чувак. Никаких! Ты умрешь на операционном столе от потери крови, которую, кстати, из тебя выкачают для нужд государственных больниц.
Она развернулась кругом и щелкнула каблуками своих сапог. И в ту же секунду со всех сторон, со всех сводов, из всех щелей и трещин раздался свист и хохот. Сотни работников бюро, которых Алексей Николаевич в счастливой горячке и не заметил, свистели и хохотали во все горло. Полковник снова развернулась на сто восемьдесят градусов, и ее ярко-алый рот дергался и кривлялся в экстазе.
- Какой же ты глупый чел, Алексей Николаевич, - она никак не могла сдержать заливного хохота, - твое дело – труба, гай! Твое дело – ждать четверга, когда тебя четвертуют!
Неожиданно стало тихо. Луч бледного солнца покинул пределы окна, переместившись на стену, и внутри храма потемнело.
- А теперь проваливай, - хриплым голосом скомандовала полковник, - Иди! Догуливай свои последние собачьи дни. Вечером в среду за тобой придут!
Алексей Николаевич на секунду разминулся с Зуйком Ёоулуном. Ё-мобиль выезжал из задних ворот, когда кортеж Зуйка притормаживал у главного входа в храм. Как ни странно, но Ёоулун решил посетить бюро перед операцией. Им двигало непреодолимой силы любопытство и страх, возбуждающие мозг до состояния раскаленной сковородки.
Кортеж остановился. Как и положено правилами безопасности, вначале в храм направился лжеЗуёк, сопровождаемый двумя амбалами. Через минуту из другой машины, за рулем которой сидел еще один лжеЗуёк, вышел сам В.В.
В это же время еще один лжеЗуёк выступал на таунхолле перед сотрудниками Рашен Космонавтик.
Полковник медицинской службы обменялась приветствиями с лжеЗуйком и направилась к парадной двери, чтобы встретить самого.
- Добро пожаловать, Виссарион Валерьевич!
- Хай, герла! Как идет подготовка? Все ништяк?
- Все идет в соответствие с бэк-логом, господин Ёоулун.
- И слиппинг будет по кайфу?
- Самая лучшая анестезия. Вы будете видеть чудесные сны.
- Я не люблю сны, герла! Сны – это что-то пещерное, это давно не в тренде. Сделайте маппинг моего сексуального справочника с вашим. Мне нужна секс-вечеринка во время операции.
И так далее… Зуёк осмотрел операционную, палату интенсивной терапии, и в глубине души остался всем доволен. Дал несколько указаний полковнику и почти дошел до парадного выхода.
- А кто будет меня оперировать? – неожиданно спросил он.
- С7В130, - ответила полковник, - это лучший американский робот на сегодняшний день.
- Мне надо, чтобы робот был лучшим на завтрашний день! Все, что сегодняшнее, уже устарело! Ферштейн, падла?!
Полковник сдала книксен. Зуёк не уходил. Он нервно топтался в дверях, понимая, что ни в коем случае нельзя задавать вопрос, мучивший его. Но… Но Зуёк был эмоциональным и нечипированным.
- Слушайте, у этого С7В130 были фолы или факи?
- Ни одной! – заверила полковник, - ни одной неудачной операции.
- Кто будет ему ассистировать?
Полковник еще раз сдала книксен.
- С7В129 и генерал-профессор Воронов.
- Ах, суки! Мало того, что старье мне подсовываете, так еще и человека пришлете! Никакого Воронова! Я же говорил твоему шефу, чтобы только швейцарца! И только чтобы он стоял снаружи, у монитора.
Зуёк забегал по мраморному полу. И так далее…
Алексей Николаевич вернулся домой и напился. Он был мертвецки пьян первый раз в жизни, первый раз за все свои 48 лет.
Ближе к полудню вторника, когда взгляд уже получалось сфокусировать, Алексей Николаевич заметил, что жена собирает детские вещи в большой синий контейнер с разноразмерными черепами, нарисованными белой краской.
- Наташа, - медленно сказал он, - ты уходишь от меня?
Жена не ответила. Она продолжала складывать и сворачивать детские свитера и брючки.
