Учтив, немного старомоден,
Галантен с женщинами, жив,
Немногословен он, неприхотлив
И неподдельно благороден.
1
Только через неделю я узнал, что этот моложавый рослый мужчина - подполковник госбезопасности. Правда, в отставке. Признаться, работники "компетентных органов" мне представлялись немного иными. Более суровыми, что ли. И во всяком случае менее бесхитростными.
Мы прилетели в Ленинград втроем, я и только что осиротевшие мои Наташка и Димка. Прилетели, лишь бы не оставаться там, в квартире, где совсем недавно еще было нас четверо, в квартире, которую дали нам всего год назад, а вот пожить в ней по-человечески так и не получилось.
Елену Федоровну я знал с раннего детства. Она - я звал её в те годы "тётя Лёля" - попала в Тифлис в эвакуацию, из Смоленска. Дружила с моими родителями, а потом, когда Война закончилась, перебралась в Ленинград, но не забывала ни нас, ни наш город. Приезжала, уже работая в Щедринке, в командировки, а иногда и просто так - повидать друзей юности.
Сюда же, в Тифлис, она прислала учиться в университете и свою дочь Эллу - девушка гостила у нас какое-то время, но потом я её долго не видел: еще студенткой она вышла замуж за выпускника Нахимовского Училища и жила с ним в разных городах - там, куда его забрасывала служба. И только в конце 70-х оказались они наконец в Ленинграде, в трехкомнатной квартире в новостройке, в районе Комендантского аэродрома, на Аллее Поликарпова.
Я попал к ним случайно - у самой Елены Федоровны шел ремонт, и она предложила, чтобы я с детьми пожил у молодых, пока они отдыхали на даче.
Конечно, молодыми их можно было назвать условно: Элла была старше меня лет на десять, и настолько же старше моих были их дети: четырнадцатилетняя Инга и шестнадцатилетний Алёша - статный светловолосый юноша с добрым открытым лицом. Элла, теперь уже не Буренкова, а Мигучкина, познакомила меня с мужем:
- Володя будет тут жить с вами - это я в отпуске, а ему всё лето работать. Так что вечера будете проводить вместе.
Володя улыбнулся. Редко я встречал улыбку такую светлую. И руки - они оказались очень добрыми, эти руки, протянутые для знакомства, легко коснувшиеся тут же сначала напряженно стоявшего Димки, потом Наташки, руки, прикосновенье которых сразу расслабило оказавшихся в чужом доме уставших ребят.
И тут... показался Кот. Большой, пушистый и очень, очень самоуверенный. Димка, явно испуганный, сразу уступил ему дорогу: в 4 года коты, если они тебе по пояс, конечно, кажутся еще больше. Наташа, которой в этом месяце должно было исполниться уже 7, не спасовала, но и она смотрела на такого Кота с уважением.
- Кеша, - представил его хозяин, - он не царапается.
Кот подошел к нам и широко открыл рот. Молча.
- И не мяукает. Котенком упал с 9-го этажа, выжил, но что-то там у него не срослось, так что сейчас он по идее просит чего-нибудь вкусненького, а сказать, как видите, не может. Но вы не думайте, молчаливые - они самые умные.
Только на следующий день, открыв дверь в туалет, я понял, что Володя не преувеличивал: на унитазе, расставив задние лапы, спиною ко мне стоял на стульчаке Кеша и делал - делал то же самое, что делаем все мы, только сидя. Я не успел еще изумиться, как Кеша правой передней лапой нажал на рукоятку спуска!
Никогда за всю свою долгую уже жизнь не видел я больше такого - Кота, умеющего пользоваться человеческим туалетом!
Володи все будние дни до семи вечера не бывало дома - он работал заведующим кадрами на заводе, уходил, пока мы еще спали, так что завтракали мы одни, после завтрака отправлялись гулять и обедали обычно в городе, в центре, там, где я жил какое-то время и знал поэтому наперечет все столовые, рестораны и забегаловки. А вот возвращались мы к себе почти одновременно и ужинали уже вместе. В первый же вечер я достал привезенную с собой "для знакомства" бутылочку белого, Цинандали. Я, признаться, предпочитал это вино из-за того, что пить его можно с любыми блюдами - с мясными и рыбными, с горячими и холодными закусками. Ну и просто с сыром, с фруктами, причем пьют его охлажденным, и не нужно, достав из холодильника, ждать, пока оно приобретет, как полагается красным винам, комнатную температуру.
К моему удивлению, Володя от вина наотрез отказался. Достал бутылочку "Нарзана" и - как бы желая избежать объяснений - вышел в соседнюю комнату. Минуту спустя принёс оттуда видеокассету, вставил её в плеер и, нажимая на пуск, сказал:
- Начинал я службу на "Крузенштерне"...
