А город подумал - ученья идут

Панкрат Антипов
        Смоленск. Днепр тут ещё не Днiпро и даже не Дняпро, не ревёт и не стонет, струится тихо и мирно как Москва-река у Звенигорода. Но уже вздымаются над ним похожие холмы, а Кафедральный собор так и красивее будет, а Золотых ворот и не счесть на грозных до сей поры крепостных стенах. А внутри крепости парк, а в парке и старый кирпич губернского центра, и доброе деревенские дерево разных цветов, и новые русские особняки «под старину» – только новомодный стеклобетон, слава Богу, вытеснен за пределы крепости этой. Смоленск заслонял собою Москву когда и сколько мог, за что побывал и в Речи Посполитой.
        А для меня Смоленск ещё и родина моей мамы. Мамина бабушка была обрусевшей шляхтянкой, власть советов приняла, деваться некуда было, но внучку воспитывала как в институте благородных девиц, прививая ей правила приличия, чуждые не национально, но классово. Мама выросла интеллигентной красавицей, звукооператором киностудии, похожей на  певицу Анну Герман – но полькой никогда себя не считала, хоть и любила, осерчав, поминать «холеру ясну». Не считаю и я. Национальность это язык, а много ли я понимаю по-польски, кроме «холеры» этой? Да и не было, наверное, в истории другого славянского народа, столь «не братского» нам. В каждой польской красавице чудится то Анна Герман, то коханка Юзыся.

        Но недавно представилось что-то новое.
        Я не застал уже маминого дома на Мало-Краснофлотской. Запомнился только последний адрес смоленской двоюродной бабушки на улице Кутузова, у северной окраины. Недавно впервые за много лет побывал у этой обычной пятиэтажки 60-х, где никто уже не живёт из моей родни. Погулял вокруг, вспомнил детские приезды с родителями и привычно направился в центр, к крепостным стенам.
        И лишь вернувшись домой, открыв компьютерную карту, выяснил: 10 апреля 2010 года самолёт польского президента рухнул от этого дома всего в 800 метрах! От ближайших гаражей и магазинов – всего в 200! Этот жилой квартал строился у авиазавода и военного аэродрома. Насколько мог стать чернее тот чёрный день, и подумать страшно.
        Речь Посполитая напомнила о себе. Она и теперь напоминает, попрекая Россию этой катастрофой и тем, что не скорбит Россия по жертвам ни Катыни, ни Смоленска. Вежливые памятники не в счёт.
        А пилота борта № 1 любой страны никогда не объявят героем, который, возможно, последним движением отвернул падающий самолёт от жилья…