из цикла
РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ
Эти встречи случились на переломе эпох, в предперестроечные годы.
Нет больше таких женщин на Руси. И никогда уже не будет.
Пусть же память о них сохранится хотя бы в слове...
ВОТ ТЕБЕ РОДИНА
Долог путь от деревни к деревне - когда мороз за двадцать, когда ноги вязнут в снегу и устали руки от ноши. Но шагается километр за километром до большака, и бескрайняя белая пустыня погружает в воспоминания. Столько славных людей стали здесь близкими!
Но что это? Аж до земли согнувшись, вперёд не глядя, только палку-подмогу переставляя, - древняя старушка с рюкзаком на спине навстречу мне.
- Здравствуй, бабушка! Далеко ли?
- Здравствуй, милая, - задирает кверху любопытное лицо. - По хлеб вот выбралась...
- Пойдём вместе!
И, вздохнув, ступаем вдвоём до магазина.
- Что ж хлеба-то тебе никто не принесёт?
- А никого, милая, нету родства-то... Только вот крестница и навещает.
Ступает моя попутчица споро и верно, словно и рождён человек ходить
вот так - от пояса параллельно земле. И несёт она в себе какое-то мудрое знание о жизни, которое светится в выгоревших глазах ласковым светом.
У крыльца сельпо мы останавливаемся, пристроив ношу, и самое бы время поговорить, самое бы время... Но - ждут меня люди в других краях. И вот она, долгожданная попутка, не сесть в которую уже нельзя.
- До свиданья, бабушка! - машу ей из кабины. - Дай Бог тебе здоровья до следующего лета. Авось свидимся!
- Заезжа-ай! - долго глядит она вслед, опёршись на палку.
...И стаял тот снег, и напиталась водою трава, и поднялись хлеба золотыми разливами. Многое изменилось вокруг, совершая извечный круговорот. И, подвластные времени, подвинулись ближе к вечности люди. На морщинку прибавилось на лицах у стариков, чьи дни в своём подчинении законам природы так похожи друг на друга.
Шагаю по знакомой дороге и думаю: где-то неподалёку деревенька Лукерино, а в ней - та согбенная старушка, что встретилась зимой. Заглянуть разве?
Указанную мне калитку открываю боязливо - что как не признает меня хозяйка?
А дом - на запоре. Однако и убежать старухе дальше собственного огорода некуда.
Я захожу за угол и радостно угадываю на грядках сложенную пополам фигуру. Снова поражаюсь - как может ходить такой согбенный человек?!
- Я ещё и кошу за проценты! - гордо отвечает старушка, отирая пыльные руки. - В совхоз накосишь, и мне для козы будет. Глядишь, за труды ещё и мУчки выделят...
- Сколько же лет вам?
- Дак семьдесят семь, ну. У нас Петров день-то двенадцатого числа в июле живёт? Так и есть, семьдесят семь стукнуло.
- А согнуло-то так давно?
Она не обижается и отвечает насмешливо:
- Дак по молодости... Пастушила я колхозных коров, домой бы уже идти, а две поотстали. Я и пошла по их, по хромых. Гляжу - а одна ногам в колодец попала! Я за колокольницу у ей ухватилась и кричу нещадно: идите с верёвкой!.. Вот и согнулась сама-то, пока держала...
- Помню я про вас с зимы-то. Вот и фотографию привезла...
- Ой, дорогая, - разглядывает себя Мария Семёновна. - Лонись ведь это я шла к селу, а ты меня и так, и эдак... Признаю ведь я тебя, признаю! Не зазря сорока на колу ныне щёлкала - гостю быть!
Затем в избушке мы, как водится, пьём чай. Кровать, стол да горка - вот и всё убранство. А за занавеской лук рассыпан по полу для просушки. Полна заботами осень года. Да и осень жизни тоже. Всё уже в прошлом, в воспоминаниях, но весенняя радость нет-нет да и напомнит о себе.
Так и мы коснулись прошлого, в котором разное было, - и обиды, и утраты. Но поскольку заповедное оно, то и останется между нами.
- Вот черницы я натолкла с песком, ты ешь тоже. И пироги проведывай. Я-то заскрёбышек утром съела. А эти, не знаю, вкусны ли, - говорила хозяйка.
Мне же отчего-то всё вспоминался и вспоминался её рассказ о том, как приваживали прежде привозных коров к новому месту. Солили, оказывается, хлеба кусок, давали понюхать сначала новенькой, а потом всем коровам в стаде, и все крошечки затем им и ей скармливали, чтобы не убегала, не боялась. Кормили её и приговаривали:
- Пеструшенька моя, вот тебе родина твоя! Пеструшенька моя, вот тебе родина...
Так три раза. И действовало ведь!
Много чудес в жизни, как бы ни была она пропитана несчастьями. И как чудо, которому быть бы в веках, - вот эти женщины в русских деревнях. Где родились, там и пригодились, куда «в замуж» вышли, там и век доживают, там и родина, там и смысл. И хочется снова и снова смотреть в их лица - ясные и доверчивые, словно всё у них в жизни только начинается.