- Ты уходишь, - Алексей Николаевич сделал несколько шагов и завалился в кресло, - Они хотя бы заплатили тебе за потерю к-кормильца?
- Не беспокойся! Они выплатили приличную сумму, мне хватит до конца года!
- Неужели Зуёк так щедр?! Он же даже деньги наших конкурентов экономит до последнего пятака… А.. это, наверное, Рашен Космонавтик выплатила тебе мою прошлогоднюю премию… Черт побери! Почему я не пил?! Почему я не травил свою печень?! Почему не жрал сало, чипсы, бургеры. Почему я не был болен гепатитом или холерой?! ПОЧЕМУ?!! Ты заставляла меня бегать по утрам. Диета, вечерние прогулки. Ты! Все ты!
- Да, я-то тут причем?! Я причем?
- Да, это все ты! Витамины, сон, йога! Все ты… А я… Зачем я тебя любил?.. Я тебя любил и хотел, чтобы ты была счастлива…
- Что за бред ты несешь? В чем моя вина? В чем ты меня обвиняешь?! – она швырнула в контейнер детские носочки.
Алексей Николаевич обхватил голову руками:
- Не кричи. Я ни в чем тебя не обвиняю…
- Ты неудачник! Понимаешь! Вся твоя жизнь – это жизнь лузера! Поэтому у нас и детей чипировали… Поэтому у нас и вообще были дети…
- Да, это ужасно…
- Ты читал книги, которые твой отец держал в подвале… Ты философствовал. Ты никогда не работал локтями, никогда! Ты всегда переживал, если с кем-то разговаривал, как тебе казалось, грубо. Ты мечтал быть порядочным человеком! И при этом совсем не помнил, что порядочный человек никого не обижает случайно…
- А ты помнишь? - удивился Алексей Николаевич, - ты помнишь эту реплику?! Впрочем, может быть, ты вкладываешь в нее другой смысл…
- Ты привел нас к позорному финалу…
- Я сделал тебя несчастной… Я не хотел. Как ты будешь справляться с детьми? Ты думала над этим?
- Алешенька, когда ты умрешь, государство не будет отдавать мне детей на выходные. Оно издали декрет, чипированных детей отпускать домой только, если присутствуют оба, ДВА родителя, - и она пнула контейнер ногой, - я смогу, я смогу начать жизнь заново! Заново, понимаешь!
Алексей Николаевич посмотрел на жену, она била себя ладонями по щекам и пятилась к стене:
- Мне сорок лет, муж, я хочу жить, понимаешь? Для себя, понимаешь? Я хочу жить для себя!!! Только для себя, только, чтобы мне было по кайфу… - и, отвернувшись к стене, крикнула стене, - я так долго этого ждала! и дождалась!!!
Алексей Николаевич остался один.
Наступила среда. Он подумал, не сходить ли ему последний раз в Рашен Космонавтик, попрощаться с коллегами. Но не смог вспомнить ни одного работника, который посочувствовал бы ему хоть наполовину искренне. Вечером за ним должны были прийти. Он не уточнил, во сколько начинается вечер в медицинском бюро доноров и сколько оставалось времени, чтобы напиться и не успеть протрезветь.
За окном падал снег. Был пасмурный день, похожий на старую шинель окопного солдата. А потом наступили сумерки, и небо слегка прояснилось. А.Н. выволокли из квартиры, запихнули в вытрезвляющий мешок и повезли в Медицинское бюро автоматизации донорских операций.
А.Н. не помнил, когда закончился вторник, и началась среда, как много и долго он пил в среду, как приехали люди в красном и доставили его в подвалы храма и что с ним делали, прежде чем отправить в капсулу последней ночи. А.Н. совсем ничего не помнил. Он очнулся и нащупал в темноте край кровати, на которой лежал. Кровать была узкая и железная. И поначалу А.Н. подумал, что едет в поезде на верхней полке. Постепенно сознание к нему вернулось, и он понял, что наступила ночь перед казнью. «Самое главное, не думать, немного поспать, самое главное не думать о завтра и немного поспать, чтобы не тошнило. Самое главное, не думать. Черт возьми, почему? Почему они выбрали меня? Я был им ненавистен. Они считали меня дураком, неудачником, лишним, ничтожным… я им мешал. Я всегда чувствовал, что мешал им только одним своим присутствием! Щипать женщин, копировать чужие диссертации, пить, гадить… я им мешал… мешал. И они выбрали меня. И отправили на эшафот».
