Памяти друга

Александр Самунджан
Когда уходит навсегда кто-то из близких тебе людей, прежде всего жалеешь о встрече, которая могла быть, но не состоялась (не дай Бог, если по твоей причине). Жалеешь, что ещё раз не увиделись, не побыли рядом, не пообщались, что ты не сказал ему, хоть и между прочим, что-то хорошее, доброе. А уже позже ощущаешь тоскливую пустоту и вспоминаешь, вспоминаешь…..
Ты был всегдашним тружеником. Сколько всего ты сделал и починил своими золотыми руками, для многих и многих. Надеюсь, дети твои не забудут, что ты построил им на даче двухэтажный дом с нуля, сам, (без всяких нанятых рабочих), ну, не считая небольшой помощи в виде: подержать,  помочь донести и т.п. мелочей. Строил в выходные и во время отпусков, и летом, и зимой.
- Может, встретимся, посидим где-то? – предлагал я по телефону.
- Нет, я - на дачу.
- Какая дача в такой мороз?!
- Ну и что? В доме-то можно работать. Печку растоплю и порядок….
          Не забыть  мне… мы приехали к тебе на дачу, (не зимой, конечно) и, посидев за столом, отправились купаться. Киевское море было в 200 метрах от тебя. Шли по улочке, и вдруг слышу, как голова дядьки, показавшаяся над забором, произносит: «Ты дывы, Жэня на морэ идэ….»
И столько было искреннего удивления в этом голосе. А исключительность события подчеркнуло появление ещё одного соседа, вышедшего из калитки посмотреть на Женю, шествующего на море, а ещё твои совсем непляжные шорты и рабочие чёрные туфли, с чёрными же носками. Да ты и тогда, по-моему, не окунулся, проводив нас, вернулся хлопотать.
Увы, я нечасто бывал у него, да и он у меня – такая жизнь. Но каждый раз, на моей даче или у меня дома, он всегда что-нибудь чинил, даже, если я не просил. Книжные полки, повешенные тобой, до сих пор на месте. И у сына моего ты оставил по себе долгую память, в виде выключателей света в ванной и на кухне. Что-то там было напутано с фазами, и профессиональные электрики ничего не смогли сделать, а он придумал и сделал.
За эту свою электро-сантехническую, а ещё шоферскую работу (и не сосчитать скольких он подвозил и встречал) он далеко не всегда получал благодарности (денег, понятно, никогда не брал). Некоторые злоупотребляли его безотказностью, считали, что это в порядке вещей: умеешь – делай, мы же не чужие. Были у него и обиды. Как-то он чинил у родственников краны и бачок, а к тем пришли какие-то, видно, важные гости. Так его даже к столу не пригласили, и быстренько выпроводили, и, что вполне возможно, сказали гостям, что это был сантехник.
Ты мог бы стать незаурядным инженером, наверняка, выдавал бы толковые технические решения и рацпредложения, имел бы патенты на изобретения, но когда-то кто-то придумал, что для поступления в технический ВУЗ нужно сдавать математику, а у тебя с ней было не очень, как впрочем и вообще с учёбой в школе. Мне всегда было странно, что ты неважно учился. Вернее всего, в этом виноваты учителя, которые не сумели тебя заинтересовать. А может у тебя просто до учёбы не доходили руки. Ты вечно что-то мастерил, разбирал-собирал, «химичил». Приёмники, велосипед, средство для выведения чернил (для отметок в дневнике), подводный пистолет (из журнала «Наука и жизнь»). За изменение отметок бывал неоднократно выпорот отцом, а пистолет и роковая случайность, закончившаяся трагично, перевернули твою жизнь.
Чего у тебя только не было в жизни?! По виду и поведению - интеллигент-очкарик-«ботаник», а за спиной – колония для малолетних преступников (добиться от тебя, как ты, никогда ни с кем не дравшийся, мухи не обидевший, там выжил, мне так не удалось). Безуспешные попытки поступить в Киевский университет на биофак – никто не помогал, хотя было кому из близкой родни помочь. Служба в армии (санинструктор), учёба на заочном в Ашхабадском университете, женитьба в Теджене, работа контролёром в зоне. Опять непонятно: почему (кажется другой работы было там не найти) и как смог? Приезжал с женой в Киев, но так как его родители брак не одобрили, они вернулись в Теджен. Семейная жизнь дальше не заладилась: супруга с мамой планировали будущее в Киеве, и «приймака» выдворили…. Судьба не баловала тебя избранницами. И это несправедливо, ведь я знаю, как нежно, даже трепетно, ты относился к женщинам.
Не баловала. Не думал, что когда-то так придётся сказать, особенно, когда на твоей второй свадьбе услышал слова, сказанные твоей невестой в твой адрес:
- Это такой человек! Такой человек, если б вы только знали. Если бы нужно было умереть за него, я бы ни секунды не сомневалась….
