Наверно, когда меня спросили там наверху: выбирай, что ты хочешь в это темное время затмений, в эту ужасную неделю, когда луна в созвездии того-то, а солнце в градусе этого, и все вокруг страдают, и терпят, и остерегаются, - то я ответила, - ну ладно, уж лучше так, чем другое! Вот и получила. Но, Слава Богу, легко отделалась.
Тащу из ближайшего магазина тяжелую сумку с продуктами. Все запасы дома кончаются, как правило, одновременно. И, чем реже ходишь сейчас в магазин, – тем лучше! Медицинская маска, сползая под глаза, мешает и дышать, и смотреть.
Прямо на меня по грязному от строительных работ тротуару бодро катит в мотоколяске инвалид, толком и разглядеть не успела, отошла, уступив дорогу. Сумка в сторону, коленями об асфальт. Здравствуй детство дорогое! Но, - на миру и смерть красна, - как говорят русские. А русские знают цену слову. Так что, сгруппировалась, как футболист на поле, встала с колен, словно воскресла в новую жизнь, откупившись от чего-то ужасного. Хорошо, что яйца в тот раз не купила!
Пригодились дезинфекционные салфетки, купленные в начале пандемии чтобы протирать руки. Спирта в них 90 процентов, хоть закусывай. Голый спирт по живой ране – кому не знакомо это чувство раздирающей боли!
Слово «щиплет» подходит к ощущению, но как глагол, если задуматься, то предполагает кого-то, ну, гуся, хотя бы. Гуся никакого нет. А колени сильно щиплет от немецких проспиртованных салфеточек. Качество продукции!
Как назло - зима дождливая. Тут ввернем пару слов о климате, и плюсовой температуре, которые помешали природе бросить мне под ноги мягкого снега, чтоб не так больно падать было. Куда Грета смотрит?! Почему-то вспомнилась картина Петера Брейгеля Старшего «Безумная Грета». Из-за имени, конечно. Но все не случайно. Ниточка от этой картины уже потянулась, и заворачивается узелком с другим сюжетом, тоже возникшем из картины того же художника - «Охотники в снегу».
Как они связаны между собой?
А вот как. Они связаны наложением событий из жизни того, кто смотрит, взаимодействует с картиной. Только так и воспринимаем, приближая к себе особенным пониманием, памятью.
Ведь дорог не момент совершения, не он главное в приобретенном жизненном опыте, а то, как двигался к этому моменту, что происходило накануне. Результат лишь хранит в себе все нюансы предшествовавшего, пережитого, пройденного. И чтобы разглядеть, выразить эту сублимацию времени и событий, это драматизм момента, и воспроизвести в одном повороте головы, в одном взгляде, в едва уловимом настроении художественного полотна, - надо быть гением, как Брейгель, например.
И тогда, из великого забытья выплывет, восстанет как из глубины вод заморское чудо, ожидание совмещения по неведомости и вымыслу, фантазия, где все так грандиозно и таинственно. Но ведь известно уже, что реальность разоблачила это маленьким и жалким.
И пейзаж заснеженный, точно такой же, как за окном, и люди черными точками по этой тоскливой снежной пустыне: без лица, без характера, без судьбы…Охотники в снегу. Охотники за счастьем, которого нет.
Это была небольшая проходная комната. В центральной и самой широкой стене лепной камин, явно мешавший обстановке, и не используемый по назначению. Потом его выкорчуют, и сделают просто стену. Но это потом, а пока он выпирает своими серыми углами, и создает неудобство, ощущение присутствия кого-то третьего.
Комната, как и все остальные в этом доме, необыкновенно темная и холодная, словно человеческое естество никогда не обогревало ее своими мыслями, своими мечтами и душевной теплотой, размещая себя в пространстве собственного уединения комнат, в своем доме.
Следом за ней располагались две спальни, одна подле другой, меблированные лишь кроватями, и прикроватными тумбочками.
Окна дома выходили в серо-коричнево-зеленый простор неустроенного поля, завершавшийся пейзажем шпиля деревенской церкви. Гнетущее чувство тоски и безнадежности. И глупостью было бы в необжитой этой обстановке ожидать какого-то чуда приближающегося праздника.
- Ну, хотя бы, - она приблизила лицо, и прошептала с неким энтузиазмом, требующим немедленного одобрения - Объединения в одну!?
- Спальни?
- Примерно так.
На следующее утро он вышел из соседней спальни, как всегда чуть небрежно одетый. Рукава светлой клетчатой рубашки закатаны до локтя, голубые джинсы топорщатся на коленях.
