Он бывает волшебным

Ольга Гаинут
«И даже то, что быть не может, однажды тоже может быть» (Елена Шаго).

У Машиной соседки по парте восьмой день рождения. Девочка по совету мамы пригласила некоторых одноклассников вместе с родителями. Мамы и папы полным составом прийти, конечно, не смогли, в том числе и Машины, однако и без того собралась весёлая компания. Сначала разыграли беспроигрышную лотерею с подарками. Одноклассник захватил с собой маленькую гармошку, с задором заиграл и запел частушки. Взрослые и дети взялись за руки и бегали приставными шагами по кругу. Маша, лёгкая, как пух, едва касалась пола ногами. Ну как славно! И слов не надо!

Еда, торт — дело десятое, привычное. Главное пряталось в другом: общность, родство душ поселились в тот вечер. Маша впитывала добрую ауру, распахнутыми глазами с восторгом смотрела на происходящее.

Столько смеха и веселья свалилось на именинницу и гостей, что, не сговариваясь, решили и в будущем собираться на такие чудесные посиделки с представлениями, с общением, с чаем, конфетами, неожиданными выдумками.

Да уж, праздник у одноклассницы прошёл как надо. Однако ночью Маше не спалось, с грустью перебирала воспоминания из своей короткой жизни и даже всплакнула.
 
- Слёзы исчезнут. Поверь.
Это сказала неизвестно откуда появившаяся кукла в костюме Снегурочки. Только шубка была не синяя, как обычно, а розовая. Девочка пыталась запомнить и другие слова, но уже падала в мягкую перину сна.

***
Неделю спустя, тридцать первого декабря, Маша с мамой готовились к приёму гостей. Чтобы освободить зал, переносили мебель в спальню. Папа работал. Но мама, молодая, сильная и энергичная, сама справлялась с тяжестью. Если надо помочь, семилетняя дочь на подхвате.

- Мама, смотри, одна комната будто объелась и разбухла, а вторая – голодная.
- Ничего, живо накормим.

Маша прыгала, на цыпочках кружилась вокруг стульев. Ей купили новое платье с порхающей воланами юбкой. Девочка - гибкая и худенькая, с тонкими выразительными руками, которые так и летали, как крылья лебедя, когда танцевала. Волосы убирала сама неумелыми ещё движениями, оттого часто то торчали хвостики с неровным пробором на затылке, то один бант непрочно держался на макушке.

Предстоящее торжество казалось волшебной сказкой.

В прошлом году мечтательница не увидела этой сказки. Её отправили ночевать с тремя детьми маминых друзей, Киселёвых, которые жили неподалёку. Толстый Юрка, младший, крутился возле стола и ложками поедал сливочное масло. Одногодка Маши, Ира, или смотрела телевизор, или утыкалась в книжку с картинками. Старшая, Вера, которой было четырнадцать, безвылазно копошилась на кухне. Гостья предложила ребятам побегать в догонялки или включить музыку, но на неё странно посмотрели. Не могла же девочка одна прыгать и смеяться в чужом доме.

Вера разложила диван. На мягкие половины легли Юрка и Ира.  Может, поэтому хозяйские дети сразу уснули, а чуткая Маша ворочалась на жёстком месте посередине, искала удобное положение, пока не вернулись с гулянки хозяева.

Отец сразу же, в пальто и шапке, не стряхнув снег, упал на ковёр перед диваном с детьми и захрапел. Временами вскрикивал, бил ногами в ботинках и скрипел зубами, отчего маленькое сердце не успевшей уснуть девочки вздрагивало и наполнялось страхом.

А мать… Вера только успевала выносить зловонные тазики. Женщина громко кричала, стонала, материлась, порывалась бежать. Издавала звуки, раздирающие не только Машино сердце, но и выворачивающие душу. Сама подросток, Вера утешала мать и не отходила ни на шаг. Маша хотела не дышать и не слышать. Так сильно страдала от мерзкого запаха и безысходности.
 
Едва измученная Вера прикорнула на стуле, склонив голову на дверной косяк маленькой комнаты, где наконец затихла мать, как та поднялась и поплелась, может, на кухню. Однако в темноте не видела спящего мужа, споткнулась и грузным телом придавила худощавого мужчину, тем самым разбудила и разозлила. Муж то ли оборонялся во сне, то ли намеренно, но подмял под себя жену и с ожесточением принялся дубасить кулаками, не разбирая места. Женщина не уступала, отчаянно защищалась.

