Далеко-далёко, у края сошедшего на водную гладь лазоревого небосвода, толпились розовые облака и вот, сложились они в журавлиный клин, и разлетелись вдруг, обнажив темнеющий горизонт.
Белый серп луны воссиял на над моей головой и редкая россыпь звезд заморгала синеглазо.
- Красота, - старик Потапыч постучал о камень мундштуком, растёр сигаретный окурок пальцами и рассеял табачную пыль над водой, - озеро в степи - чудо. Так и растворяюсь в степном просторе, пропитанном живой влагой. И вроде нет ни тела, ни мыслей, осязаю природный порядок, будто сам и есть это место.
Я разжег походный примус.
Потапыч бросил нарезанное мясо в котелок и, помешивая его, вскоре приправил репчатым луком.
Мясной аромат вмиг пропитал степной дух, обратившись невероятно благоуханным букетом.
Старик усердно колдовал над парящим казанком и, лишь первый сверчок цвиркнул из прибрежного травостоя, протянул мне деревянную ложку.
- Кулеш, брат ты мой, сваренный в степи, всем блюдам блюдо! Дед мой готовил его отменно. Казаки знали в нём толк, - Потапыч приосанился и, показалось мне, поправил фуражку на голове.
- А сам-то в казаках нынче? - я глянул исподлобья.
Старик откашлялся в кулак.
- Пустое дело, - и бросил ложку на песок. Глаза его сверкнули в лунном свете, и я ощутил совершенного иного человека.
- Я из потомственных, дружище. Не подобает мне учинять ребячьи игры: скакать на палочке верхом и махать прутком над головой, обрядившись черт знает во что.
Он громко дунул в мундштук, вставил в него сигарету и, прикурив, долго, молча глядел на темную, застывшую у берега воду.
Где-то ухнула неведомая мне птица, вдалеке раздался громкий всплеск и вроде месяц качнулся на украшенном звездами небосводе.
Потапыч аккуратно разливал чай высокой, тонкой струёй.
Черный во тьме парящий, он вспенился в стаканах, и место прониклось терпким запахом неведомых мне трав.
Старик отхлебнул напитка и хитро глянул на меня.