Посмотрела сегодня фильм «Непристойное предложение» и по какой-то странной ассоциации в памяти всплыло событие многолетней давности, конца прошлого тысячелетия. Мы живём на стыке не только двух веков 20 и 21, но двух тысячелетий – второго и третьего от рождества Христова. И этот факт мне нравится обыгрывать, сказав небрежно:
- О! помню-помню, это было ещё в прошлом тысячелетии!
В этом есть что-то мистически авантюрное от графьёв Калиостро или Сен Жермена, которые по рассказам очевидцев конкурировали между собой.
Итак, конец девяностых. Развалилась Империя, подходил к завершению раздел её богатств. Меньшая, не скажу лучшая, часть населения стремительно разбогатела, а большая - выживала, кто как мог, кому как повезёт. Моя подруга работала в одной из вновь открывшихся иностранных школ и иногда подкидывала мне частные уроки с безнадёжными двоечниками. Эти дети классно болтали по-английски, но органически не воспринимали другие школьные предметы. Мой же английский был очень далёк от совершенства, но на уровне иностранной школы я блестяще владела остальными дисциплинами. Мне приходилось заниматься и русским, и математикой, и химией, и физикой, и даже биологией. Родители учеников были людьми небедными (только годовое обучение стоило пять тысяч долларов!), и за свои занятия я получала для меня весьма солидную тогда, но ничтожную для них сумму – десять долларов за час. В принципе, если не учитывать непроходимую лень счастливых и обеспеченных детишек, занятия проходили весело и иногда даже плодотворно.
Как-то я попала в интересную семью. Иван, с которым я занималась химией, был в одиннадцатом классе школы. Высокий, симпатичный парень с заторможенными движениями и интеллектом. До меня с ним занималась другая учительница - Веруня, но она оказалась в больнице с каким-то сложным диагнозом, и должна была возвратиться после выздоровления. Я подозревала, что после занятий с Иваном трёхмесячное пребывание в больнице было для неё благословенным курортом, а меня весь этот период утешало то, что работа была временной и хорошо оплачиваемой.
Самым интересным персонажем семейства была Живка, мать Ивана, сербка по национальности. Ей было лет сорок, в своё время окончила в Москве химический институт и прекрасно говорила по-русски. На вопрос, почему она сама не занимается с сыном химией, она отвечала:
- Ирена, как ты не понимаешь, я не хочу попасть в больницу, как Веруня. Мой муж работает в ВР- British Petroleum, получает тысячу зелёных в день. За эти деньги я могу нанять сыну самих лучших учителей, но если этот йапац (серб. козёл) усвоит только десять процентов, это будет мировая сенсация. Пусть получит аттестат, а там видно будет.
Живка была среднего роста с крепко сбитой фигурой – сильные ноги, крепкие ягодицы, тонкая талия и пышная грудь. Она была бы миловидной, если бы не постоянное хищное выражение лица и давление, которое на всех оказывало её присутствие. Думаю, что интеллект Ивана тормозился именно матерью, а не какими-то изъянами в голове. Без неё это был нормальный парень, он с удовольствием делился новостями и здраво обсуждал школьные проблемы. Как-то он попросил:
- Ирена, мать договорилась со всеми местными учителями в школе - они требуют от меня лишь домашние задания. Может, вы будете сами их делать, не объясняя мне ничего, а на наших уроках мы будем беседовать. С вами интересно говорить.
- Иван, а как же американские учителя?
- С ними мать тоже что-то придумала. Деньги они не берут, но у Джона есть много методов воздействия. Я окончу школу и поеду к отцу. На родине в Югославии сейчас очень плохо, была война, страна развалилась… Отец живёт в Болгарии. Он архитектор, а я хочу быть дизайнером.
- А мать как без тебя?
- А вы не поняли, что я для неё – пустое место? Терпит меня из-за Джона. Он помешан на семейных ценностях, хочет, чтобы Живка ему детей родила. Какие дети? Она после моего рождения навсегда завязала с детьми. Её только деньги волнуют и секс. Она стручньяк на секс (серб. дока в сексе.)! Много денег заработала, пока Джона не нашла.
Вот так мы и договорились. Как оказалось, Веруне он не смел этого предложить, она была очень серьёзная и комуниста, как сказал Иван. С этого дня занятия стали весьма приятными. Я быстро выполняла домашние задания, а потом рассказывала ему всякие химические байки, которые он запоминал и пересказывал на уроках в школе. Педагог думала, что он дополнительно интересуется химией, хвалила его, а Живка зауважала меня.