Перед поражённой гостьей завязалась драка. Маша впервые видела дикое зрелище. Сердце будто толкалось под онемевший язык. Села на коленях в середине дивана, прижала подрагивающие плечи к шее и расставленными ладонями откидывала нечистое, прилипчивое, мерзкое видение. Исчезнуть оттуда среди ночи было невозможно, и знание этого разъедало, разрывало, убивало.

Вера вскинулась, в отчаянии всплеснула руками: «Мама, папа, остановитесь». Бросилась разнимать. Тогда двое потерявших спьяну голову родителей начали лупцевать и Веру. Девушка уже не думала о родителях, а защищала себя. Проснулись брат и сестра. Увидели в полумраке перекатывающийся злобный, рычащий клубок, заревели. Жуткая действительность свела бы с ума и взрослого.

Вдруг Маша увидела яркие цветные круги, предметы медленно закружились, поднявшийся волной страх за себя прошиб ледяным потом. Решение пришло из ниоткуда: не реагировать, расслабиться, обмякнуть, отвернуться, внушить себе, что это не вечно, что кошмар закончится. Опустила голову и среди сумасшедшей обстановки запела песню: «Маленькой ёлочке холодно зимой...». Это отвлекло и подействовало.
 
Как только в окна проник первый еле различимый свет, Машу пронзило, как стрелой: это спасение. Девочка подскочила, оделась, накинула короткую кроличью шубу, закрутила резинку на верх цигейковой шапки, обула валенки и побежала оттуда, как из зачумлённого места. Счастливая, вдыхала вволю морозный воздух и наслаждалась хрустом снега под ногами. Чтобы зайти домой, колотила в дверь, пока опухший отец не повернул ключ. Впустил ребёнка и тут же снова завалился спать.

Дочь бежала с мыслями найти успокоение, тишину, радость. А увидела… картину погрома: вырванный из двери ванной замок, куски разбитой посуды, заваленный объедками стол, затоптанный до черноты пол и валяющиеся кругом бутылки и окурки...

Никто не подошёл, не спросил, почему ни свет ни заря очутилась дома. Никто не порадовался, что маленькая девочка живая и здоровая прошла пусть и короткий путь в предрассветной темноте, когда по улицам шатались пьяные мужики и подозрительные компании.

Маша чувствовала голод. Но уже знала, что для неё, скорее, ничего не осталось. Мама видела смысл жизни в больших компаниях, когда пляшут и поют. Поэтому на каждый крупный праздник собирались пар шесть знакомых по работе, чтобы забыть о буднях и проблемах.

В то утро ничего съедобного девочка не нашла. Мама наверняка не сомневалась, что дочь отдохнёт у друзей, там и перекусит. Если и нет, ничего страшного.

Рассказ о «прекрасном отдыхе» Маши никто не стал бы слушать. Пережитое осело в сознании спрессованным ужасом и душевными страданиями. Когда и на этот год предложили ночевать у Киселёвых, дочь сначала застыла с выражением вселенского горя, а потом закричала, будто испытывала невыносимую боль. Закрыла голову руками и причитала: «Н-е-е-т. Ни за что. Лучше у себя дома. Тут всё знакомое». Ребёнку хотелось, наконец, узнать, какой этот волшебный Новый год.

Однако с приходом гостей Маша ушла в спальню, где негде было даже присесть, не говоря о том, чтобы прилечь. Девочка съехала спиной по холодной бетонной стене, уставилась снизу вверх на мебельных монстров. С каждым часом сильнее захватывало одиночество. Маша заскулила. Страшное чувство безысходности не забылось.
 
В дверь спальни протиснулась мама и втащила, безжалостно сплющив, главное в эту ночь – символ праздника, украшенную ёлку: места для танцев не хватало. Где приткнулась дочь и что делает – не взглянула. Ёлка, хоть и маленькая, но из леса, стала красоваться третьим этажом сверху кресла, стоящего на кровати. У ножек кресла пристроились невесомые пенопластовые Дед Мороз и Снегурочка.
 
Маша присела на корточки перед кроватью. Разглядывала снежное пальто старца, водила пальцем по блестящей шапке Снегурочки и так получилось, что заговорила с ними, будто с живыми. «У Киселёвых страдала, дома оказалось ещё хуже, - горькие слёзы не удерживались на нижнем веке и падали бусинами вниз. Проснулась жалость к себе, и подбородок задрожал. – А как ждала праздника. Мечтала о волшебстве. Нет никакого чуда и волшебства. Придумали. Обманщики».
Не выдержала и открыто заплакала.