2
Тут же на экране телевизора появилось это чудо: плывущий подо всеми парусами четырехмачтовый барк! Четыре треугольных кливера красовались над его длинным гордо приподнятым бушпритом. Медленная широкая океаническая волна рассекалась надвое и оставалась за кормой пенящимся кильватером.
Ребята смотрели на экран как завороженные. Признаться, и меня увиденное поразило - и сам корабль, и то, как он был снят: спереди, сбоку, с птичьего полета...
- Эту съемку, - как бы отвечая на мои мысли, объяснил Володя, - делали американцы, с вертолета, а копию подарили нам.
- Как же можно было расстаться с таким красавцем, - не удержался я, - я бы по своей воле ни за что бы не поменял такое место службы!
- В том то и дело, что не по доброй воле... До этого, до встречи с американцами, мы стояли в Гибралтаре. Всего пару дней, но и их хватило, чтобы испортить мне карьеру. Как водится, "на берег был отпущен экипаж", ну не весь, конечно, а несколько курсантов с офицером, старшим по группе. И надо же - один из курсантов исчез, не вернулся на корабль. Для сопровождавшего группу офицера это означало увольнение. Но и меня, особиста, по головке не погладили. Не помогли объяснения, что парня этого нам вписали в состав за день до отплытия, что у нас не было никакого времени для проверок. На службе меня оставили, но перевели на Север, на Кольский полуостров, на норвежскую границу. Проверяющим погранзаставы.
- Да, работа не сахар, - поддержал я разговор, - я служил в роте охраны, помню, как приезжали к нам проверяющие. Почти всегда ночью, в самое неожиданное время
- Вот и мой визит на одну из застав оказался, видно, неожиданным. Вначале показалось, что все в норме, но потом мня насторожило: в спальне над каждой второй кроватью были приколоты вырезки с красотками.
Я пригляделся - бумага, глянцевая, хорошего качества, красотки не совсем, а порой и вовсе не одетые - у нас таких журналов тогда не было. А на одной из вырезок я даже разглядел какую-то подпись, только строчка была наполовину срезана ножницами. И все же я разобрал - буквы были не наши - латиница, а не кириллица.
Чтобы никого не спугнуть, я промолчал. Но этой же ночью вернулся на заставу и, взяв с собой разводящего, отправился на проверку. Самое плохое, то, что я с самого начала заподозрил, оказалось правдой! На одном из постов часового мы не нашли. На другом - стоял, сердечный, один, а у него "под охраной" - еще пара автоматов. Тех, кто оставил их "на хранение", не было видно, но я уже знал, где они - там, на сопредельной стороне, в баре, который днем можно было разглядеть и без бинокля. Сидят и пьют пиво, а вскоре и появятся - с новой порцией интересных картинок для солдатского вернисажа.
Случившееся заслуживало не просто разбирательств. Тут дело пахло трибуналом.
- Чем же оно закончилось?
- Заставу расформировали. Как кого конкретно "отметили" - не знаю. Меня опять перевели. Не далеко, в Североморск. На АПЛ. Вот там-то я и стал... употреблять. Конечно не в походе - в увольнении, в отпуске. Но употребил однажды так, что свалился с велосипеда и получил травму, как написали врачи, "несовместимую с дальнейшим прохождением службы". Так что теперь я не пью - совсем. Да, даже сухого вина не пью, даже пива - подшился.
Вот так, за бокалом вина, которое пил я один - Володя прихлебывал свой "Нарзан" - я узнал, почему мой хозяин оказался в расцвете лет на суше и занимается теперь скучной канцелярской работой.
3
- Правда, списали меня с правом ношения формы, - прервал мои печальные размышления Володя, - и оттуда же, откуда он вынес кассету, вытащил белоснежный мундир...
Вы когда-нибудь видели парадную форму морского офицера? Я любовался ею еще ребенком: до 55-го года в Тифлисе на соседней с нашим переулком улице находилось созданное еще в 1943-м Нахимовское училище. О, эти черные с золотом погоны, эти не полагающиеся никому, кроме морских офицеров, кортики!
В первые же выходные Володя взялся познакомить нас с Кронштадтом. Мы отправились туда на "Комете", от Тучкового моста - ни Кольцевой дороги, ни Дамбы тогда, в 79-м, еще не было.
Мы любовались Морским Собором, рассматривали суда в гавани, узнавали названия видневшихся в Заливе фортов.
В ресторане Володя, в этой вот самой восхитительной парадной форме, предлагая сделать заказ, протягивал прейскурант первой - Наташе. И она, не тушуясь, читала - не даром же она перешла во второй класс! - читала меню вслух:
- Икра...
- Черную я не буду, черная мне надоела! - перебил её, вмешавшись в обсуждение, Димка.
Как-то нам притащили браконьерскую икру из Астрахани, очень недорого, но с одним условием: брать сразу килограмм. Мы взяли, на пару с соседом, но и полкило для икры - слишком много. Так что Димка по-своему был прав. Только что об этом было известно стоявшему почтительно с двусмысленной улыбкой официанту?...
