Перевалило за сорок Евгении Павловне Непокоевой, и ездить на завод через весь город стало тяжело. Много лет она работала на Пересыпи, а жила с мужем и двумя детьми в другом конце Одессы. В километре от дома выстроили новое здание городской автоинспекции, начальником которой назначили Жениного соседа, Фёдора Ильича Бесова. Он сам по-дружески и предложил ей сменить место службы.
- Женя, переходи к нам. Служащие в канцелярию сейчас нужны. А тебе какая разница, где бумажки перебирать? Деньги те же, и в транспорте не будешь мучиться. Три часа жизни каждый день теряешь, где логика?
- Если бы три! Бывает, что и четыре! Спасибо, Фёдор Ильич, я подумаю.
Предложение показалось Евгении соблазнительным. Работа у неё на заводе была, что называется, не пыльная, но к восьми утра приходилось приезжать, за этим следили строго. Зато днём можно и расслабиться. Женя работала в лаборатории новой техники, но на самом деле и старую уже подзабыла. Часть рабочего времени ей разрешали заниматься общественной работой, как члену профкома и женсовета.
Отпускали её неохотно. Не то, чтобы она секреты новой техники с собой уносила, но... Евгения на заводе проработала двадцать лет, все её знали, любили, и начальник отдела кадров печёнкой чувствовал, чем дело кончится.
- Ох, пожалеешь, Женя, ей-богу пожалеешь, да поздно будет! Я ведь тебя знаю, ты и часа спокойно усидеть на месте не в состоянии! Возьми лучше отпуск, отдохни, на пляже поваляйся, тебе что, вожжа под хвост попала? Не дело так спонтанно увольняться! Ты же у нас незаменимый человек, и на именины, и на свадьбы, и на поминки, и мяса достать, и за цветами съездить, мы тут рабочие минуты не считаем. О лучшем и мечтать нечего, утопия это! Где ты ещё такую синекуру найдёшь?
- Оно-то так, Иван Петрович, только три часа каждый день в автобусе трястись не могу больше. Если бы хоть сидеть, так стоять же приходится! Или в шесть утра из дома выходить. Не травите душу, Петрович, а то расплАчусь. Вы же знаете, завод мне, как родной, я и так вся во фрустрации.
В ГАИ Евгению встретили неласково. Сосед её сидел слишком высоко, и в прямом, и в переносном смысле, к нему жаловаться не побежишь. Показали Жене рабочее место в комнатке с тремя столами и двумя пожилыми женщинами, выдали стопку папок, объяснили, какие данные откуда и куда переписывать, вот и все инструкции. Работа чисто механическая, аккуратности требует, разборчивого почерка и усидчивости. А с ней у Евгении всегда плохо было. Тоска!
- Ладно, справлюсь, - подумала Женя, - чего в панику бросаться сразу? Разберусь! И к трём часам дня она не только разобралась, но и сделала все необходимые выписки об авариях машин из папок в какой-то формуляр.
- Наконец-то перекур устрою! – подумала она. Но вздохнуть ей не дали, вместо этого выдали новую кипу папок, и велели сдать вечером, в кабинете не оставлять, если(!) до конца дня работу не закончит.
Три мучительно долгих дня Женя занималась копированием данных аварий в различные формуляры, а папки всё не убывали. На четвёртый она не выдержала и отправилась на родной завод.
- Бес попутал, Иван Петрович, - сказала она кадровику, - на всё согласна, только примите назад.
- Ладно, Непокоева, придумаем что-нибудь. Поговорю с директором. Иди в отдел, работай спокойно, - матёрый кадровик Женькиному заявлению хода так и не дал, назначив ей про себя неделю отсрочки.
Коллектив встретил «блудную дочь» с пониманием, шебутную Женьку и в самом деле любили за юмор, лёгкий нрав и знание тысячи анекдотов. А сама она, удобно расположившись на старом своём рабочем месте, испытала неожиданно незнакомое чувство. Как это философы-то называют? Катарсис – во!