Что могу сказать о своём папаше? Человеком он был сложным, неординарным и противоречивым. В общем, характер имел не сладкий. Чтобы нагляднее вам представить приснопамятный образ батюшки, приведу хотя бы такой пример из его достаточно яркой биографии.
Начну с того, что, если у него спрашивали в каких войсках проходил армейскую службу, то родитель мой с гордостью отвечал: «Я служил в инженерных войсках!» На непосвящённых это производило должный эффект. Но я-то был в курсе, что так официально именовался в Советском Союзе пресловутый и весьма непрестижный стройбат, куда попадали новобранцы, запятнавшие себя уголовной ответственностью за совершённые преступления, то есть, отсидевшие тюремный срок. И батя мой отбыл «по малолетке» год колонии за участие в банде налётчиков.
После освобождения он до самого призыва в армию работал в Каспийском пароходстве сначала матросом, а потом мотористом на сухогрузе. По тем временам моряков торгового флота на службу обязательно призывали в военно-морской флот. Естественно, папашу, имеющего судимость, по существующим тогда правилам забрали отбывать воинскую обязанность в стройбат. Он и там активно проявил себя. Надо заметить, контингент сослуживцев ему подвернулся довольно специфический: бывшие сидельцы, многие с Кавказа – грузины, армяне, там, разные хохлы из Западной Украины, уроженцы Средней Азии и т. п. Большинство совершенно безграмотные, даже вместо росписи в документах ставили крестики.
Понимаю, в нынешние времена это трудно себе представить, но так было на самом деле. Этак папка мой стал ротным писарем с его образованием в четыре класса осетинской сельской школы. Благо, в шахтёрском посёлке, где он родился, проживало много русских специалистов горного производства, поэтому и всё коренное население свободно владело официально утверждённым в стране государственным языком титульной нации.
Таким образом, рядовой солдат получил доступ в штаб батальона, а значит, находился в поле зрения командиров, что при определённой проворности сулило ему выгодные перспективы. Коими родимый вскоре и воспользовался.
По натуре он был очень увлечён техникой и вовсе не жаждал стать канцелярской крысой. Поэтому сумел удачно подсуетиться, в результате чего добился, чтобы его отправили учиться на механизаторские курсы, где готовили специалистов для работы трактористами, экскаваторщиками, крановщиками, грейдеристами, шоферами. По окончании учёбы он получил право работать на любых строительных машинах. Для дальнейшего прохождения срочной службы новоиспечённого спеца отправили в далёкий уральский гарнизон. Их строительная воинская часть располагалась в уральских лесах, где, кроме того, по многочисленным «зонам» отбывали срок заключённые. Солдаты же строительного батальона там возводили свои объекты. Работы хватало всем. Но почему-то начальство не спешило использовать подготовленного технаря по назначению, сколько он ни обращался с просьбами по инстанции. Наконец такое незавидное положение изрядно надоело кипящему негодованием парню и тот решился на отчаянный шаг. Взял, да написал жалобу в Кремль самому Сталину. Обстоятельно изложил свою проблему, мол, государство затратило на обучение средства, подготовило ценного специалиста, столь необходимого родине в условиях ликвидации послевоенной разрухи, а нерадивые командиры преступно игнорируют страстное рвение молодого бойца принести необходимую пользу любимому отечеству.
Через короткое время ретивого военнослужащего доставляют аж в штаб полка, где его по-отечески тепло принимает сам полковой начальник. И прошедший войну бравый седой полковник, держа в дрожащих руках официальный правительственный бланк с солидными подписями, заверенными внушительными гербовыми печатями, увещевал ласково и заботливо: «Сынок, впредь всегда обращайся лично ко мне. Только рад буду тебе помочь. Но больше не пиши напрямую в Москву…»
Вообще-то в армии за нарушение установленной субординации полагается наказание. Просьбы солдат должен направлять согласно существующей иерархии, то есть, непосредственному своему командиру. Но тут оказался исключительный случай и всё сошло отступнику с рук.
Между тем, суровый полковой начальник тут же распорядился, чтобы пронырливому воину выделили в распоряжение из состава только что поступившей техники новенький экскаватор. Так отец мой достиг своей цели. И за срок службы, растянувшийся почти на четыре года, успел освоить все виды существовавшей в ту пору строительной техники. Стал действительно опытным специалистом, поэтому его долго не демобилизовывали из армии. К концу срока настойчиво предлагали остаться на свехсрочную службу и сулили притом немедленно произвести в звание старшины. Только батя категорически не согласился на лестное предложение. Он страстно жаждал гражданской независимости, понимая какие перспективы раскрываются перед ним, обладателем столь востребованных профессий. И главное, больше на него не будет довлеть опостылевший армейский дух вышестоящего командирства. А это, согласитесь, многого стоит!