Алексей Николаевич привстал и с размаху ударился головой о потолок. Вот такой была капсула последней ночи. Она была чуть больше гроба.
Он растирал ушибленное место, ловил искры, кряхтел, стонал, рыдал до тех пор, пока не понял, что находится в гробу не один.
Это был высокий, худой человек в балахоне, не отличимом от окружающей темноты. Незнакомец вначале стоял над ним, а затем сел на табуретку или скамью, во всяком случае, расположился вровень с А.Н.
Тусклый едва различимый свет падал на его лицо со впалыми, как показалось А.Н., щеками. Некоторое время в капсуле было тихо.
- Говорите, - сказал Алексей Николаевич и удивился, что сказал именно это слово.
- Хотите ли вы исповедаться? – спросил незнакомец. У него был обычный негромкий голос без примеси акцента.
- Нет, - ответил А.Н., и в капсуле снова стало тихо.
- Вас обуревает гордыня?
- Что?
- Страх?
- Уже нет.
- Вы хотите узнать смысл жизни?
- Не хочу.
- Почему?
- Я не готов говорить на богословские темы. Я далек от теологии и от религии.
- Разве смысл жизни не научная тема?
- Наука изучает жизнь во всех ее проявлениях, но этого недостаточно, чтобы предпринять попытку ответить на вульгарный вопрос.
- Возможно, бог был бы ближе к человеку и принимал бы участие, если бы человек оставался на уровне животного…
- Это очень спорно. Животные инстинкты присутствуют в человеке в большом количестве. Они никуда не деваются, и ни во что не трансформируются.
- Возможно, дело в другом. Человек обратился вглубь себя, он захотел изучить свое строение, не только физическое. Он заговорил о нравственном законе. Он обманул бога, говоря о законе и оставаясь безнравственным. Он начал маскировать инстинкты, придумывать теории оправдания. Он запутался в собственной лжи, и уже не мог отличить себя от лжи… Он придумывал новые звучные слова, чтобы скрывать тривиальные вещи, свою животную сущность…
- Не знаю.
- А, вы хотите сказать мне, что человек может быть создателем и изучать небо над головой, и выводить законы, и даже рассчитать скорость расширения Вселенной?
- Не знаю, не знаю, это не те проблемы, над которыми нужно думать. Творческий процесс хорошо изучен. Изучены импульсы, химические соединения, количество и качество серого вещества, позволяющее создавать…
- Наука познала грех. Вначале химия со своими ядами, потом физика с атомной бомбой, потом кибернетика повторила богоотступничество царя Давида, когда пересчитала живущих на земле и залезла к ним в мозги. Известно вам, что Зуёк принимал участие в массовом чипировании детей?
- Да.
- Вы отдаете ему свою печень?
- Да.
- Вы фаталист?
А.Н. усмехнулся:
- А вы, вы, кто?
- Я хочу вам помочь, но до конца не знаю, как, поскольку не уверен, что вам нужна моя помощь.
Алексей Николаевич перевернулся на живот и привстал, опираясь на локти:
- То есть вы не уверены, нужна ли мне моя жизнь?!
- Не уверен. Как вы не ищите смысла жизни из-за неуверенности в необходимости задаваться этим вульгарным вопросом.
А.Н. дернулся и сокрушил ударом о потолок свой череп. Он выл и пытался сказать что-то. Но слова не складывались в предложения, и, в конце концов, по мере утихания боли он потерял мысль и суть разговора.
- Как долго будет длиться эта ночь? – спросил он незнакомца.
- Это зависит от вашего ощущения. Она может длиться целую вечность, и на утро вы будете измочалены отчаяньем и страхом, и будете жаждать конца…
- Вы можете меня спасти?
