Ночь на окраине. 4 ч. Знаки судьи

Ирина Уральская
 
 
4 глава
Знаки судьи
Будущее представляется мне великолепным веком, полным машин. Только подумал о расстоянии до дома и о том, куда тебе надо, и вот она стоит, машина. Ты бесшумно плывешь по воздуху, и через пять минут земного времени, прибываешь прямо к окнам пятиэтажек, к высокому тополю со скамейкой, на которой сидят каждый день, как скворцы на ветке, улыбающиеся бабушки.
– Здравствуйте, соседи!
– Здравствуй, Лариса, откуда в таку рань?– обратилась тетя Катя с ухмылкой.
Светлая с белыми усиками над губой, громогласная, от ее голоса разбегались все дети двора.
Она как цербер стояла на охране деревьев, скамеек, и цветников под окнами.
– А она у нас по утрам медитирует во степи, пишет поэмы и встречает восход солнца, – сказала тетя Катя вторая – маленькая.
На самом деле маленькая с чёрными юркими глазками.
– Может, наоборот, по ночам работает, вот какие глаза уставшие, проваленные внутрь, – подсмеиваясь, добавила тётя Алла, еще не бабушка, воспитывающая чужую девочку-казашку, ставшую отличницей и гордостью няньки.
– Что это за работа такая? – ехидно улыбаясь всем лицом, вторила тихо тётя Маша с палочкой, так ее называли все.
Всё это пронеслось передо мной так ярко и красочно будто наяву. Я встряхнула головой, отгоняя бабушек от своего лица…
Передо мной открывалось унылое лысое поле  с тропинками, с редкими колючками, поросшее высохшими травами: полынью, беленой, пыреем, душицей, и любимым цикорием (в обиходе, васильками). Бывший старый аэропорт.
Вдалеке мигал утренними огоньками и темнел большей своею частью четвертый микрорайон – гордость города Уральска и последний всплеск умирающего Советского Союза. С великолепными плакатами, на которых красными буквами написано «За 10 лет – квартира каждому». А позади, огромный «железный», как мы называем, рынок по продаже, запчастей к автомашинам и самих автомашин, в основном б/ушных, пригнанных из Польши, Чехии и Германии.
– Вот куда они меня скинули, – горько сказала я.
Позади меня, в кустах чернело пятно.
– Чё это там плюхнулось? – произнесла я.
Из любопытства подошла осторожно поближе и, вытянув шею, поглядела как бы невзначай. В мутном свете нарастающего серого ноябрьского утра, лежал длинный предмет с колесами.
– Самокат что ль?
Это и правда был самокат, только очень большой и с панелью управления. Я рассмеялась и погрозила пальцем в небо.
– У, гады! – добродушно ворчала я. – Я что вам, мальчик?– разговаривала я, дальше, будто они могли меня слышать.
Любимая привычка говорить вслух всегда смущала меня и вызывала усмешки всех моих домочадцев. А сейчас никого не было рядом, и смущаться не было необходимости. Разговаривать вслух, после того как внезапно и сильно с кем-нибудь ругалась, любимое дело. Потом, идя по улице, я переваривала заново весь разговор, придумывала новые и более сильные доводы, которые не могли от сильного волнения прийти в голову тогда, когда это было нужно. При этом я махала изредка руками, гримасничала, и мышцы лица сокращались, удивляя встречных прохожих. А тут сам Бог велел.
Пережитое потрясение было так велико, что всё это не вмещалось в мое сознание. Еще и этот глупый самокат, окончательно выбил из колеи. Я подняла его на два колеса. К моему удивлению он был прямо пропорционален моему росту. Удобно пристроив одну ногу на платформу, попробовала оттолкнуться другой ногой. Нечаянно надавила кнопку на панели, загудел моторчик и ходу прибавилось. «Фантастика!» – обрадовалась я.
– Да это самоход, какой-то, – и я методом тыка постаралась набрать приличную скорость и побухала по кочкам до своего микрорайона, ветер так и запищал в ушах.

Ноябрь выдался сухой и тёплый. Редкие деревья карагачи уже были голые. «Сколько времени меня не было, месяца два, три? – переживала я печально. – Что там дома ждет?» Подъезжая к дому, ловко спрыгнула и покатила самокат вручную. Еще кто увидит, подумает, с дуба баба рухнула.