Не думал и потому что видел тогда твоё счастливое лицо.
Мы с ним были «почти родственники» (его всегда очень веселило это выражение): моя тётя была женой его дяди. А были у нас мысли и по-настоящему породниться: его дочь и мой сын были сверстниками и в детстве неплохо ладили, но как-то не сложилось.
Познакомились мы, когда мне было 13, а ему на год меньше, и как-то сразу сдружились. Я стал не только лучше относиться к праздничным сборам родственников, но и ждал их, потому что на них приходил Женька. Мы гуляли и много разговаривали. Мне было интересно слушать его рассказы о жизни в военных городках (отец был военным, и они часто переезжали), а ему – о моих любовных похождениях (чаще выдуманных или позаимствованных) – с девушками у него было не очень. Он стал часто приезжать ко мне, брал читать книги: у нас была большая библиотека, а потом он как-то быстро влился в компанию моих товарищей. С двумя из них он (в отличие от меня) потом дружил много лет, а с одним из них, Пашей ещё и довольно долго проработал в пуско-наладочной организации. Паша, давно переехавший в Штаты, регулярно звонил ему, причём часто по ночам, и они подолгу разговаривали. Паша очень скучал там, звонил он и мне, но меня никогда не хватало на долгие телефонные, а, тем более, ночные разговоры, а Женя умел и слушать, и сам поговорить любил.
Кем он только не работал?! И учительствовал, а в 90-е - и бизнесом занимался, и адвокатской деятельностью. Несколько месяцев пробыл и на ликвидации аварии в Чернобыле. Немудрено, что столько всего пережив и повидав, он начал писать. Я рассказал ему о сайте «проза.ру», где он и стал публиковать свои рассказы, читать других авторов и писать рецензии. Делал это он, как и всё в жизни, очень основательно. Если находил интересных ему авторов, то читал их помногу, и обязательно писал обстоятельные отзывы, не обращая внимания на то, читают и рецензируют ли они его рассказы, игнорировал принцип «Ты - мне, я - тебе». Как, впрочем, никогда не придерживался его и в жизни.
Я стоял среди трёх десятков людей, пришедших попрощаться с тобой, и слушал казённые слова похоронного распорядителя о тебе и твоей жизни, и вдруг горько заплакала девушка с твоей работы. Этот искренний плач стоил сотни слов, сказанных и тех, которые хотели и могли бы сказать и твои сотрудники, и я, и твоя сестра, и твоя подруга. Сестра едва сдерживала слёзы, а подруга, наверное, плакала, но не здесь, в прощальном зале, а где-то неподалёку. Она попрощалась с тобой и быстро ушла. Ей пришлось уйти, хоть она и была для тебя «светом в окне», которая вместе с твоей сестрой (у которой ты и жил в последнее время) заботились и поддерживали тебя до конца. Уйти, чтобы не встретиться с твоей женой, которая, как ни в чём не бывало, принимала соболезнования по поводу твоего ухода. Я не подошёл к ней, едва кивнул, всё время лезли в голову её слова о тебе, сказанные на вашей свадьбе: «Это такой человек. Такой человек…».
Тебе, этому человеку она последние годы отравляла жизнь, унижала тебя при других и фактически выкинула из квартиры, (которую ты не только обустроил, но и в которую внёс немалую долю), и ты вынужден был жить у сестры. Спасибо ей.
За поминальным столом твои сотрудники о тебе немало добрых слов сказали. О работоспособности, и о твоей готовности и умении всё что-угодно починить и проконсультировать по любому вопросу (будь то проблема с машиной или как правильно написать письмо в госучреждение). О заведенной тобой традиции собираться перед началом рабочего дня вокруг твоей большой кофеварки, как, священнодействуя, ты заваривал для всех кофе, хотя сам пил только растворимый. Эти кофепития ребята называли твоей утренней политинформацией. Когда я сказал, что ты мог быть немного занудным в подаче материала из-за своей скрупулёзности, мне вежливо, но твёрдо возразили сразу несколько голосов. Говорили и о том, что после общения с тобой хорошо работалось.
Не хотел писать о твоих болезнях, но не могу не сказать, как ты мужественно их переносил, и никогда не жаловался. И ношение баночки под пиджаком, и диализ три раза в неделю. И никого ты не проклинал, и даже почти не возмущался, когда тебя в больнице заразили гепатитом. До последнего дня ездил на работу, фактически на работе тебя и не стало….
Прощай, друг мой, никак не могу примириться с тем, что тебя нет. Я буду часто вспоминать тебя, как, думаю, и многие другие твои близкие… Спасибо, что был с нами.
P.S. Знаешь, я заходил на «проза.ру» и читал тебя. Стало неловко, что кое-что я не читал раньше (ты моё никогда не пропускал), так что восполнил пробел. А ещё увидел, что тебя неплохо читают. Тебя нет, а люди читают. И пусть читают….