Повсюду густым сиропом стояли запахи херсонской акации… Такого вкусного запаха акаций я нигде в мире не встречал! А поездил я, поверьте, не мало. А ещё в это время там, где деревьев меньше, пахло горячим асфальтом. И если по нему идти медленно, то он обнимал сандалики, как мягкие тёплые тапочки.
- Абраша, что ты себе думал, когда принёс мне рибу и пошёл читать?
Дедушка молча снял очки, сложил их в футляр, футляр - в карман брюк, медленно и аккуратно сложил газету и, опираясь двумя руками о стол, начал вставать.
- Ладно, читай, мне Сашенька поможьит винести во двор большую табуретку и миску.
Дедушка достал футляр, из него очки, надел их на край носа, развернул газету. Тишина…
- Наши мужчины всегда должны помогать во всем. Правда, Абраша?
- Вус?! (что?)
- Я говорю правда, Абраша?!
- Правда, - спокойно согласился дедушка. Он всегда соглашался. Даже мне никогда не возражал.
- Ой, вэй! (горе!) Я же забила купить муку! Сашенька, иди возьми у дедышке рубль.
Оторвать деда от чтения могли только внуки и бабушка. Я подошёл и встал рядом с ним. Он снял очки, посмотрел на меня и у меня над головой пронеслось:
- Паша, что?!
- Дай ему рубль, - эхом вернулся ответ.
Дедушка положил очки в футляр, футляр в карман брюк, сложил аккуратно газету, встал, опираясь двумя руками о стол, пошёл в прихожую. Поднял клеёнку на кухонном столе, под которой лежали несколько бумажных и железных денежек. Дал мне оттуда рубль.
- На сдачи батончик себе купи.
Я побежал в магазин. Ходить не любил. Всё детство только бегал. Продавщица свернула из газеты большой кулёк и взвесила мне полкило муки. Батончик я положил в карман брюк, как дедушка кладет очки и, двумя руками держа кулёк, старался бежать обратно. Не очень-то удобно бежать с кульком муки. А бабушка уже чистила рыбу от чешуи и промывала её в миске, куда дедушка только что вылил воду из ведра и уже возвращался от колонки с новым полным ведром воды.
- Бегаешь - это хорошо! Когда-нибудь поймёшь, что самое дорогое, что есть у человека, то, что никто и никогда не сможет ему вернуть – это его время… – дедушка сделал большую паузу,– хотя, с другой стороны, что не сделает разум – сделает время! - дедушка засмеялся, - идём, Сашенька, принесём керогаз.
- Абраша, не засоряй детскую голову! Дай ребенку абицеле (немного) нормальное детство!
Дедушка взял мою руку и мы пошли во двор, где был сарай. Слева стояли ведро в ведре. Видно было, что им очень много лет и они выглядели мято и устало. Ведра ждали зиму, когда в них снова будут насыпать уголь.
- Сильно бы знала твоя баба Паша за своего любимого Иосифа, если би праотец Иаков не давал ему грамоту и мудрость с самого рождения, – как бы разговаривая сам с собой, говорил мне дедушка. Мы вернулись с керогазом к парадной.
- Я не знаю, Сашенька, что на уме у твоего дедышке, и о чём тебе таком важном рассказывал, что не принёс мне из сарая сководку…
- Я сам! – воскликнул я и снова побежал в сарай. Очень любил я быть в сарае, где всегда мало света и самые необычные запахи. Запахи кожи, угля, дров, солидола, керосина… Там даже гвозди пахли! Я вспомнил про батончик. К этому времени он уже стал мягкой шоколадной массой и я съел его самым вкусным и теплым, тщательно вылизывая фольгу.
- Ти что, уголь там ел? - увидела мой шоколадный рот бабушка.
Дедушка смеялся. Он все понял.
– Майн зисенкер (мой сладеький!), - произнёс дедушка наслаждаясь тем, как мне вкусно.
Хек, нарезанный не длиннее спичечного коробка, подлетал над миской в руках у бабушки и равномерно смешивался с солью и перцем. Обваленные в муке кружочки хека ложились в горячее масло на сковороду и быстро жарились на большом огне. А дедушка пока чистил лук. Медленно. Очень медленно дедушка всё делал, но зато после него никогда и ничего переделывать не приходилось.
- Запомни, Сашенька, в книгах есть всегда очень много важного и хорошего для человека. Не во всех, конечно. Ты научишься выбирать книги и друзей. Но должен тебе сказать, что никогда умные мысли не приходят от хорошей жизни. И ещё, запомни: человек жьивёт только тогда, когда заботится о других. И это самая большая радость. Можно сказать, весь смысл!
- Если би не фаршьированная щука, то хек бил би самой вкусной рибкой. Там нет опасных косточек для моих внуков, – приговаривала бабушка, нарезая лук крупными цельными кольцами. - Ми морковочки тоже дадим. Она сладенькая.
Закончив жарить рыбу, бабушка газетой вытерла сковородку и снова налила туда немного подсолнечного масла из старой чёрной бутылки. В масло сыпанула щепотку соли.
- Это будит держать горячее. Соль может остудить горячее, но если её нагреть, то будит ещё горячей. Когда морковочка позолотится, ми лук висипим. И тоже пусть корочкой золотой обрастёт. Потом томатик, соль и немножко сахару.
Говоря это, бабушка положила лавровый листочек, несколько горошин чёрного и душистого перца. Добавила воды. Когда соус закипел, сняла с огня казан.
- Деда, а ты точно иногда говоришь раньше, чем радио. Откуда ты знаешь?
- Вот если я попрошу тебе не бегать по скользкому, а ты не слушаешься, то обязательно сам себе накажьишь. Это не сложно. Люди часто страдают и не знают того, что сами себя наказывают. Нужно просто видеть, что делать правильно.
- Но ведь ты же можешь другим тоже сказать, как нужно делать правильно?
- Мене пока не попросили. Вот даже тебе говорю, чтоби не бежал через дорогу, а ти не слищишь. А что про других людей говорить? Ничего. Люди на то и люди, чтоби учиться.
Бабушка поставила маленькую сковородку, и на сливочном масле чуть прижарила нашинкованный мелко чеснок. С двух сторон улицы уже шли гости. С одной стороны тётя Люба, оперевшись на дядю Изю, с другой стороны – дядя Рахмиль с тётей Бетей. Дедушка не удержался от смеха.
-Зэ! (смотри!) Пока пахло рибой – били кошки, а как запахло жареным чесноком – сбегаются люди!
- Теперь ми висипим в соус этот жареный чеснок. И пусть остынет. Потом виложьим туда рибку, доведем до кипения и немножко, на медленном огне, покипятим и пусть почти остынет. А пока ми будем кушать компот и играть в лото…
Приятного аппетита, ребята!