На лавочке сидела знакомая соседка, в сумерках утра четко вырисовывался силуэт, и освещался одним фонарем сбоку. Это было не очень хорошо. Чего ей дома не сидится? К счастью, она только любопытно повертела головой, к моему изумлению ничего не сказала. А на лестничной площадке попался еще один сосед, электрик Володя, близоруко сощурившись, как бы не узнал меня, буркнул неприветливо: «Здорово». Да так будто видел меня вчера или не узнал. Вспомнила пока шла, около подъезда менял колесо муж Тани Неоновой – Виктор Терентьевич, и он не посмотрел в мою сторону. Что ж такое?
Я долго звонила в свою дверь, звонок у нас был чудовищной громкости, мертвого разбудит, но никто не торопился открывать. Наконец заскрипели несмазанные петли двери, английский замок щелкнул, и из полураспахнутого проема показалась лохматая кудрявая голова с первыми залысинами. Я увидела Ивана с вытаращенными от испуга глазами, будто он привидение увидел.
– Привет! Вы чего так долго не открываете? – спросила я.
– Да ты, ты… мы – растерянно лопотал он
– Тык, пык, нашатык. Спите что ль? Дети где? – подвинув его как шкаф вглубь.
– В садике… – Он явно сопротивлялся, не думая уступать дорогу. Это выглядело глупо.
– Молодец, уже отвел, думала, успею увидеть, соскучилась…
Еще один трудный шажок – я так продвигалась на кухню, отодвигая оторопевшего мужчину.
– Ты кто? – вдруг спросил Ванча.
– Ванча, у тебя крыша поехала? Это я – твоя жена. Кто? Ну, насмешил, парниша, – я оглядывала кусок зала.
Пройдя на кухню, увидела сюрреалистическую картину «Завтрак на траве». Посередине комнаты (самой уютной кухни советского народа, метражом три на три, а это самые большие кухни нашего времени в Уральске) сидела рыжая женщина, в моем новом китайском пеньюаре.
– Так вот значит как!– торжественно сказала я – вот я вас застукала! Говорила мне Танька, гуляет он, а я всё не верила! А ты значит, еще и домой эту ведьму привел! – А, Ванча?– я повернулась к смутившемуся Ивану.
– Друг мой, нехорошо – голосом министра легкой промышленности, сказала я.
– Да, тебя похоронили давно, три месяца назад.
– Похоронили, значит. Молодцы!– рассердилась я окончательно, – Уматывайте оба! Расселась голубушка – я попыталась обойти ее с тыла.
Рыжая бестия сидела молча и нагло допивала чай с бутербродами. Я выхватила красную чашку с белыми горохами (наш свадебный подарочный сервиз) и грохнула об пол. Потом полетело блюдце с золотой каймой. Бабах! Блюдце оказалось крепким. Не разбилось. Мстительное чувство злости стало еще больше. Медленно подобрав его с пола, грохнула об стену и, увидев, что блюдце, разлетелось радужными частями на куски, похлопала руки друг об друга, успокоилась, с чувством выполненного долга и гордо продефилировала в душ.
Рыжая испарилась, пока в зал.
Собака подвывала и прыгала…
Я только, что заметила её.
– Ну ладно, ладно, Линда! No pasarаn!
Боковым слухом слышала приглушенный голос мужа:
– Жена какая-то странная…
«Это я-то странная,– злилась я,– а он не странный?»
– Нет, это не может быть она, – продолжал он.
– Может у нее сестра есть? – сказала Рыжая, – а костюмчик шикарный, да такой достать не каждая может, это в Париже могут такие делать, не у нас! – голоса удалились и входная дверь захлопнулась.
«Какая-то не такая», – еще звучало у меня ушах.
Я подошла к огромному тройному зеркалу-трельяжу в большой прихожей. Из зеркала на меня смотрела незнакомая Я. Гладкое подтянутое лицо, большие лучистые глаза ярко-зеленого цвета без единой крапинки. Волосы блестели аккуратно завитые колечками, будто плойкой уложенные. Губы набухли, как спелые ягоды, и увеличились. Я странно похорошела после звёздного вояжа. Приглядевшись повнимательнее, уловила свои же черты лица, данные от природы. Схватилась за грудь, исследуя тело. Грудь наполнилась и поднялась.
– Да, почаще бы к вам наведываться, инопланетяне, – я с удовольствием оглядела себя с ног до головы, мне казалось, я стала стройнее и талия уменьшилась. А самое удивительное, что на мне был спортивный костюм из незнакомого материала, абсолютно бесшовный, мягкий и эластичный, напоминающий и хлопок, и шерсть одновременно.