Третьим членом семьи был Джон – муж Живки. Логичнее было бы сказать, что главой семьи был Джон, но главой в этой семье была Живка. Она решала всё, а Джон лишь приносил деньги. Джона можно было сравнить с овсяной кашей, сваренной на воде без сахара и соли. Он был никакой, без мимики, без жестов, с полузакрытыми глазами. Живка берегла его и ухаживала за ним, как ухаживают за очень дорогой и престижной вещью. Как-то я застала её за приготовлением ванны мужу, которую он по настоянию Живки обязательно должен был принимать после работы. Запах от ароматических солей разносился по всей квартире, а Живка обрывала лепестки с садовых роз и бросала в ванну.
- Ирена, этот англичанин до меня в своей жизни не встречал нормальной женщины. Ты представляешь, он никогда не принимал ванну, только душ. А в постели даже Иван дал бы ему сто очков форы. Я учила его всему! Но за его деньги, можно и постараться. Главное для мужика – приносить деньги, женщина не должна работать! Вот ты мучишься с нашими оболтусами, значит, деньги нужны. Плохой у тебя мужик, если жена должна пахать!
- Живка, думаю, и у тебя не всегда был муж за тысячу долларов в день…
- Да, не всегда, но я всегда стремлюсь к большему. Пока Джон, дай Бог ему здоровья, а потом – видно будет, - Живка никогда не сомневалась, что будет иметь от жизни всё, что ей нужно.
Семья снимала квартиру в старом архитектурном доме в центре города. В те годы современные новостройки ещё не появились, и самые престижные квартиры были именно в таких домах. Нувориши скупали этаж, нанимали дизайнеров и делали супер евроремонт. Потом эти фешенебельные квартиры сдавали за бешеные деньги работникам иностранных фирм и быстро отбивали вложенные средства. Огромная, но очень комфортная и уютная квартира семьи находилась на последнем этаже трёхэтажного дома. Лестничную площадку украшали цветы и пальма, а вот стены подъезда были наспех покрашены краской неопределённого грязного цвета. Живка нашла двух мастеров, обговорила с ними ремонт подъезда и дала им двести долларов на закупку материалов.
- Ты, представляешь, Ирена, они больше не пришли! Я им за всю работу обещала по двести долларов каждому, а они не пришли!
- Они получили по сто долларов просто так, без всякой работы.
- Ирена, но это же обычное воровство! Хотя, - она вздыхала, - сейчас время такое, смутное…
В тот день Иван сообщил мне, что возвращается Веруня из больницы.
- Ирена, я не хочу её, с вами интересней, но Живка рогами упёрлась. Думаю, она приревновала вас к Джону.
- Меня?!!! Но я его только два раза издали видела!
- Он у неё что-то спросил про вас. Она бы отказала в тот же день, но я отстоял вас. Веруня была в больнице, химией заниматься было не с кем.
- Ну, и дела! Я не подозревала, что за моей спиной бушуют такие страсти.
- Вот деньги за уроки, - Иван протянул мне банкноту в сто долларов.
- Иван, у меня нет сдачи.
- Не нужно. Это премия, - он помолчал. – От меня.
- Спасибо, ты меня удивил. Но и обрадовал – у мужа скоро день рождения.
Мы начали урок. Я выполняла домашние задания, Иван читал текст, когда из другой комнаты появилась Живка. Фигуру облегало серебристое струящееся платье, строгие дорогие украшения подчёркивали статусность, волосы уложены в сложный беспорядок, накладные ресницы углубили взгляд, скрыв всегдашнюю хищность.
- Живка, ты королева! – искренне воскликнула я.
- Правда, хороша? Сегодня приём в посольстве, думаю, всё полягут от меня.
- Точно полягут! Какие у тебя интересные колготки – с открытыми пальцами! Я таких не видела, - в те годы наши женщины впервые открывали для себя многие простые вещи.
- Это специально для босоножек, - Живка удовлетворённо посмотрела на свои ноги, выглядывающие из глубокого бокового разреза и вдруг закричала:
- Лак! Я забыла покрасить ногти на ногах! Старый сняла, а новый не сделала!
В этот момент в квартиру вошёл Эминага – шофёр семейства из местных. Это был мужчина лет пятидесяти, невысокий, немногословный, надёжный, с суровым взглядом истинного кавказца и гипертрофированным чувством собственного достоинства. Оно проявлялось в осанке, повороте головы, сдержанных движениях и жестах. Не знаю, кем он был в прошлой советской жизни, но сейчас, выживая, наткнулся на золотую жилу в образе Живки и её семейства. Она как-то рассказала мне, что на руках Эминаги молодая жена и четверо детей, и все мал мала меньше, ещё старые родители и семья погибшего брата.