Вежливый поворот головы, – я же знаю, что ты любишь принимать душ по утрам, сохранил тебе горячую воду… И новости по телевиденью, на незнакомом, но столь ласкающем слух языке, и все, что вокруг – хоть и бесцветное, но странным образом желанное оттого, что окрашено вымыслом, мечтой. А мечте свойственно придавать несуществующие краски окружающему миру. И при этом напряженно ожидать от всех вокруг следования избранному пути. Если же они не подчиняются этому нехитрому требованию, то происходит поток слез, и истерика, какую обычно устраивают дети, если им отказано в сладком.
Впрочем, сейчас уже ясно, что все обернется разрывом, и наказание последовало не от нее самой, обиженной и сердитой, а откуда-то свыше, от охраняющих ее высших сил, таинственных, но явно выражающих свое присутствие.
-- Я пережил свиной грипп, - напишет он год спустя, - и теперь так изуродован, что ты меня не узнаешь. Мои густые волосы почти все выпали, и лицо изменилось…
И, как бы предполагая вопрос, не прозвучавший, но каким-то образом возникший в разговоре, добавит с напором на каждое слово:
- Потому, что…Я же не любил тебя!
И злобное в ответ: «И я тебя тоже!»
И сущая правда в этих коротких фразах обожжет на миг сознание, но отпустит, отхлынет, ведь все, что произошло – сплошной сговор, желание каждого получить свое.
Человеческое тепло и радость праздника не даются на время по договоренности. Они возникают из истинного порыва, освещаемого внутренним светом, а вовсе не потребностью объединения двоих малознакомых людей в холодном этом доме.
Овладевать по дороге к мечте, побеждать, - такой характер. Одним словом, эгоизм. Но вот не сработало. Как ни требуй у судьбы – не дано, и все.
Ибо решает кто -то свыше, а не по прихоти случается.
Все оттуда, из тех времен, когда цыганка у памятника известному поэту, в центре шумного города, с фальшивыми нотами понимания в голосе, мол, у тебя есть кто-то на букву В! Да у кого из студенток нет на букву «В» в таком-то возрасте.
А тут не просто В, а имя через чёрточку, как принято в тех краях.
Там и поля ровные, и церкви треугольные, и дороги серыми лентами далеко вглубь тайны. И только руки на руле машины, в которой они едут из аэропорта. Тяжелые, рабочие, с трещинками и черными узорами вокруг ногтей, большие руки, на которые она косится краешком глаза всю дорогу. Гордо посаженая голова, широкие плечи. очки на носу.
И первое, что почувствовала под ногами, когда вышла из машины – темноту и загруженность гаража, служившего одновременно и подвалом, лестница из которого вела прямо в жилое пространство.
Склад упаковок туалетной бумаги, коробок с вином, пакетами и банками, расставленными в таком же порядке, как и в оптовом супермаркете, откуда их и привезли. Запасливо. Экономно.
А елку купили на следующий день, на елочном базаре поблизости, у входа на площадь с деревянными скамейками, и ожидавшими на них родителями, пока любимые чада отпугивают птиц криками испуга и радости, ухватив за шею или за рога какого-нибудь обшарпанного оленя, на мигающем разноцветными лампочками, поворачивающемся со скрипом кругу старинной карусели, в сопровождении надоедливых мелодий, присущих этой поре года.
Из подвала принесли картонные коробки с аккуратно уложенными в них старинными елочными украшениями, очевидно ожидавшими этого счастливого момента еще со времен его детства.
- Для себя елку обычно не украшаю, - и открыл пожелтевшую крышку.
А у нее в душе радость, - вот ведь, праздник в дом, все внове, все впервые для него, и все так уютно. И, пока доставала и расставляла под елкой фигурки волхвов, и ясли с младенцем, он отошел чуть подальше, в соседнюю комнату, отвечая на звонок по телефону.
Это все не правда, что человек, малознакомый с иностранным языком не понимает, что говорит носитель языка. Все понимает! Еще как! И выводы тут же делает. Не утешительные, правда. А откуда же им быть другим, если в соседней комнате обсуждаются детали поездки на лыжах в горы, сразу же после Рождества. То есть, когда она уедет. На следующий день. И долго скрывать это чувство под маской «ничего не произошло» не получилось, вырвалось, прорвало спокойное очарование ожидания праздника:
- Ты что, поедешь с кем-то на лыжах кататься?
- Да, с одной знакомой, мы уже договорились.
И все запуталось, и повязло в скандале, в скрежете резких слов, брошенных в лицо ему, в молчаливом сопротивлении протестного отчуждения.
Все уже было ясно. Зачем дальше развивать тему.
И она потребовала принести из подвала красное вино, и пила, и плакала, а он спал, или что он там делал в своей спальне, но не высовывался. А утром вот так и сказал, что ты же любишь душ принимать, вот я тебе и оставил горячую воду, не всегда бывает горячая вода утром, так что жест такой, добрый, отзывчивый.