- Это зависит от того, как вы планируете жить дальше, - незнакомец усмехнулся, - это зависит от вашего бэк-лога…
- От чего?!!
- Простите, я пошутил. Неудачно. Вы опять вмазались в потолок?
- Нет. Мне трудно оставаться на земле. Я не могу ни с кем найти понимания, такого, как сказать, единения. Когда, может быть, и слов не нужно. Я никого не понимаю. Нет, я понимаю, чего они хотят, но не понимаю, зачем? Мне кажется, они играют. Они увлечены только игрой, даже не результатом, а только игрой, процесс фальсификации, надувательства, лицедейства занимает их больше, чем сама жизнь. Оставь их надолго одних, один на один с собой, и они загнутся, поскольку собственная личность давно перестала существовать… У меня такое ощущение, что я всю жизнь бьюсь головою в потолок…
- Прощайте! Мне было приятно поговорить с вами.
- Да, прощайте, прощайте. Сделайте мне последнее одолжение. Сделайте так, чтобы эта ночь прошла побыстрее.
А.Н. не понял, с кем беседовал. Он вообще не был уверен в том, что его не посетила галлюцинация. А подумав про галлюцинацию, он подумал про врачебные процедуры с его бесчувственным пьяным телом, а потом подумал о предстоящем дне.
- Что может изменить одна ночь? – спросил А.Н. сам себя, - я могу уверовать в бога? Сойти с ума? Доказать дуализм времени? Что может произойти за одну ночь до смерти?
- Dos moi pus to, kai tan gan kinase, - голос, звучавший из темноты, был глубок и могуч, как оперный бас.
Алексей Николаевич крепко стукнулся головой, когда рефлекторно переворачивался на бок.
- Как вы сказали? Pus to? Пустота… пустота. Пустота меня тоже всегда интересовала… есть материя, есть антиматерия, а есть ли пустота? Есть ли пустота за границей Вселенной?.. Или это только свойство… нездоровой души.
Светлее в капсуле не стало, но глаза А.Н. привыкли вычленять из темноты плотные предметы. Алексей Николаевич увидел на расстоянии вытянутой руки крупное тело с большой совершенно круглой и лысой головой, испускавшей еле заметное серебристое сияние. Вероятно, бас присел на ту же скамью, которую занимал предыдущий посетитель.
- И раз вы здесь, - продолжал А.Н., - то расскажите мне, существуют ли физические причины существования других вселенных, которые принципиально не наблюдаемы? Из чего все состоит и почему оно построено так, как построено? И как, черт возьми, из уже известных частиц образуются уже известные явления?
Обладатель баса хмыкнул:
- Вы думаете не о том.
- О чем же я должен думать?
- О завтрашнем дне.
- Ну, нет! Думать, как в меня войдет хирургический нож и отрежет мне печень? Или о том, как польется моя кровь в стерильный сосуд? Или о том, что я увижу, когда проснусь на том свете?
- Думать о том, какое значение для мира будет иметь ваш завтрашний день, и эта операция, если она состоится.
- Это важно для вас?
- Это важно для всех.
- Для Зуйка, который проживет еще сто лет и выпустит из себя тонну экскрементов.
- Одна маленькая какашечка Зуйка может убить все живое на этой планете.
- Что вы хотите?
- Зуёк боится. Это нормальный страх перед программной ошибкой, которая может обернуться для него роковыми последствиями. Он боится, что его зарежут, значительно больше, чем вы. У него много врагов и еще больше завистников.
- Какое мне дело до эмоционального состояния Зуйка?! С какой стати меня должны интересовать его враги. Он – причина моей смерти, которая наступит через несколько часов. Оставьте меня, я хочу спать.
«Я разговариваю сам с собой, - подумал А.Н., - причем как в лучших розыгрышах один голос подделываю».
И тут А.Н. снова вскочил и снова с размаху ударился о потолок. Но боли он не почувствовал.
- Что вы сказали? Что вы только что сказали?! Много врагов? Его могут зарезать до того момента, как из меня вынут печень?! Чему вы смеетесь?