- Ты понимаешь, Ирена, мы для него, как золотой дождь: каждая капля – это каждый сытый день. Джон платит ему бешеные деньги – пятьсот долларов в месяц! Думаю, хватает и на хлеб с маслом и на чёрную икру! Слава Богу, это личные деньги Джона, не бюджет семьи, а то я бы протестовала! Нельзя так баловать людей! Но мой милый муж уважает большие семьи и готов поддерживать их. Постоянно посылает подарки детям и родителям Эминаги. Я не могу понять это!
Из прихожей раздался голос водителя:
- Живка ханум, вы готовы?
- Мы успеваем? – с надрывом произнесла женщина.
- Будем минута в минуту.
- Эминага! Но у меня проблема! Только ты можешь помочь!
- Что делать?
- У меня нет лака на ногах, а в этом чёртовом платье я не могу нагнуться! А если его снимать, мы опоздаем
- Я не понял, что нужно делать?
- Эминага, дорогой, покрась мне ногти на ногах…- жалобно простонала Живка.
Мне из гостиной было видно, как мужчина опустил голову и покраснел. Я знала, что для гордого кавказского мужчины это было одно из самых непристойных предложений. Почувствовал это и Иван.
- Я не могу.
- Что тут мочь? Всего десять мазков и мы успеваем!
- Я не могу, может Ирина ханум?
Я сделала вид, что ничего не слышу.
- Ирена, ты мне поможешь? – закричала Живка.
Иван больно стиснул мою руку и тихо прорычал:
- Сидите! - а потом ответил матери, - Радимо, тест сутра (серб. мы занимаемся, завтра контрольная).
- Видишь, Эминага, они заняты.
- Я не могу, - глухо ответил мужчина.
- А остаться без работы можешь? – голос Живки вдруг наполнился арктическим холодом. - Тебе что, мешают пятьсот долларов, которые платит Джон? Отвечай!
- Нет, не мешают, у меня семья, - ещё глуше произнёс водитель.
- Ну, так выполни просьбу хозяйки! Ты - прислуга!
Иван вскочил и подбежал к матери:
- Ти ниси човек, ты си смече! Смече! Пусти мене! (серб. Ты не человек, ты дрянь! Дрянь! Давай я сделаю).
- Нет, сынок, - излишне ласково пропела Живка, - у тебя контрольная, не отвлекайся.Джон уже ждёт меня, дядя Эмин быстро сделает и мы поедем на приём. . Кстати, с этого месяца я лично добавляю к его зарплате сто долларов…
Иван вбежал в свою комнату и захлопнул дверь. Я передвинула стул, чтобы не видеть, что происходит в прихожей. Какое-то время там было тихо, потом Живка снова пропела:
- Спасибо, Эминага! Прекрасная работа! Мы успеваем! – и они вышли.
Непристойное предложение было принято. Поистине, всё имеет свою цену! Я зашла в комнату Ивана. Он лежал на диване, уткнувшись в подушку, и рыдал:
- Смече, смече! (серб. Дрянь! Дрянь!)
- Не надо, Иван! Это жизнь, а Живка в этой жизни - твоя мать.
- Ирена! Я её обожаю, поэтому так ненавижу сейчас! Деньги, секс – ладно, но унижать людей? Её родители – совсем бедные крестьяне из деревни. Они хорошие, я люблю их… Я ворую у Живки деньги и отправляю им. А она их не помнит, не хочет знать… Иногда хочу всё сказать Джону, но он не поверит, он тоже любит её … Но, может тогда она отошлёт меня к отцу?
- Ты хороший парень, Иван. Ты мужчина. Пока нужно потерпеть.
- Да, Ирена, - парень вытер глаза. – Прощай, Ирена.
- Прощай, Иван.
Для каждого человека в каждой стране и в каждом времени существуют предложения, которые можно назвать «непристойными». Но очевидно всегда существует цена, которая переводит предложение из «непристойных» в разряд «приемлемых». Спектр её колебаний чрезвычайно широк. Однако самая большая цена – это страдания души, через которые переступает или не переступает человек, сталкиваясь с таким предложением. Господь даёт каждому своё испытание, и испытание «непристойным» предложением, я думаю, не из лёгких. Дай Бог всем, кто столкнётся с ним, пройти его достойно и не предать себя.
Моя работа в этой семье закончилась. Я шла домой, и мне было легко - я больше не попаду сюда.