И потом еще добавил, что я же тебя не люблю.
Да и я тебя тоже.
И понятно уже, что все придумано. Не случилось, не разрешалось.
Это цыганка виновата. И деньги забрала, и обманула.
- Дай, говорит, все деньги бумажные, которые у тебя сейчас с собой есть, я над ними заговорю, чтобы все так и случилось, как ты хочешь.
Зарплату то ли в то день выдали, то ли накануне, но бумажных этих денег хватило скрутить в тугой рулончик, который она обмотала вырванным из головы длинным волосом, и прошептала что-то над ним, а потом положила себе в карман и пропала. А она так и осталась стоять под осуждающе смотрящим теперь на нее каменным поэтом.
С тех пор стороной обходит, еще чего, поищите другую дурочку!
А цыганка теперь сидит на низком, покрытом красным шерстяным пледом постаменте, прямо под ногами у входа в супермаркет, в другом городе.
И она проходит мимо, не останавливаюсь, не дает ей повода заглянуть в глубь, в глаза, вспомнить эту тайну, и никогда не бросает ей монетку в стаканчик из-под кофе.
Она точно знаю, что это та же самая цыганка. Ибо все, что с нами происходит – все не случайно. И цыганка эта для напоминания, для проживания до конца, для развязывания где-то глубоко внутри узелков, скрученных тяжелыми мыслями, мечтами не случившимися, словами горькими, глупостью, зарплатой потерянной, - вот для чего она тут посажена.
А тот, кто через черточку – он один. Им уже никогда не сойтись вместе, в едином силуэте истории про любовь, которая не возникла. Они существуют по разные стороны условных границ, в своих отвергнутых и отвоеванных личных мирах. И волшебство праздника осталось не распакованным, так и пылится в тех коробках с елочными игрушками. И чарующее ожидания чуда не витает в темноте комнат, которые украсила мечта, именуемая жизнью. Не случилась. Не вышло. Все к лучшему!
На Рождество он отправляет в разные благотворительные фонды немного денег, традиция такая, помогает голодающим. А потом ему хочется немного домашнего уюта, и тепла, и он ищет его, как может. По телефону звонит. Или на сайтах знакомств выискивает, как тогда. Но это уже ее не касается. Так решили.
И цыганка как печать сидит на этом уговоре.
Сейчас уже поздно, и в доме пахнет горячим пирогом с шафраном. Завтра я дорисую тебе лицо, а пока оставлю как есть, безликим, с грязями руками, и в очках.
Это ведь мой разум создает тебя: часть за частью, погружает в придуманный мир, который существует только в моем сознании.
И смысл в том, чтобы суметь предугадать лучшее, и верить в это, и мечтать, и жить в этом созданном вдохновенным желанием счастья мире, не причиняя зла никому потому, что в этот момент еще не знаешь, что основное и главное произойдет потом, за скобками, в которых находишься, закавычив себя в них мечтой.
Красные салфетки разложили на столе. А принесенные вчера с прогулки еловые ветки поставили в глубокую вазу и украсили небольшими и легкими игрушками, связанными вручную из красных толстых нитей, (из Болгарии привез!), и маленькими красными фигурками на золотистых ниточках.
- Смотри, как стало радостно в доме!
- Не слишком, как думаешь?
- Нет, что ты!
Желание счастья не бывает чересчур.
Кто может осудить за мечту, путь и неумело завернутую в хрустящую рождественскую обертку, прорвавшуюся на первом же неудобном развороте, и вывалившим я прямо в руки – на тебе! Ну как? - содержимым пакета.
Тот еще подарочек!
Людям так хочется домашнего тепла, и близости, и любви.
А пандемия всех разъединяет.
Это как урок. Как назидание, как четкое указание быть только с самыми близкими, и заботится о них, и беречь, чтобы ничего не случилось, - роднее нельзя!
А прочее – без цвета и запаха.
Я теперь так чую окружающее пространство – вдруг прорывается совершенно неожиданный запах чего-то ранее знакомого, а свежеприготовленная пища не пахнет совсем, сколько не клади в нее пряности. Но это временно, это пройдет.
И вместе с запахами прорывается упрятанное далеко внутри, как детский «секрет под стеклышком», неистребимое желание праздника - пред-Рождественского чуда.
Как в дурмане, как в тумане
Продвигаюсь между слов,
Меж вопросов и основ,
К ощущенью пониманья.
И не то, чтобы шутя,
Как уставшие олени,
Припадаю на колени,
Словно малое дитя
Ведь в затмении луна,
Градус солнца соблюдая,
Тоже видно припадает,
Если ночью не видна.