Только я окончила осмотр, раздался душераздирающий звонок от входной двери. Открыла, не спрашивая, по своей дурацкой привычке. На пороге красовались два субчика в милицейской форме:
– Гражданка, Лариса Ивановна Демиденко?
– Да я, – с кокетством сказала я, зная, какая я сейчас эффектная, тем более не страшась, ибо ничего за мной не водилось криминального, и работала я в милиции.
– Мы вынуждены вас арестовать до выяснения обстоятельств по заявлению гражданина Демиденко Ивана Александровича. Заявления об установлении выяснения вашей личности и захоронения произошедшего три месяца назад при многочисленных свидетелях и служебных лицах, и опознании матерью и братом Николаем, зарегистрированного 30 июня 1990 года, соответствующими органами города Уральска, Казахстанской ССР.
И они предъявили судебный ордер, взамен потребовал мое удостоверение, в которое долго смотрели. На удостоверении, как ни странно, была новая я. С меня сдулось всё мое напыщенное великолепие. Внутри похолодело до состояния свежего холодца.
– Хорошо, вот только соберусь, буду готова через пять минут.
Я прочла всего Солженицына и все его круги ада. Пугающие черно-белые картинки книги «Архипелаг ГУЛАГ» уже замелькали передо мной. Взяла с полки зубную пасту, стакан, сухие пакетики чая, насыпала сахар в целлофановый пакет. «Такое впечатление, что еду надолго», – подумала я, положив тапочки, туалетную бумагу и теплую мамину шаль.
– Со знанием дела собирается, – пошутил молоденький мент, на него резко взглянул прапорщик постарше.
Всё остальное побегло, как в плохом детективе. Хоть наручники не надели. Камера, допросы, толстая папка-дело, свет, не выключающийся ночью и днём, любопытные сокамерники. Всё это описано и до меня. Тюрьма как тюрьма. Самое скверное – ни одному моему слову никто не верил. Я устала пересказывать вызубренное назубок одно и то же. Пока к делу не подключили моего знакомого знаменитого следователя Суханова Ивана Ивановича.
Вот он-то и постарался разобраться, потому что мы были шапочно-знакомые по недавнему прошлому. Работая еще оператором на Вычислительной станции Госбанка, я училась в Строительном техникуме заочно и несколько раз была у них дома в Зигзаге, этот район так называли между собой в разговоре. Катерина, его жена была тугодум в политэкономии, но отлично разбиралась в бухгалтерии, я строго наоборот. Вот мы и готовились к экзаменам, зубря науку и попивая чаи с тортиками «Сказка», на тесной кухонке. Там я и видела иногда следака, в обтянутых трениках и с сигаретой у телевизора.

Иван Иванович прекрасно знал о моей адекватности, слушая пространные рассуждения о политэкономии еще у себя дома. Но и был на чеку, служба обязывала. Усталым голосом он допрашивал меня:
– Куда девался шар? Я был и осматривал обгорелое место в Зачаганске? Испарился?
– Я не знаю, – опустив повинную голову, отвечала тоже уставшая я
– Вы, Лариса Ивановна взорвали Поссовет. Принесли государству убытка на миллион рублей. Тело мы нашли уже обгоревшим и дали заключение о смерти. Тело было неузнаваемым, там даже железо оплавилось, угол здания полностью обрушился, до сих пор идут работы по восстановлению. Это мог быть и газовый баллон. Вам лучше рассказать более-менее правдивую версию. Мол, привезла баллон для личного пользования, пыталась подключить газовую плиту, не уследила, произошла утечка, что повлекло за собой взрыв и взрывную волну, а так как вы это рассказываете, выглядит всё фантастически и бездоказательно.
Он просто подсказывал мне подходящую версию. Но и эта версия влекла за собой уголовную ответственность, потому что произвольно никто не может подключать газовую плиту, где бы то ни было без разрешения соответствующих органов.
– Что вы хотите нам сказать? Тарелку, вернее, Неопознанный летающий объект, никто не видел? Такой огромный предмет и ни одного свидетеля?
– Были там свидетели, накануне я видела во дворе Панова Колю с друзьями, я поздоровалась, они нанялись засыпать подвал землей в пятиэтажке напротив Поссовета, сидели на лавке курили и пили вино. Я, проходя мимо, остановилась, и они мне налили рюмку «Агдама», я еще спросила: «Чего на танцах в Кировском парке не были?» Коля сказал: «Скоро выпускной, деньги нужны, вот мы и подрабатываем». И вот через некоторое время тарелка и разбомбила Поссовет, врезавшись в угол. Я видела, как они разбегались, прячась в подвале и за домами. Их отнесло взрывной волной… они падали, может правда, их и в живых нет уже. Хороший парень Колька!