***
«Вот хныкать не надо. Ещё чего не хватало», - пожурил Дед Мороз.
Старец погладил девочку по голове. Рука тёплая и мягкая.

Маша ничуть не удивилась, но безумно обрадовалась, что слушают и не убегают. Девочка не считала себя болтушкой, но живые внимательные глаза Деда Мороза развязали язык. Рассказывала о той ужасной ночи в доме маминых знакомых, а сама не верила, что умеет так много и быстро говорить.

- Сегодня и сами видите, бросили одну и забыли. А я люблю танцевать, бегать, смеяться. Как у соседки по парте. У них дома так веселились. Ах, вы же не знаете, сколько там танцевали... - Маша чуть не захлёбывалась избытком слов, глотала окончания, торопилась рассказать как можно больше, боялась потерять единственных слушателей, которые так неожиданно появились.

- Внучка, - лицо всемогущего Деда полыхнуло негодованием, - а ведь наш праздник – семейный. Оттого и страдают дети, что одни вынуждены встречать Новый год. Вот посмотри, малышка, что произойдёт.
Приобнял внучку с русой косой поверх нарядного в переливах цветов костюма, тронул посох, поправил мешок за спиной и… оба исчезли.

***
Маша сидит за столом в зале. Стол чистый, лежит цветная бумага. Разложены клей, ножницы. Рядом пыхтит толстый Юрка. Режет полоски бумаги сестра Ира. Умница Вера помогает. Стараются и дети остальных гостей для празднования Нового года. Родители, трезвые и заботливые, улыбаются, с радостью разглядывают детские поделки. Компания самозабвенно мастерит из колец бумаги цветные гирлянды. Папы, кто повыше, развешивают. Радостный гвалт, улыбки, восторженные взгляды.

Неожиданно гаснет свет. В темноте трепетно колышутся свечи. Под мирное потрескивание фитилей Вера рассказывает сказку. Голос мягкий, приятный, даже волшебный. Комната погружается в таинство, словно превращается в загадочный замок. По стенам мечутся непонятные, но смешные тени.
- Вот здорово, – шепчут взрослые и обнимают детей.
Как сладкая вата тает во рту с приятным послевкусием, так и в сердцах детей и взрослых остаётся, всасывается в каждую клетку память о пережитом удовольствии.

Вдруг зажигается яркий свет. Рядом с ёлкой сидит могучий Дед Мороз и улыбается стройная Снегурочка. Стукает Дед посохом, летит снег, не холодный, но не тает.
- Мешок полон подарков, - зычный голос звенит, как колокол, - выходите баловать стихами и песнями.

Неведомая сила подкидывает Машу. Вот шанс покрутиться в новом платье. Танец «полька» готов. Девочка поднимает боковые края юбки и переменным шагом бегает по кругу, а мельком взглядывает на родителей. Ах, радуются и хлопают в ладоши. Папа с мамой видят только Машу. Этого чуда неистово ждала дочь.
 
Дед Мороз, как тогда в тесной комнате, гладит по голове, кивает в сторону родителей, шёпотом сообщает Маше: «Папа и мама не забудут сегодняшний вечер. Я уж позабочусь». Потом Маша чувствует, как её заботливо и осторожно поднимают сильные руки папы, на щеке остаётся лёгкое прикосновение губ с еле уловимым запахом папирос. Проваливаясь в счастливый сон, девочка думает: «Спасибо, Дед Мороз! Спасибо, Снегурочка! Значит, в книжках не обманывают.  Новый год - волшебный. И чудо случается»

***
Утром мама готовила завтрак в чистой кухне, будто никакого бардака с гулянкой и не было. Посадила дочь на мягкий стул, который раньше занимала сама.
- Завтра пойдём и сделаем модную детскую стрижку, - сказала с улыбкой и потрепала доброй рукой бесформенные космы.
Папа, трезвый, в праздничной одежде, предложил почитать с дочкой книжку. Маша хлопала ресницами, робко принимала непривычное внимание родителей. Предсказания Деда Мороза сбывались.

Под ёлкой ждал подарок. Девочка обхватила щёки ладонями, с удивлением приоткрыла рот и, как статуя, телом повернулась к родителям, спросила глазами: «Мне?».

Дочь наклонилась и достала куклу в наряде Снегурочки. Разглядывала лицо, розовое пальто с блёстками и понимала, что уже видела и лицо, и необычную для зимней гостьи одежду. Хотела чмокнуть в щёку, но вдруг померещилось, что Снегурочка быстро и озорно подмигнула.
Маша никому не сказала. Решила, что это их общая маленькая приятная тайна.