Не ложатся в строчку стихи
Камень давит на голову
В стране, к которой стремился
Так здорово.
Бом… Бом… Бом… Бом… Стучит колокол железной телеги.
Бом… Бом… Бом… Бом… Мигает красная лампа. Снуют человеки с картонами цветов. "Эйфо миштах шалош эсрэй? Где тринадцатый миштах? Где пятнадцатый? Где двадцатый? Где сотый? Где…? Лабиринты миштахов… Лира картон! Р а б о т а й ! ! ! !...
"У… Чёрт, Что они там вместо цветов камней наложили?" Тяжёлый картон пропахал ухо, и оно теперь горело как розы из Кармиэля. Цветочки, цветочки – голубенькие, беленькие, жёлтенькие, зелёненькие, красненькие, синенькие… голубенькие… Ох, как Вы пахнете потом! ! !
"Миша! Здорово, Миша !"
"Шалом ! Беседер ?"
"Порядок !"
Ох, уж эти Миши-инженеры, Лёвы – фармацевты…, Фимы- кандидаты Есть, конечно, и Вани…
"Здорово, Кацо ! Извини господин… Как Тбилиси и дача твоя на берегу лазурного голубого Чёрного моря…? Ты что кривишься… Работать не нравится ? Привык там в Грузии…, грузинов… обсчипывать! "
"А…, кого я вижу…? Шалом, представителю черновицкой аристократии ! Знаешь, бывают евреи черномазые, чёрножопые и черно…." "Заткнись, бессарабский жулик. Опять нализался, запиваешь бессарабское счастье мясника… ."
Огромный зал слепит неоновой высотой глаза. Оглушает красная лампа. Плечи наливаются болью, ноги заплетаются… Вторая рабочая смена. Три часа ночи, а в шесть на первую в другом зале. Лиры, чтоб они сгорели.
"Академику, наше Вам с кисточкой… На скольких кладбищах заложил свои кости в будущем за квартиру в настоящем?"
"Ты парень, мой тебе совет, мотай отсюда пока не поздно в Рим, у тебя ещё есть время… до года, говорят. Не веришь?"
Давит на плечи утренняя росса. "Гомарну… Конец… Заревели тяжёлые "Джамбы."
Утром в Париже, а может быть в Стокгольме или в Боне возлюбленный подарит цветок своей ночной красавице. "Милая, не правда ли тонкий запах тёплого море, зелёных долин, жгучего солнца безбрежной пустыни…" Чао…"
Из пожелтевшей тетради. Луд. Февраль – апрель. 1979 год.