А.Н. затрясся от боли. Посетитель негромко смеялся в бороду:
- Чудной вы человек!
- Да, я –дурак! Я прожил 48 лет, а до сих пор, как дитя, верю, что люди желают мне добра… Вероятно, с таким отклонением действительно все кончается преждевременной смертью… Ладно, чего вы хотите? Зачем вы пришли ко мне?
- Я хочу рассказать вам о Зуйке…
- Не трудитесь, нет ничего такого, чего бы я хотел о нем знать.
- Зуёк сам по себе ничего не значит и вряд ли осознает, что делает. Им владеет, скажем так, некое злое начало.
- Злое начало? А в процессе представления создается впечатленье, что куклы пляшут сами по себе...
- Зуёк глуп, тщеславен и влиятелен, - превосходные качества, чтобы выполнить миссию разрушения. Он создает пустоту. Пространство отчуждения. Бессловесных, бесчувственных химер: роботов, рабов. Создает разными способами, от вживления чипов до привития фобий, зависимостей. Например, зависимости от денег или от своего места в толпе, от работы, цель и смысл которой не видится, но без которой невозможно представить своего существования…
- Что вы хотите от меня?
- Убейте себя. В подвале храма сейчас только вы и мертвые священники, пожелавшие здесь упокоиться. Охрана по ночам не спускается в подвал. Убейте себя. Когда утром вас найдут, ни ваша кровь, ни ваша печень не будут пригодны для трансплантации Зуйку. Вы сохраните многие жизни. Вы сохраните разумную жизнь на земле.
- Найдут другого донора.
- Не быстро, не завтра. Для Зуйка это будет ударом, он не готов к такому развороту событий. Вначале он обрадуется отмене операции, но потом… потом. Его же предупреждали, что с его больной печенью смерть может наступить мгновенно. Он обезумеет от страха. Пока будут искать подходящего донора, он сдохнет от разрыва сердца.
- А если не сдохнет?
- Захлебнется токсинами. Его печень серьезна повреждена. Он дотянул до последнего и не позаботился о дубле. Вопрос нескольких дней. Зуёк обречен. Решайтесь! Решайтесь!
«Решайтесь» - отозвалось эхом.
- Как? Что я должен сделать?
- Вот кинжал. Вы нанесете первый удар в печень, вторым перережете сонную артерию. Боли вы почти не почувствуете, если будете действовать быстро.
- Почему вы не убьете меня сами? Почему вы не убили меня до сих пор?
- Я не могу этого сделать. Это не малодушие, поверьте. Я не могу лишить вас жизни по своему желанию, я не могу принести вас в жертву. Я не Авраам, а вы не сын мой Исаак. Вы должны это сделать сами, осознанно, понимаете? Вы должны выбрать свой путь, вы должны решить, готовы ли вы пожертвовать своей жизнью ради лучшего, что есть, было и будет в человечестве. Ради ответа на неразрешимые вопросы физики, которые вас так волнуют, ради жизни на земле…
А.Н. сел на железной кровати. Еще полчаса назад он не мог приподняться, не двинув головой в потолок, а теперь сидел, выпрямив позвоночник, и растирал ноющую поясницу.
- Здесь что-то не так, - сказал он вслух.
Его собеседник не отозвался. Крупное тело, крупная голова, густой повелевающий голос, фразы о значение его самоубийства для мира, показались А.Н. странными и знакомыми. Он где-то не так давно уже слышал подобные сентенции. Болеслав Николаевич говорил ему о том, что он должен послужить отечеству, спасая Зуйка… Так, кто же перед ним?! Кто прячется в темноте? Как он проник в капсулу? Что у него на уме? Разве Б.Н. не была бы выгодна смерть Ёоулуна? Разве он не стал бы тогда кандидатом на должность главного топ-менеджера государства? Б.Н. нет дела до донора, но сместить Зуйка, взгромоздиться в его кресло, разве это не вожделенная мысль молодого и упитанного начальника?
