Трескучие морозы декабря

Николай Васильевич Нестеров
  Вот  и  прикатили  декабрьские  морозы – калёные, крутые, трескучие.
В  одежде  жгут, сушат бесснежную  землю!                Раннее  утро  было  залито   морозным  солнцем. Лишь  серые  дымки, как  знаки  вопросов  поднимались  над  крышами деревенских  жилых  домов. И  тишина  стояла  в  деревне  Ваульцово, что  звенело  в ушах.
Гляжу  гусыня остановилась и поднимает  красные  лапы, резко  вскрикивает:» Мо-  роз – но»!
В  солнечном  морозном  поднебесье кружатся чёрные  вороны, всё  видя, всё примечая.
Один ворон  время от  времени  сухо, сдержанно  роняет с  высоты: «Строг…Строг..
Строг…». Это  он о  морозном  утре.
На  побелённой  слегка  инеем  придорожной  берёзе  увидел  две  галки, сидящие  крыло  к крылу, головками  ко  мне. Тишина, морозно и  они  двое, тесно  прижались друг  к  другу. Подумалось:  любимые. Тогда никакие  морозы  им  не страшны. 
Две  чёрные  птицы на  берёзе…
Поняв  их  этим  морозным  утром, я долго наблюдал  за ними. Трещал, как  валежник  в костре  стволы  берёз и  лёд  на  речушке  Липенки, а они  всё  сидели. Вот, что  делает  любовь.   
Помахивая  бело -  чёрными  крыльями, сорока  дала  широкий  круг  над  околицей, словно  оповещая  всех: «Живы… живы… живы…».
Это  я  так  её  понял, дескать, вот  и  морозы  нагрянули, и мы  живы – здоровы.
Интересно было  наблюдать  жизнь  птиц  в  зимнем  морозном  лесу.
Вот на  распахнутой  опушке, по стволу  столетнего  дуба - старца, вертляво  передвигаясь по  коре вниз и  вверх, снуют две  небольшие  птички  в  голубовато- серых  мундирах с  белыми  грудками – поползни.   
Неподалеку  от  опушки  раздаётся:»Ци – фю, цик – фю»! На  стволе, словно  бронзовом  сосны  и  вниз головкой  прицепилась большая  синица, а рядом  с ней  длиннохвостая  синица  затянула  свою  удивительную  песенку:» Ти – ти- ти».
Среди  птиц  зимних  в наших  лесах  можно  встретить  настоящих  жар -  птиц.
Вот  на  ветках  отгоревшей  рябины  качаются  нарядные  свиристели, на  головках чёрные беретики – хохолки, пёрышки светлые, серо – розоватые. Странно: сама  птичка, кажется  серо – коричневой, а вот  на  хвосте  вырисовывается жёлтая  полоска. И  поёт эта  птичка – невеличка  совсем  непривычно: »Свири- свири- свири».   
 Свиристели  поклёвывают последние  ягоды и распевают  свои  простые  песенки.
А  вот, если  хотите, кто  лучший  зимний  певец -  клест. Клест  добыл  себе семечко и  перепорхнул  на соседнюю  ёлку. Там  у  него с  подругой и  было  гнездо, тёплое, надёжное -  из  пуха  да  перьев.
С  возгласом :»Чив- чив – чив» довольно  бойко  перепархивают с берёзы  на  берёзу буро -  серые  птички -  чечётки.
Овальная, ясная, с таинственными очертаниями  поляна  предстала  перед  моим  взором. Сосны  настороженно  стояли  по краям, словно  дремали  в тишине.   
Правую  сторону  поляны  стерегли  рослые  берёзы. Вот на  эти  берёзы и любят  прилетать  красавцы  зимнего леса – глухари. Лениво  пасутся, срывают  почки, перелетая  с ветки  на ветку.
Звонко раздаётся по  лесу  деловитое  постукивание  красноголового  дятла. Подолбил, подолбил  шишку  ели, крикнул  громко:» Пик- пик»  и  улетел  в другое  место.   
Поперёк  набитой  лосями  тропы  стояла  крупная, серая  с длинными  белесыми  ногами  лосиха. Лосиха  встревоженно  навострила  уши в  мою  сторону, всхрапнула, резко  дёрнулась – затрещали  кусты. Лосята, скаканули вслед  за нею.
Декабрьский  лес, словно  околдовал  меня.
Сижу  на  стволе  поваленной  бурей  берёзе, отдыхаю. Глянул  на  бородавчатую  берёзу и  удивился. На её  ветках  пламенели  снегири. И  где  это  они в  стылое  морозное  утро сыскали  алую зорьку  и  выкрасили ею  свои  грудки?!  Вот  какие  молодцы! Как  сразу  потеснили  трескучий  мороз!
- У…у… - слышалась  песенка  снегирей.
Тугие  шелесты  облетевших  осенью  осин  долетали  из  глубины широкой просеки, звучали в  морозной  тиши, как  аккорды  какой – то  неведомой, душевной, навевающей  покой  мелодии.
Солнце  морозное через  заиндевелые  ветви  осин  цедится  мягко, загадочно, а небосвод  синий – синий. Спокойная тишина! Покой  и  такая  благодать разливается  кругом, что  хочется  стоять неподвижно  под  соснами и слушать, и слушать  таинственную  тишину. Тишина  манящая, зовущая, но  пугающая  своей  оцепеневшей  глубиной.