Наконец, заказ был сделан. И тут заговорила снова не бывавшая до этого в ресторанах Наташа:
- Папа, а почему у них тут бокалы не хрустальные?
Официант крякнул и исчез выполнять заказ. Но подавая счет, - я отнял его у возмущавшегося Володи - подавая счет, учел в нем все замечания моих придирчивых ребятишек.
Спустя неделю Володе представился случай отыграться. Как он узнал, что 11-го июля - день рождения Наташки?
Была суббота, мы отправились с ребятами в Сестрорецк. Катались там на лодке в Дубках, в парке со столетними дубами, купались в Шипучке - водосбросе из озера Разлив - и загорали на песочке, любуясь видом на купол Кронштадтского Собора, видневшийся на противоположном берегу, на Котлином острове.
Рядом с центральной аллеей парка находился необычный аттракцион: карусели с почти настоящими самолетами. Когда карусели включали, на носу каждого - синего, красного, зеленого - самолетика начинали вращаться пропеллеры. Пропеллеры гудели громко, устрашающе, а самолетики с детворой, разлетаясь на цепях под углом почти в 90 градусов, вращались бешено.
Мы вернулись из Сестрорецка поздно. Володя стоял, высматривая нас, на балконе. Мы не ожидали этого - наш хозяин, снова при параде, приглашал нас к красиво, роскошно накрытому столу. Теперь уже придраться было не к чему: бокалы на столе сияли хрустальные.
В нашем неожиданном застолье участвовал и вернувшийся на 2 дня в город Алеша. После того, как малыши мои легли спать, отец с сыном пригласили меня разделить с ними другое удовольствие - партию в преферанс.
Игра эта была мне незнакома. Она оказалась сложной, правила никак не укладывались у меня в голове, и после первой же партии я предложил перейти на покер. Конечно, на кону были не деньги, а разноцветные фишки от настольных игр. Отцу с сыном понравилось, но в оставшиеся дни мы не садились больше за карты ни разу - Алеша назавтра вернулся на дачу, а сражаться в покер вдвоем совсем не интересно. Да и по правде, карточные игры - это не моё, я лично предпочитаю нарды.
4
Не повторялись больше и застолья. Обедали мы с ребятами, как я уже говорил, в столовых, чаще всего на Галерной, где я жил когда-то в 15-м номере.
Там находился проектный институт, фасадом выходящий на Английскую набережную; в вестибюле парадной сидел вахтер и проверял пропуска у каждого входящего. Но со двора, рядом с моим подъездом, был еще один вход, "черный", о котором знали только сотрудники и жившие в этом же доме мои соседи. Здесь никакого вахтера не было, и пропутешествовав по коридорам первого этажа, можно было свободно попасть в отличную дешевую ведомственную столовую.
Студентом я пользовался ею часто: готовить у меня не было времени. Сделав перерыв в работе над конспектами, я спускался вниз и, даже не выходя из-под арки нашего, второго корпуса, перебегал в два шага в знакомую соседнюю дверь - не нужно было даже надевать верхнюю одежду.
Пообедав тут, мы заглядывали иногда в придачу и в стоявшую наискосок через улицу пышечную. А затем проходным двором выбирались на бульвар Профсоюзов. Сворачивали в переулок Подбельского, который и в те годы все продолжали называть Почтамтским. Еще пара шагов - и можно было отдохнуть на дневном сеансе в Д/К Связи.
5
Я даже сделал пару попыток найти своих старых знакомых, тех, кто жил в прежние годы в этом районе. Поднялся с детьми по сумрачной, в 8 пролетов парадной лестнице углового дома напротив на пятый этаж. Напрасно - Марина, - сказали мне, - тут давно не живет, а мама ее переехала куда-то, поменялась на Лугу.
За углом, на Фонарном, в доме Сашки Длинного, тоже не оказалось никого. И они переехали. Но номер их телефона соседи мне все-таки дали.
Только за сутки до отлета мне удалось повидаться с Сашкой, его женой Наташей, с Геной Лычом, возникшим из Прошлого, оттуда, где все мы были еще студентами, и наша встреча, казалось, не предвещала никаких изменений в этой новой, уже бегущей у каждого по своей колее, жизни. Как скоро оказалось, что всё - всё вроде бы навсегда ушедшее - может ко мне вернуться!
Не увиделся я больше никогда только с моим радушным хозяином, с Володей. Спустя несколько месяцев я узнал, что он, пристрастившись к покеру - кто бы мог подумать! - проиграл большую сумму. И, чтобы не вешать свой долг на семью, повесился сам - за дощатым забором соседней с домом стройки.
Как это всё звучало дико! И как в общем-то соответствовало одно другому: белоснежный мундир, кортик, карточный долг, Честь Офицера...