- Я понимаю ваши сомнения, - приглушенно сказал посетитель, - вы не теряете надежду на чудесное спасение, не так ли? Вы верите в чудо. В погрешность вычислений, в теорию вероятности, в которой вероятность никогда не равна нулю. И вы отдадите свой жизненно важный орган человеку, которого презираете, и который чипировал ваших детей только потому, что до последнего верите в чудо? Только потому, что ваша жизнь, пусть даже потенциальная, дороже, чем жизни вашей жены, вашего учителя Саввы Бренера, вашей матери Лидии, жизни детей, которым еще не вживили чип?.. Вы полагаете, оно того стоит? Вы считаете, что сможете спокойно жить дальше, если вдруг завтра Зуйку приведут нового донора с более молодой и более здоровой печенью, а вас промурыжат и выпустят?
- Болеслав Николаевич, я хочу спать, - А.Н. протер руками глаза и уставился в темноту, - ваши увещевательные нравоучения, наверное, достигли моей почвы. Я вас услышал, как любят говорить шакалы Зуйка! Но я вам не верю. Не знаю, почему. Возможно, я – испорченный, жалкий человечек, ждущий жертвенного барана.
- Прощайте, - сказал незнакомец. Его голос опять стал густым и сильным. – Я оставляю вам кинжал и свободную волю.
«Господи, как хочется спать», - А.Н. повалился на кровать, на подушку, которая показалась ему мягкой и ласковой, какой была рука его жены в молодости. Мягкой и ласковой, какой была рука его старой матери. «Спи, моя радость, усни. В доме погасли огни». И кто-то напустил в капсулу последней ночи аромата южных роз. И включил в ушах шум теплого моря… Алексей Николаевич почувствовал ступнями прохладную газированную морскую пену и заметил огромное красное солнце, которое сказало ему «Пш-ш-ш», уходя за морской горизонт.
«Что миру до меня? Что мне до мира? Завтра меня не будет, но все по-прежнему будет течь своим чередом. Все будет в соответствии с придуманным кем-то бэк-логом. Разве я обладаю волей? Я такой же, как Зуёк, оловянный солдатик в руках… полковника медицинского бюро доноров» - А.Н. поморщился, раздосадованный мерзким воспоминанием, и сунул руку под подушку. Под подушкой он нащупал кинжал.
«А Зуйку и в голову не пришло узнать мое имя. Так почему же я столько сил потратил на мысли о нем?». Неосторожным движением А.Н. уронил кинжал на пол. И металл соприкоснулся с металлом.
«Кто-то вздохнул за стеной… Что нам за дело, родной? Глазки скорее сомкни» - пробормотал Алексей Николаевич и весь без остатка отдался власти сна.
Post Scriptum
И было дано миру и всему живущему ровно три чуда. Первое произошло, когда Алексей Николаевич, устраиваясь поудобнее для отхода ко сну, уронил на пол кинжал. Именно в тот момент, в ту самую миллисекунду столкновения металлов в заснеженном элитном поселке, в золотой спальне на шелковых китайских простынях умер Зуёк Ёоулун. И слуги Ёоулуна видели, что в спальне хозяина тревожно не гаснет свет, но решили не входить к нему до утра. Вот такие были у Зуйка слуги.
Несказанно повезло и самому Алексею Николаевичу. Генерал-профессор Воронов – человек осторожный и не лишенный эгоистичного прагматизма, вдруг взял, да и вступился за донора. Конечно, Воронов знал, что Зуёк умер, но что-то неестественно сочувственное взыграло в нем при виде Алексея Николаевича, заявившего кровососам: «А я верю в теорию вероятности», и А.Н. отпустили без порезов.
Но самое удивительное, перед которым меркнет чудо воскрешения Лазаря, случилось вслед за кончиной Зуйка. Истеблишмент потерял волчий интерес к чипированию, переключившись на поиск эликсира бессмертия. Люди доброй воли почувствовали затишье, и каждое новое утро приносило надежду, что катастрофу удастся, как минимум, отсрочить, а значит, ослабить, а, возможно, и избежать. И хотя на горизонте замаячило всеобщее генетическое кодирование, и как птица феникс, воскресла евгеника, радость еще долгое время переполняла сердца тех, кто был способен ее ощутить.