  – Какой Колька, что вы выдумываете на ходу. Честно, если б не знал тебя, и не просьба моей жены Катерины, давно упёк бы тебя с глаз. Позор на мою голову, – громко и раздраженно сказал он, закипая, видно терпение начинало иссякать.
– Вы, Лариса Ивановна, записаны у нас как террористка и смертница. Это не так просто. А теперь вы появились внезапно и сказки мне рассказываете? А доказательств – ноль. Хотел бы я вам помочь, ради жены моей Катерины, и сданного ею экзамена по политэкономии, да не могу.
Иван Иванович захлопнул дело:
– Лучше вам вспомнить, где вы взяли взрывчатку? Может эксперимент хотели провести? Это было бы  здорово. Должен же я вразумительно составить отчет о деле. Уведите арестованную! – крикнул он зычно.
И меня увели.
В камере было холодно, приближались новогодние торжества. Дети скучают, наверное. Я ходила из угла в угол, и думала, думала. Единственным предметом доказательства был самокат и спрятанный в подвале компьютер, но с ним расставаться я не собиралась. «Техника будущего, дети скоро вырастут. Да и послания обещанные придут туда же», – наивно думала я. Потерплю еще немного, авось прояснится. Да и всего я не рассказывала.
– Тарелку помню, очнулась, колбы, опыты, потом земля, всё.
Опять некстати, вспомнился фильм «Бриллиантовая рука».
Монолог героя Никулина: «Упал. Очнулся. Гипс».
А кто поверит?
В один из дней, особенно муторных и тяжких, Ванча принес кофту и холодную ногу курицы, теплые носки. Я заплакала. Смотрела на него так жалостливо и тоскливо, что он отвел глаза.
– Дети, там как? Отопление дали?
– Сидят, ждут, как бы из командировки, привыкли немного.
– С собакой гуляете?
– Гуляем.
– Рыжую девку, домой не води, – не удержалась я.
– Ладно.
Прошло дней пять, я уже и молиться перестала, дверь открылась, и с голосом охранника пришла моя свобода:
– Демиденко, с вещами на выход.
Замки и щеколды то открывались, то закрывались.
– Лицом к стене!
В руках я несла нехитрые пожитки, пустой тюбик зубной пасты, без щетки, бокал, сухие пакетики чая, остатки туалетной бумаги, халат и тапки, ни разу не одеванные, книгу Монтеня «Опыты» (смешно).
В огромном кабинете кроме следователя Суханова Иван Ивановича стоял важный чин, на погонах ярко светилась новенькая звёздочка, с ним двое чином помельче.
– Документы готовы – сказал уставший и измученный Иван Иванович.
– Прошу много не распространяться по этому делу, – сказала спина представителя, стремительно обернувшись, он окинул меня взглядом, видно удостоверяясь, что я не пострадала больше чем надо, удовлетворенно кивнул головой. А я выпала в осадок.
На меня смотрел актер Еременко-старший из фильма «Красное и Черное». Меня прошила мысль «наш человек».
– Это дело на контроле Госбезопасности города Москвы! А в КГБ шутить не любят. Терроризм такого масштаба в Казахской ССР будет расследоваться тщательным образом. А подрывная деятельность ведет далеко за пределы страны, возможно в США. Мы забираем этого человека, он указал на меня робко стоявшую у стены.
Иван Иванович последний раз с жалостью и сожалением посмотрел на меня, развел руки, вроде извиняясь.
– Ну, будьте здоровы. Самолет готов. Задерживаться нет смысла. Да и, пожалуйста, дайте в прессе статью о полной невиновности гражданки Димиденко и ее чудесном воскрешении. Придумайте что-нибудь вразумительное, найдите лучших репортеров. Вот, например Смирнова Наталья, пусть напишет и восстановит честь человека. Народу необходимо знать, как можно меньше по этому делу. А мужу скажите, что ее освободили и послали в Москву в связи с новыми фактами в отдел Уфологии, – сказал Еременко. – До свидания.
– Честь имею, будет сделано, – сказал Иван Иванович.

 
5 часть
http://proza.ru/2020/12/11/1430

коллаж Деда Габадея.