Если кто помнит ещё, как говаривал великий полководец Суворов, что плох тот солдат, который не побывал на гауптвахте. Так вот, освоил этот опыт и мой папенька. Дело было так. К концу службы столь квалифицированного кадра настолько берегли, что, дабы с ним не случилось неприятное, предпочли назначить на тёпленькое местечко – заведовать складом. Должность, надо заметить, ответственная и всеми без исключения почитаемая. А то как же, ведь в ведении такого важного лица находятся не только запчасти для строительных механизмов, гвозди, краска да хозяйственный инвентарь, но и дефицит в виде спирта, сигарет, тушёнки и всяких пищевых продуктов. Заведующий складом везде был желанным. И в штабе являлся своим человеком. Перед ним привычно заискивали офицеры. Всем хотелось иметь дружеские отношения с наделённым полномочиями солдатом, чтоб добывать для себя необходимые продукты. Они на равных воспринимали столь важное должностное лицо. И папик задрал нос от ощущения собственной значимости. Он запросто за руку здоровался с вышестоящими по рангу военнослужащими. Имел обыкновение при встречах не отдавать честь офицерам, как это предписано строевым уставом. И однажды нарвался…
Напомню, что время было послевоенное – 1952 год. Большинство офицеров прошло горнило сражений. Встречалось много так называемых строевиков, буквально воспринимающих уставные отношения и свято чтящих строевой устав, как самурай свой кодекс чести.
Это оказался политработник в звании подполковника. Откуда он взялся – отец не понял. Прежде его никогда не встречал в полку. Видимо тот был временно командирован в их гарнизон. И вот, столкнувшись на ступенях при входе в штаб, ефрейтор не приложил руку к пилотке, чтоб поприветствовать старшего офицера. Такой дерзости замполит не захотел спускать нижнему чину. Подполковник сделал строгое внушение наглецу, потребовал предъявить служебное удостоверение, записал себе имя виновного. И приказал, чтобы разгильдяй доложил непосредственному начальнику о своей провинности, и чтобы его наказали арестом на трое суток. Чужаку совсем не было дела до того, какую важность собой представлял среди местных служивых людей данный экземпляр. Ничего не поделаешь, и отец исполнил приказание, как положено, доложив о своём проступке командиру подразделения. Тот исправно отправил под арест заведующего складом.
Правда, дело осложнялось одним обстоятельством. Их воинская часть едва только обосновывалась на новом месте. Личный состав большей частью ещё ютился в брезентовых армейских палатках. Так что, гауптвахту к тому моменту ещё не успели построить. Нарушителей же дисциплины при наказании помещали в выкопанной для этого случая яме. Ничего, в ханских зинданах такое издавна практиковалось.
Сверху бдил часовой с карабином наперевес, который приглядывал, чтоб ненароком узник не сбежал бы из узилища. Что тут поделаешь, когда, согласно уставу, никто не вправе отменять распоряжение офицера, кроме самого министра обороны, который находится далеко в Москве.
Короче, с тяжкими охами и вздохами капитан, непосредственный начальник резвого заведующего складом, отправляет подчинённого к месту отбывания наказания. Того сажают под арест в яму на объявленные трое суток. Только сия экзекуция долго не продлилась, ибо гарнизонная жизнь должна функционировать бесперебойно, согласуясь с плановым графиком работ, срыв коих чреват строгими мерами воздействия.
А посему скоро засуетились, принуждённые непредвиденным обстоятельством пострадать за срыв подотчётных программ, бедолаги-командиры. Они реально лишались возможности заполучить со склада всё необходимое. Начался настоящий ажиотаж в воинском расположении. За сорванные сроки по производству работ никого отнюдь не погладят по головке. Итак, не прошло и часа с начала отбытия срока наказания, как над ямой собрались пострадавшие должностные лица. И как только часовой ни отпугивал их воинственными криками: «Стой! Буду стрелять!» - те продолжали вести несанкционированные переговоры с арестантом в поисках разрешения сложившейся ситуации. Кто-то нашёл приемлемый выход, предложив выбросить ему из ямы ключи от склада, чтобы можно было самому забрать оттуда что требуется. Но облечённый материальной ответственностью дока оказался несговорчив, он туго знал своё дело и наотрез отказался препоручить кому-либо распоряжаться доверенными ему ценностями. Обескураженные командиры отправились тогда с челобитной к главному начальнику. Тот быстро смекнул что к чему. При любом раскладе он оказывался в невыгодном положении крайнего. Поэтому решительно взял на себя ответственность. И арестованному немедленно было милостиво пожаловано досрочное освобождение. Тем и закончилась комичная история.
Расскажи об этом случае представителю армии любого другого государства, уверен, ни за что не поверит в такое. А если кто и поверит, так глубоко озаботится рассуждениями на тему о загадочной русской душе. Им ведь совсем невдомёк, что значит в России быть инородцем…